ГЛАВА 1
Хейзел Моутс сидел на зеленом плюше диванчика купе и, чуть подавшись вперед, поглядывал на окно, словно раздумывая, не выскочить ли наружу, а потом стал всматриваться в дальний конец вагона. Поезд мчался среди деревьев, порой расступавшихся, открывая солнце, ярко- красное, застывшее на краю далекого леса. Поближе изгибались и убегали вспаханные поля, а свиньи, возившиеся в бороздах, походили на большие пятнистые камни. Миссис Уолли Би Хичкок, сидевшая напротив, сообщила, что, по ее мнению, ранний вечер, вроде сегодняшнего, — самое приятное время суток, и поинтересовалась, согласен ли он. Это была толстуха в платье с розовым воротничком и манжетами; короткие ноги грушами свисали с сиденья, не касаясь пола.
Он бросил на нее взгляд и, не ответив, снова наклонился вперед, вглядываясь в дальний конец вагона. Соседка обернулась, проследив за его взглядом, но обнаружила лишь возившегося в проходе ребенка, а в самом конце проводник отпирал отсек с постельным бельем.
— Вы, наверное, домой едете? — Она опять повернулась к Хейзелу Моутсу. На вид ему было чуть за двадцать, но на коленях лежала черная шляпа с твердыми широкими полями, под стать скорее пожилому сельскому проповеднику. На рукаве ярко-голубого костюма болтался ярлычок с ценой.
Он не ответил; его внимание по-прежнему приковывало что-то за ее спиной. У его ног лежал армейский рюкзак, и она решила, что он был в армии, отслужил и теперь возвращается домой. Ей хотелось узнать цену костюма, обозначенную на ярлычке, но вместо этого она посмотрела ему прямо и глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь. Они были темно-карими и сидели глубоко, упрямый лоб — гладок и резко очерчен.
Неожиданно почувствовав усталость, она перевела взгляд на ценник. Костюм обошелся ему в 11 долларов 98 центов. Она решила, что цена подходящая, и снова посмотрела ему в лицо, словно пытаясь защититься. Его нос походил на клюв хищной птицы, по бокам рта залегли длинные вертикальные складки; волосы выглядели так, словно их постоянно приминала тяжелая шляпа, но больше всего привлекали внимание глаза. Они запали так глубоко, что казались ведущими в неизвестность туннелями, и она наклонилась еще ближе, пытаясь в них заглянуть. Он вдруг резко повернулся к окну и почти так же быстро снова стал разглядывать то же, что и раньше.
Смотрел Хейз на проводника. Когда он садился в поезд, проводник стоял в тамбуре — полный мужчина с круглой желтой лысиной. Хейз остановился, и проводник скользнул по нему взглядом, определяя, в какой вагон он собирается сесть. Но он не трогался с места, пока проводник не произнес раздраженно:
— Налево, налево…
— Да, — произнесла миссис Хичкок, — в гостях хорошо, а дома лучше.
Хейз мельком взглянул на нее: плоское лицо, красное под копной рыжих волос. Она села двумя остановками раньше. Он никогда прежде ее не встречал.
— Схожу поговорю с проводником. — Он встал и направился в конец вагона, где проводник заправлял спальное место. Остановился рядом, прислонившись к ручке сиденья, но проводник не обернулся — он вытягивал полку из стенки купе.
— Сколько времени надо, чтоб застелить одну?
— Семь минут, — ответил проводник, не глядя на него. Хейз сел на ручку сиденья.
— Я из Истрода, — сказал он.
— Это на другой линии, — буркнул проводник. — Вы перепутали поезд.
— Я еду в город. Я только сказал, что вырос в Истроде. Проводник ничего не ответил.
— Истрод, — громче повторил Хейз. Проводник резко опустил шторку.
— Хотите, чтобы я вам сейчас постель расстелил, или чего вы тут встали?
— Истрод, — сказал Хейз. — Возле Мэлси. Проводник стал поправлять край чехла на сиденье.
— А я из Чикаго, — ответил он и поправил другой край. Он наклонился, продемонстрировав затылок с тремя складками.
— Вот как? — недоверчиво откликнулся Хейз.
— Уберите ногу из прохода. Кто-нибудь пойдет и споткнется. — Проводник неожиданно повернулся и, протиснувшись мимо, двинулся прочь.
Хейз поднялся и застыл на несколько секунд. Его словно держала веревка, приделанная к спине посередине, а другим концом привязанная к потолку вагона. Он смотрел, как проводник уверенно шагает по проходу и исчезает в другом конце. Хейз не сомневался, что это — негр Паррум из Истрода. Он вернулся в свое купе и, ссутулившись, сел, поставив ногу на трубу, тянувшуюся под окном. Истрод заполнил его мысли, вылился из головы, захватив пространство пустых полей, темнеющих вокруг поезда. Хейз видел два дома, ржавого цвета дорогу, несколько негритянских лачуг, амбар и лавку с облезшей красно-белой рекламой нюхательного табака на стене.
— И едете домой? — спросила миссис Хичкок.
Он угрюмо посмотрел на нее, сжав края черной шляпы. Нет, не домой. Резкий гнусавый голос выдавал уроженца Теннесси.
Миссис Хичкок сказала, что тоже едет не домой. Она сообщила, что в девичестве ее звали мисс Везерман и едет она но Флориду навестить замужнюю дочь Сару Люсиль. Раньше у нее никогда не хватало времени на такие долгие путешествия. Так уж бывает в жизни — одно за другим, время летит, и не поймешь уже, старый ты или еще молодой.
Хейз готов был сказать, что она — старуха, если ей так хочется знать. А вскоре вообще перестал ее слушать. Проводник прошел мимо, не глядя на них. Миссис Хичкок потеряла нить беседы.
— Наверное, едете навестить кого-нибудь?
— Еду в Толкинхем. — Он откинулся на спинку и посмотрел в окно. — Никого там не знаю, но надо кое-что сделать… Надо кое-что сделать, чего раньше не делал никогда, — добавил он, косо на нее посмотрел и чуть скривился.
Она сказала, что в Толкинхеме знает Альберта Спаркса — это зять ее золовки, и он…
— Я не из Толкинхема,— сказал Хейз.— Просто еду туда, вот и все.
Миссис Хичкок продолжала говорить, но он оборвал ее:
— Этот проводник родился там же, где и я, а говорит, что из Чикаго.
Миссис Хичкок сказала, что знала человека, который жил в Чи…
— Каждый может ездить, куда ему вздумается, — ответ тил Хейз. — Вот и все тут.
Миссис Хичкок сказала, что время летит невероятно быстро. Она не видела своих племянников целых пять лет и не уверена, узнает ли их при встрече. Их трое Рой, Баббер и Джон Уэсли. Когда Джону Уэсли было шесть лет, он написал ей письмо: «Дорогая мамулечка…» Он называет ее мамулечкой, а ее мужа — папулечкой…
— Наверно, считаете, что все грехи искупили? — спросил Хейз.
Миссис Хичкок схватилась рукой за воротничок.
— Наверно, считаете, что все грехи искупили? — повторил он.
Она залилась краской. Чуть подумав, ответила, что да, жизнь — вдохновение свыше, а затем сообщила, что проголодалась: не хочет ли он сходить с нею в вагон-ресторан? Он надел свою свирепую черную шляпу и пошел за ней.
Ресторан был полон, люди ждали у входа. Полчаса они с миссис Хичкок простояли в очереди, покачиваясь в тесном тамбуре и поминутно прижимаясь к стене, чтобы кого-нибудь пропустить. Миссис Хичкок разговорилась с соседкой. Хейзел Моутс разглядывал стену. Миссис Хичкок рассказала женщине о своем шурине, который работает в системе городского водоснабжения в Тулафолсе, штат Алабама, а та, в свою очередь, поведала историю своего двоюродного брата, заболевшего раком горла. Вскоре они подошли к двери вагона-ресторана и смогли заглянуть внутрь. Официант рассаживал посетителей по местам и раздавал меню. Он был белый, с сальными черными волосами и в таком же сальном черном костюме. Официант кивнул, миссис Хичкок и ее собеседница вошли, Хейз двинулся за ними. Но официант остановил его.
