— Наверху нет камина, мистер умник.
Он вынужден был засмеяться. Он засмеялся и налил себе рюмку и как раз закрыл пробкой бутылку, вокруг горлышка которой болтался на цепочке ярлык: «Шотландское виски», когда миссис Грейди внесла большой поднос с завтраком. Ему хотелось помочь ей, но будь он проклят, если это сделает.
— Может, она уснула, я могу пойти взять газету, — предложила миссис Грейди.
— Спасибо, не надо, — отказался Джулиан.
Он подозревал, что Кэролайн не только не спит, но слышит каждое его движение с той минуты, как он встал. Она снова постелила себе в комнате для гостей.
— К обеду придете?
— Нет, — ответил Джулиан не задумываясь.
— А как быть с вином для сегодняшнего вечера?
— О господи, я совсем забыл о нем, — сказал Джулиан.
— Миссис Инглиш велела, чтобы вы оставили чек за виста и шампанское. Их доставят нынче днем.
— Сколько, она не сказала?
— Она велела не писать в чеке сколько. Она сама проставит сумму, когда придет Греко.
Греко. Разговор еще предстоит. Необычным было и то, что Кэролайн потребовала выписать чек. У нее были свои деньги; в данный момент больше, чем у него. У нее были свои деньги, и обычно, когда они ждали гостей, она сама расплачивалась за вино при доставке, если была дома, а потом брала деньги у него. Для такого вечера, какой предстоял сегодня, где будут и его и ее гости, он обычно платил за вино, а она за все остальное. Хорошо бы, если бы сегодня не было никаких гостей.
Он позавтракал и поехал в «Джон Гибб-отель», где каждое утро ему чистили ботинки. Но Джона, негра, который держал монополию на чистку ботинок, на месте не оказалось. «Он сегодня еще не приходил, — объяснил один из парикмахеров. — Наверное, чересчур повеселился вчера, как и большинство из нас». Джулиан с подозрением взглянул на парикмахера, но у того, по-видимому, никакой задней мысли не было, да и вряд ли, решил Джулиан, его вчерашнее поведение будет предметом обсуждения в парикмахерской. С ним были его друзья, а они сплетничать в парикмахерской не будут. Но идя обратно к машине, он припомнил, что вчерашний вечер был вторым из двух его подвигов, а поэтому весьма вероятно, что парикмахеры и все прочие слышали про ссору с Гарри Райли. «Господи боже!» — пробормотал он, припоминая. Этим утром он начисто позабыл про Гарри Райли.
Он передумал ехать прямо в гараж. У Гарри была контора в здании банка, и он решил сначала посетить Гарри. Банк находился всего в двух кварталах от отеля, и, если даже полицейский оштрафует его за то, что он оставил машину в неположенном месте, и он не сумеет с ним договориться, двух долларов не жаль, чтобы уладить недоразумение с Гарри.
В некоторых местах тротуар был совсем очищен от снега, в других — проложена лишь узкая тропка, которую приходилось уступать женщинам, и ботинки его промокли. Он снова стал злиться. Перед входом в ювелирный магазин он встретил Ирму.
— Привет, Джулиан, — сказала она.
— Здравствуй, Ирма, — ответил он и остановился.
На ней была енотовая шуба, а под мышкой несколько свертков. По-прежнему стоял такой холод, что даже на близком расстоянии одну женскую фигуру было трудно отличить от другой, и лишь совсем рядом она превратилась в Ирму Доан или, по крайней мере, в Ирму Флиглер: все еще хорошенькую, хотя и чуть полноватую. Но полнота ее не портила. Было ясно, что она больше не располнеет, не превратится в толстуху. У нее были красивые ноги и руки. Даже сейчас, когда на руках были перчатки, помнилось, какие красивые у нее руки.
— Хороший пример ты показала молодым матерям вчера, — начал Джулиан.
Он понимал, что говорит не то, но надо же было как-то упомянуть прошлую ночь. Лучше самому упомянуть, чем все время думать о том, как бы не всплыла эта тема.
— Я? Да что я делала? Ты сошел с ума, Джулиан.
— Ладно, ладно, Ирма. Думаешь, я не помню, как ты утащила у тромбониста его шляпу?
— Ты шутишь! С тобой всегда приятно поговорить, но вчера ты был ужасно пьян. Нормально добрался до дома?
— Вроде бы, — ответил он. И быстро прибавил: — Меня стало немного мутить, давно уж так не бывало, да я еще танцевал, вот и пришлось выйти на улицу.
— А! — сказала она. Может, она и поверила ему.
— Я заснул в машине как убитый. По-моему, я танцевал с кем-то из вашей компании, — продолжал он. Может, и поверит.
— Нет, не из нашей. Наши, наверное, и рады были бы, но ты выбрал эту певицу.
— Какую певицу?
— Элен Хольман. Она поет в «Дилижансе».
— О господи, оказывается, дело еще хуже, чем я предполагал. Надо будет послать ей цветы. А мне казалось, что это была Фрэнни. Я помню, что разговаривал с ней.
— Фрэнни была в «Дилижансе», но ты с ней не танцевал, — объяснила Ирма. — У нее и своих неприятностей хватает.
— До свидания, — сказал Джулиан.
— Всего хорошего, — отозвалась она.
Он пошел дальше, терзаясь тем, что вел себя крайне глупо и что Ирма не поверила ни единому слову его надуманного объяснения: он, мол, удалился с Элен, потому что почувствовал себя плохо. Но он знал одно: что бы он ни натворил, Ирма на его стороне. Ему всегда нравилась Ирма. Она была самой хорошенькой в школе, и в те дни, когда он еще был совсем мальчишкой и хороводился с Бутчем Дорфлингером, Картером Дейвисом и другими ребятами, она уже стала взрослой. Она преподавала в воскресной школе и не ябедничала на него, когда он пропускал занятия ради бейсбола. Хорошо бы рассказать ей про все свои беды, подумал он, чувствуя, что если есть на свете хоть один человек, с кем можно было бы поделиться, так это Ирма. Но она была миссис Лют Флиглер, женой одного из его служащих. Этого не следует забывать, сказал он себе.
На лифте он поднялся в контору Гарри Райли.
— Здравствуй, Бетти. Босс у себя?
В конторе у Гарри Бетти Фенстермахер исполняла обязанности стенографистки и сидела на коммутаторе. Она была в близких отношениях с Джулианом и еще, по крайней мере, с десятком его приятелей в те годы, когда им всем было по девятнадцать — двадцать лет.
— Привет, Джу, — отозвалась она. — Да, он здесь. Ты что, не слышишь его голоса? Собирается в отъезд, можно подумать, будто он сроду не уезжал. Доложить, что ты пришел?
— Да, пожалуй, лучше доложить. Куда он едет?
— В Нью-Йорк, — ответила она и, нажав кнопку, сказала: — Мистер Инглиш хочет видеть мистера Райли. Можно ему войти?
В эту минуту в дверях в пальто и шляпе и с саквояжем в руке появился Гарри.
— Я вернусь самое позднее ко вторнику, — говорил он. — Позвоните миссис Горман и скажите ей, что я успел на поезд. — Он повернул голову, и впервые Джулиан мог полюбоваться синяком, украшавшим — лучше слова не подыскать — физиономию Гарри. Лед, по-видимому, ударил его по скуле, и под глазом набухло сине-черно-красное пятно. — А, это ты, — сказал Гарри.
— Да, я думал, что могу прийти…
— Послушай, у меня нет ни минуты. Я должен успеть на десять двадцать пять, а осталось минуты четыре. Я вернусь на следующей неделе.
И он выбежал из комнаты. Джулиан решил было поехать с ним на станцию, но потом отказался от этой идеи. Что можно объяснить человеку, у которого осталось до поезда четыре минуты? Погруженный в собственные мысли, Джулиан краем уха услышал, как Бетти Фенстермахер по собственному почину позвонила на станцию и попросила задержать поезд, и, когда она закончила разговор, спросил:
— А что случилось?
— Не знаю. Я слышала только, он разорялся насчет слияния железных дорог. Можно подумать, что это слияние — его рук дело, такой здесь с утра стоял крик и шум. Говорят, это ты, Джу, подбил ему глаз. А что
