детской повышенный интерес.
– С тех пор, как Катерина от меня ушла, я здесь ничего не трогал, – проговорил я жалобно. Слишком жалобно.
Отец задумался.
– Ушла? По-моему, ты говорил, что она забрала машину.
Никто лучше престарелого родителя не умеет обратить внимание на самую несущественную деталь.
– Ладно, не ушла, а уехала.
– А ты где был?
– Грузил барахло из своей квартиры, чтобы перевезти его сюда.
Еще одна задумчивая пауза. Что-то его тревожило – но вовсе не крушение сыновьего брака.
– Так как же она взяла машину?
– Что?
– Как она взяла машину, если ты грузил в нее вещи?
Я изнуренно вздохнул, давая понять, что этот вопрос не имеет отношения к делу.
– Я нанял фургон.
– Понятно. – Пару секунд отец обмозговывал этот факт. – Выходит, ты знал, что ей понадобится машина, чтобы отвезти детей и вещи к своей матери?
– Нет, разумеется, ничего такого я не знал, иначе попытался бы ее остановить.
– Тогда почему ты вывозил вещи из квартиры не на своей машине? «Астра» довольно вместительный автомобиль, к тому же – пикап.
– Послушай, какая разница? Барахла было много; на машине пришлось бы сделать два захода.
Отец молчал, и мы перешли в соседнюю комнату – в нашу спальню. Я слегка смутился, осознав, насколько женское там убранство: одеяла в цветочек, туалетный столик накрыт салфеткой – теперь, когда я спал здесь один, все это выглядело неуместным.
– А это дорого – нанять фургон?
– Что?
– Фургон для перевозки вещей стоит дорого?
– Почем я знаю? Миллион. Папа, при чем тут фургон?
– А ты, случаем, не взял его в длительный прокат? Может, ты на нем теперь ездишь, раз Катерина забрала машину?
– Нет, не брал я в прокат этот долбаный фургон!
Хотя жаль, что не брал, не то задавил бы папашу.
Мое раздражение усиливалось тем, что я не мог не винить отца за уход жены. Верный себе, папа недавно оставил свою подружку ради другой подружки – помоложе. Джоселин жутко расстроилась: должно быть, нелегко оказаться брошенной в пятьдесят девять лет, да еще лишь потому, что тебе не пятьдесят четыре. В приступе ярости она переправила Катерине мое пространную исповедь – дабы показать, сколь ненадежны мужчины из рода Адамсов.
Возможно, именно поэтому папа избегал разговоров о случившемся. По телефону я спросил, прочел ли он мое письмо.
– Ну да, конечно, – весело ответил он.
– Ну и что ты думаешь?
Отец не мешкал ни секунды:
– Твой почерк заметно улучшился, ты не находишь?
Но теперь мне требовались подробности: как именно Джоселин обнаружила письмо, обыскала ли она его карманы, залезла в ящик его стола или как-то еще? Я уже собирался устроить папе допрос, но он сказал:
– Жаль, что ты не пригласил меня несколькими неделями раньше. Было бы приятно встретиться с Катериной и детьми.
Да, жаль, подумал я. Тебе, видите ли, жаль, что от меня ушла жена с детьми. Какая досада. Бедный папа, бедный ты, бедный.
– Да, жаль, что Джоселин прочла письмо, адресованное тебе, иначе Катерина с детьми до сих пор были бы здесь.
– Ха. А ведь точно! – воскликнул отец, словно я выиграл очко на школьном диспуте.
– Она что, обшарила твои карманы?
– Что ты имеешь в виду?
– Джоселин. Как она добралась до моего письма? – Последовала пауза. До папы начало доходить: похоже, он поступил так, как поступать вовсе не следовало.
– Не… я… показал его ей.
