можно так выразиться. Разумеется, не забывая и о покойном Стефане Мигуэне. Выглядите вы сейчас несколько озадаченной, и я прекрасно вас понимаю. Не слишком-то приятно размышлять о том, что кто-то из близких вам людей психически болен да к тому же еще и опасен. Впрочем, следствие по этому делу будет закрыто в самое ближайшее время. Мы просто вынуждены признать Мигуэна виновным, так как все факты свидетельствуют против него. Однако меня подобный результат отнюдь не удовлетворяет. И я хочу, чтобы вы об этом знали. Ибо искренне убежден в том, что, поступая подобным образом, мы оставляем резвиться на свободе самое настоящее чудовище, действительно совершившее все эти преступления. И мне лично, — продолжает он своим хорошо поставленным голосом, — было бы намного спокойнее, если бы вы уехали куда-нибудь на зиму. Допустим, к вашему дядюшке. Хотя, разумеется, это вам самой решать. Что ж, очень приятно было с вами пообщаться. А теперь мне пора.
Несколько странное, пожалуй, представление о человеческом общении; ну да ладно, вряд ли стоит привередничать.
— До свидания, до скорой встречи. До свидания, мадам, — бросает он в сторону кухни, не получив оттуда, впрочем, никакого ответа.
Слышно лишь, как за инспектором закрывается дверь. Я остаюсь одна; в голове у меня вертятся три только что названных имени. Жан-Ми, Поль, Жан Гийом. Один из них — убийца. И он по-прежнему на свободе. Поль! Все свидетельствует против него!
Если бы я только не была прикована к этому креслу, если бы я по-прежнему была сама собой, то покопалась бы как следует в их прошлом, ибо уверена: разгадка кроется именно там. Не может человек просто так — ни с того ни с сего — стать маньяком-убийцей.
Жан-Мишель Мондини — смех, да и только. Но, между прочим, именно его жена рассказала мне о любовной связи Софи с Манюэлем. А вдруг она солгала? Вдруг на самом деле это был Жан-Ми?
— Вы не забыли о своих упражнениях? — спрашивает Иветта, отвлекая меня от моих размышлений.
Екатерина Великая составила мне целый комплекс упражнений — я должна проделывать их три раза в день по полчаса. Мне следует полностью сконцентрировать мысли на своем теле — постепенно, кусочек за кусочком, — а потом попытаться ощутить его; представить себе пальцы на ногах, ступни, икры, бедра и т. д. и на каждом этапе постараться почувствовать, как кровь бежит по венам; «увидеть» свои мышцы, кожу, мысленно посылая приказ: «Шевелись, двигайся». Ну-ка, попробуем.
11
Жан Гийом с Иветтой пьют кофе и смотрят концерт, который передают по первому каналу. Я слышу, как Жан Гийом то и дело смеется над шуточками какого-то пародиста. У него славный, добрый смех. Вряд ли психопаты-маньяки способны так смеяться. Интересно, они с Иветтой держатся сейчас за руки? Или вообще сидят в обнимку? А может, и вовсе любовью занимаются? Они все что угодно могут вытворять прямо у меня под носом — ведь я их не вижу. Иветта и Жан Гийом, яростно слившиеся в объятиях прямо на столе, посреди грязных тарелок, время от времени искоса поглядывают на некую видимость человеческого существа, покоящуюся совсем рядом в своей инвалидной коляске… Нет — моя Иветта на такое не способна. Она непременно позаботилась бы о том, чтобы сначала отвезти меня в мою комнату, в этом я уверена. Я рассеянно слушаю доносящиеся с экрана телевизора шутки; за пародистом выступает какая-то певичка — поет она на английском, причем страшно пронзительно, испуская звуки не менее противные, чем скрип мела по школьной доске.
— Еще стаканчик? — спрашивает Гийом.
— Нет, спасибо, мне, пожалуй, хватит, — решительно протестует Иветта; она вообще очень мало пьет.
— А вы, Элиза? Хотите глоточек красненького?
Я приподнимаю палец. Еще бы — уж я-то артачиться не намерена.
Чувствую прикосновение стакана к губам, и вино — красное, совершенно восхитительное — проникает в рот, лаская десны, язык, нёбо; после долгих месяцев воздержания от спиртного оно опьяняет, наверное, нисколько не меньше, чем хорошая доза ЛСД. Внезапно раздается звонок у входной двери — очень властный. Гийом вздрагивает от неожиданности — вино потоком устремляется ко мне в рот, я судорожно глотаю, задыхаюсь; вот черт — подавилась-таки; сейчас совсем задохнусь, черти бы меня драли; изо всех сил стараюсь наладить дыхание — уф! Наконец откашливаюсь. И вдыхаю полной грудью.
Звонок раздается снова. Вокруг меня — мертвая тишина. Что это с ними? Почему они не идут открывать дверь? Я опять откашливаюсь — вместе с кашлем из моих бронхов выходит попавшее туда вино. Ну что за дела? В дверь опять звонят. Пошевеливайтесь же, черт побери, этот резкий звук жутко действует мне на нервы.
— Элиза…
Голос Иветты — он звучит так мягко, словно она намеревается сообщить мне о том, что кто-то умер.
— Ваша рука…
При чем тут моя рука?
Моя рука.
— Иду-иду! — кричит Иветта.
И бегом бросается открывать.
Я смогла поднять руку.
— Попробуйте-ка еще разок, — звучит рядом со мной добрый, вселяющий уверенность голос Гийома.
Я замираю в нерешительности. А вдруг это движение было чисто рефлекторного характера? Нечто вроде мышечного спазма? Ну же, оставь свои страхи, подними ее!
Чувствую, как по запястью пробегает дрожь, изо всех сил стараюсь представить себе самолет на взлетной полосе, и — гоп! — готово; она поднимается; не торопясь, но поднимается — милая моя, хорошая левая рука; поднимается аж сантиметров на десять прежде чем снова закостенеть.
— Попытайтесь пошевелить пальцами, — шепчет Гийом.
Пошевелить пальцами? Я сглатываю слюну. Какието голоса у входа в комнату — я их просто не слышу. Я полностью сконцентрировалась на своей руке. На сухожилиях, нервах, маленьких, хорошеньких фалангах пальцев. Потом — очень резко — командую: «Ну-ка, сожмитесь!» Но они и не думают сжиматься.
— Попробуйте еще!
Я стараюсь успокоиться. Наладить дыхание. Потом опять пытаюсь сжать их. Безрезультатно. Лишь легкая боль в среднем пальце. Ну и ладно, подумаешь; раскисать по этому случаю я вовсе не намерена. Моя рука приподнялась — просто невероятно. А с пальцами разберемся потом.
— Я уверен, что очень скоро у вас и это получится, — шепчет Гийом.
Внезапно до моего сознания доходит, что Иветта с кем-то разговаривает — причем этот кто-то говорит очень громко.
— Мне непременно нужно ее отыскать, понимаете?
Я узнаю голос Поля — встревоженный, полный едва сдерживаемого гнева.
— Но я понятия не имею, где она сейчас, — возмущенно отвечает Иветта.
— Что случилось? — поднимаясь с места, спрашивает Гийом.
— Поль с Элен поссорились, и она ушла неизвестно куда, хлопнув дверью.
— Не беспокойтесь понапрасну, она скоро вернется; такое в любой семье иногда случается, — подходя к ним, уверенно произносит Жан Гийом.
— Мне непременно нужно найти ее: она была так взвинчена, да и вообще последнее время с нервами у нее совсем плохо — боюсь, как бы она…
Внезапно он умолкает на полуслове.
