означало, что они мертвы. Но как они попали сюда?
– Пора мне внести свой вклад, – сказала Дон, вставая.
– Ты должен увидеть это, – сказал Такахаши.
Идя следом за женщиной в купальном халате, Майк увидел, что из её левого кулака торчат мокрые хвостовые перья. Дон подошла к груде в углу раздевалки и швырнула свою колибри поверх других.
– За By, – сказала она.
Майк задумался, как переводчица объяснила бы этот ритуал. Он сомневался, что она смогла бы найти слово для этого. Странно, что она так неожиданно куда-то пропала. И действительно, куда она могла подеваться?
– На что это похоже? – спросил он у Дон. – Душ?
– Ну… Это больно, как черт знает что. Будто тебе втыкают иглы по всему телу. – Майк вздрогнул. – А потом, если ты не в первый раз, ты вспоминаешь, как ты влип в эту херню.
– А если в первый? – спросил Майк. Дон посмотрела на Кио.
– Рассказать ему? Кио пожал плечами.
– Рано или поздно он все равно узнает.
– О'кей. Ну, в первый раз… похоже, им нужно время, чтобы переписать все данные. В первый раз труднее вспомнить. Это как будто… как будто туман повсюду вокруг.
Туман, вспомнил Майк. Джунгли. Полет в Лос-Анджелес, который он не мог вспомнить.
– Потом, если ты по-настоящему стараешься и держишься крепко, ты вспоминаешь конец своей жизни. Потом ты ссышь – так долго, как никогда не ссал за всю свою жизнь, – она зевнула. – А потом… у тебя встаёт так, как никогда не стоял, – она улыбнулась Майку своей белозубой улыбкой. – Хочешь, перепихнемся с тобой как-нибудь потом.
Кио ухмыльнулся.
– Дон! Опять белое мясо!
Дон расхохоталась и легонько шлёпнула Кио по плечу.
– Да у него их были миллионы!
Люсинда Уильямс. Вот кого Дон ему напоминала. Эту долговязую и хрупкую исполнительницу кантри, с откро-243
венным, сексуальным, слегка гнусавым голосом. Которая всегда говорила только правду. Он любил её песни.
– Стоило ли оно того? – спросил Майк. Она не колебалась.
– Для By? Каждая чёртова секунда!
ГОСПИТАЛЬ
– Начало пятидесятых. Я кончаю медицинское училище. По уши в долгах. И вот мой старый профессор вербует меня работать на правительство. Клиндер, говорит, ты нам нужен. – Клиндер сидел напротив Дэниела, откинувшись на спинку стула в комнате для совещаний; его бумажная пижама шуршала, его ноги в теннисках одна на другой торчали на столе между ними. – Серьёзный проект, – сказал он, наслаждаясь своим монологом. – Совершенно секретно, – он почесал ногу сквозь красно-зелёный полосатый носок. – НЛО.
– Почему вы? – спросил Дэниел.
– Дети, птицы и гипноз – моя специализация. Пришельцы повсюду – заполоняют нашу атмосферу, летают над нашими городами. Их невозможно проследить; самое большое, что мы можем увидеть – это клочок тумана на радаре. Правительство, официально отрицая, что ему о них что-либо известно, разумеется, отчаянно пыталось войти с ними в контакт, – Клиндер переложил ноги. – Ничего не помогало. Пока они не наткнулись на гипноз. Дети под гипнозом могли общаться с ними и передавать информацию. Несколько лет я отрабатывал этот метод.
– Дети? – переспросил Дэниел с сосущим ощущением в животе.
– Ну да, они – самый подходящий объект. Податливые. Открытые для внушения. Видишь ли, человек под гипнозом как бы раздваивается. Два сознания в одном мозгу. Одно выполняет указания. Другое наблюдает, но не имеет воли к действию – оно может только вспомнить все потом, и то только в том случае, если получит разрешение.
– Дети?
– Дэниел. Ты должен понять. Самая важная работа в мире! И они предлагали её мне! Неограниченный бюджет для исследований. Никакой бюрократии. Полномочия руководителя самого секретного проекта в стране: синяя книга[56]. Я не должен был ни перед кем отчитываться. Авиация, армия, разведка. Для осуществления всех практических задач они работали на меня! Да учти ещё, в какое время это все происходило – люди жили тогда довольно скудно, уж поверь мне. И все это собралось одно к одному. Они давали мне шанс, какой выпадает один раз в жизни! Спасти планету! Скажи, что я должен был делать? Чего от меня ждали? Что я скажу «Нет, спасибо»?
– Дети?
– Да. – Клиндер вздохнул, по всей видимости разочарованный тем, что Дэниел не разделяет его восторга. – Такова была ставка. Мы перепробовали кучу детей. Но с вами, ребята, мы по-настоящему сорвали банк.
– Что?
– Они хотели, чтобы я провёл кое-какие эксперименты. Совершенствовали свою методику создания копий, как я понял позднее. Вы двое были безупречными объектами, – Клиндер мечтательно посмотрел в потолок.
Что вы сделали с нами, доктор? – подумал Дэниел. – Что?
Клиндер, кажется, наконец заметил выражение его лица.
– У нас был не такой уж богатый выбор, Дэниел. Они были как боги, требующие жертвы. Они сказали, что наступит конец света, если мы не отдадим вас.
– Жертвы? Клиндер сглотнул.
– Это был всего только месяц. Помнишь то лето, когда Майк жил с родственниками в Буффало, а ты лежал в госпитале с ангиной?
У Дэниела начался приступ кашля.
– В любом случае это была просто история для прикрытия, – признался Клиндер. – На самом деле вы были на их корабле.
На их корабле.
Боже мой, это было так долго?
Возможно, именно отсюда и происходила его плохая память. Эксперименты пришельцев. Провал во времени.
Ему было всего лишь восемь лет.
Боже мой.
Его тошнило при мысли об этом. Госпиталь. Воспоминания были бессвязными, их было трудно как-то упорядочить – словно понятия-магниты в творении какого-нибудь поэта-экспериментатора – отдельные, случайно выбранные слова, которые требовалось сложить вместе, как кирпичи, чтобы они имели смысл. Уколы. Ноги медсёстры. Шаги доктора. Белая повязка у доктора на лице. Игла. Мокрая постель. Ремни. Пряжки. Отдалённые крики детей в соседней палате. Дети никогда не переставали плакать. И эта неоновая вывеска за окном. Изматывающе незавершённая. Вспыхивающая снова и снова.
