«Скорейшего выздоровления!» Да тебе самому впору пожелать скорейшего выздоровления. Может быть, мне все-таки следовало ответить на его последний вопрос? И почему я решила хранить молчание? Я просто дура. И спохватилась слишком поздно.
Жара стоит удушающая. Самый настоящий июль. Я лежу в тени, в обвитой зеленью беседке, заботливо устроенная на специальной, поглощающей влагу, подушке. Иветта собрала мне волосы на затылке в «конский хвост» — терпеть этого не могу, но она не потрудилась поинтересоваться моим мнением на сей счет. У меня такое ощущение, будто я страшно похудела. Так что с убранными назад волосами, бледным, измученным болезнью лицом я, должно быть, куда больше смахиваю на вампира, нежели на топ- модель.
Однако, судя по всему, у Поля мой вид отнюдь не вызывает отвращения. Ведь он тоже заходил к нам несколько раз — приносил фрукты, испеченный Элен пирог; приводил Виржини, которую Иветта обещала сводить в кино… А вчера он положил мне руку на плечо и тихонько сказал: «Понимаю, что мои слова могут показаться жестокими, но иногда я завидую вашему одиночеству, ибо подчас меня охватывает желание точно таким же образом уйти от этого мира». Прекрасно, просто потрясающе — давайте-ка поменяемся местами, да поскорее! Увы, подобное невозможно. Я так и осталась сидеть, прикованная к своей инвалидной коляске, а он встал на ноги, дружески сжал мне плечо и ушел.
И вот теперь я вспоминаю об этом, изнывая от жары под зеленым сводом беседки. Иветта занята приготовлением фруктового супа. Мы приглашены на вечеринку с жареным на вертеле мясом, и она не хочет идти туда с пустыми руками.
Да, дела обстоят именно так: я теперь отнюдь не персона, исключенная из общества — Элен и Поль познакомили меня со своими друзьями; это молодые супружеские пары из тех, что имеют свой земельный участок с бассейном и обожают играть в теннис; они дружно приняли меня в свою компанию. Отныне я Новый Фетиш Зоны Нового Городского Строительства Буасси-ле-Коломб. Понятия не имею, почему эти люди так мило ко мне относятся. Может быть, терпеливо снося мое присутствие, они начинают чувствовать себя добрыми и милосердными? Тот факт, что выгляжу я не так уж омерзительно, безусловно, сыграл во всем этом немалую роль. Я не пускаю слюну, не дергаюсь в конвульсиях и не имею привычки дико вращать глазами. Скорее, нечто вроде Спящей Красавицы, навеки прикованной к своему «трону». Поэтому они повсюду таскают меня с собой и частенько даже ко мне обращаются. Так — маленькие фразы, сказанные как бы между прочим, за которыми кроется дружеская забота. Я уже научилась узнавать их по голосам и мысленно составила себе их «портреты».
В числе самых близких друзей Фанстанов — супружеская чета Мондини, Клод и Жан-Ми; он — инженер, она — член католической благотворительной организации. Когда я слышу ее голос, то представляю себе энергичную жизнерадостную молодую женщину, чуть скованно ведущую себя на публике; еще мне почему-то кажется, что она регулярно бегает трусцой. А энтузиазм, который неизменно звучит в голосе Жан-Ми, наводит на мысль о том, что он желает производить впечатление человека простого и симпатичного. Голос у него довольно красивый — на досуге он поет в хоровом обществе. У них трое очень воспитанных детишек — два мальчика и девочка. А еще одна пара — Бетти и Маню Кэнсон — совсем другого рода: они «живут в ногу со временем», то бишь обожают тяжелый рок, знают все рок-группы, употребляют исключительно наимоднейшие словечки, увлекаются лечением морским воздухом и купаниями, буерным спортом и макробиотикой — то есть диетами, способствующими продлению жизни. Маню занимает какую-то весьма ответственную должность в «Эр-Франс», Бетти содержит лавочку роскошных подержанных вещей неподалеку от Версаля. Маню, как мне кажется — маленький коренастый бородач. А у Бетти, наверное, этакое «кошачье» лицо, пышная кудрявая шевелюра; еще, по-моему, она имеет привычку носить довольно просторные платья. Особое место среди друзей Фанстанов занимают Стеф и Софи Мигуэн. Их семьи особенно близки. Стефан — предприниматель в области строительного бизнеса, Софи нигде не работает. По словам Элен, их вилла — самая роскошная в наших краях. Низкий голос Стефана — настоящий бас — звучит весьма впечатляюще, а от взрывов его хохота я едва ли не вздрагиваю. Он всегда все опрокидывает: бутылки вина, бокалы, тарелки — ну прямо какое-то огромное животное; то и дело слышишь: «Стеф, в настоящий момент ты стоишь на моей ноге, и она вот-вот превратится в лепешку», или: «Стеф, ты не мог бы поиграть с детьми в „коммандос“ где-нибудь в другом месте, а не под столом?» Софи куда более сдержанна, у нее несколько жеманный голос; я воображаю ее себе этакой кривлякой, всегда одетой в костюмы «под Шанель», с безупречно подкрашенным заостренным лицом. Хотя я и не имею возможности участвовать в их разговорах, я все же отнюдь не скучаю в этой компании. Развлекаюсь тем, что подбираю лица к голосам. Всякий раз, будучи приглашена на очередную вечеринку, я меняю им глаза, волосы — как если бы мне нужно было составить их фотороботы.
Виржини вот уже две недели как в детском лагере отдыха. Сегодня она должна вернуться. Элен рассказала мне о том, что комиссар Иссэр явился было в очередной раз порасспрашивать Виржини, но та уже ехала в автобусе по направлению к Оверни. Он сказал, что в таком случае повидается с ней по ее возвращении. Надо полагать, это было не так уж и важно. Теперь я сама не знаю, что и думать по этому поводу. Все эти истории с убийствами кажутся сейчас такими далекими. Несмотря ни на что все вокруг думают лишь о том, как бы получше развлечься, воспользовавшись наступившим летом.
Да и я тоже, наверное, развлекаюсь — на свой лад. Ибо после долгих месяцев постоянного и поистине кошмарного пессимизма у меня наконец возникло такое ощущение, будто я вновь оживаю. Я слушаю, как другие о чем-то говорят, смеются — и это немножко похоже на то, будто я сама делаю то же самое. Причем все они очень мило ведут себя с этой набитой опилками куклой Андриоли. Элен, например, даже сказала, что Софи Мигуэн не на шутку страдает ревностью с тех пор, как Стеф — ее муж — как бы между прочим заявил, что я — «самая восхитительная особа в этом дрянном городишке». Наверняка он тогда был в достаточной степени пьян, но все равно приятно.
«Вот увидите! Вы еще немало натворите бед, когда выздоровеете!» — шепнула мне как-то Элен. Скажет же тоже — «Выздоровеете»! Но ведь я отнюдь не больна, нет; я — вне игры, полный аут, ни на что не годна; никакими улучшениями пока что и близко не пахнет. Палец, палец — и ничего, кроме пальца. При мысли, что этот несчастный палец — все мое будущее, мне просто худо делается. Нет, долой плохие мысли, подумаю-ка лучше о предстоящей вечеринке.
По вискам у меня струится пот. Иветта — в кухне. Сама я никак не могу вытереть его, а это ужасно неприятно. Ну вышла бы оттуда хоть на минутку — взглянуть на меня.
Ага! Слышу шаги! Наконец-то. А то я уже буквально задыхаюсь здесь от жары.
Но что это? Такое впечатление, будто она тихонько подкрадывается ко мне — чуть ли не на цыпочках.
Внезапно резко звонит телефон.
— Алло? Да, конечно же, к семи…
Иветта разговаривает по телефону. Иветта… Но если Иветта у телефона, то кто же тогда подкрадывается ко мне по садовой дорожке?
Элен? Поль? Мне решили устроить какой-то сюрприз?
Кто-то щекочет мне шею сорванным с дерева листком.
Ненавижу такого рода шутки. Чувствую чье-то разгоряченное тело — совсем рядом. Запах пота — незнакомый мне запах. Иветта все еще болтает по телефону. Меня охватывает страшное раздражение. Ненавижу розыгрыши; тем более, они неуместны по отношению к человеку, оказавшемуся в положении, подобном моему. Мне совсем не смешно — мне почти уже страшно.
Что-то касается моей руки. Нечто тонкое, с заостренным концом. Похоже на остро заточенную палочку или… Неужели иголка?
Что еще за идиотские выходки?
Эта острая штуковина вроде бы рисует что-то на моей руке. Но это же… Да, точно: это буква «Ш». Буква «Ш». Следует пауза, затем — еще одна буква. «Л». Да, я вполне уверена: «Л». А теперь — «Ю». Ш. Л. Ю… «Шлю привет»? Ничего подобного, ибо теперь это — «X»! Ш. Л. Ю. X. — Господи, что все это значит? Иветта, где же ты, Иветта! Я слышу чье-то дыхание. Тяжелое дыхание. Отвратительно! Мне омерзительна эта идиотская игра! Ну вот: теперь, как и следовало ожидать — буква «А»; ну-ну, очень весело!
Ой! Он уколол меня! Этот негодяй меня уколол, и очень больно! Иголка, наверное, вошла мне в кожу на сантиметр — не меньше! Мне страшно. Неужели он так и будет меня колоть? О, нет! Теперь он проводит
