– Я сделала несколько кадров… на всякий случай, – объяснила она. – Закончу здесь и приду.
Влад и Ли со страхом оглядели окрестности. Ли, с пистолетом QSZ-92, состоящим на вооружении китайской армии, и Влад, со снайперской винтовкой Драгунова, сделанной на Механическом заводе Ижевска (она осталась у него со времени военной службы и могла делать тридцать выстрелов в минуту, стреляя на расстояние до тысячи трехсот метров). Очень эффективное оружие, не говоря уже об устройстве для фиксации штыка. Хотя трудно представить себе Влада, который несется со штыком наперевес на строй невозмутимых убийц.
В двери микроавтобуса показался широкий силуэт Маттео Сальвани, за ним, длинный, Д'Анкосса, и Роману пришлось еще раз рассказывать о том, что они только что обнаружили, вызвав вполне ожидаемую реакцию.
– Роман, дорогой, ты по-прежнему считаешь, что все это в порядке вещей? – прокричала Татьяна.
– Нет, но объяснений у меня тоже нет, надо ехать, – добавил он тоном, не терпящим возражений.
– Мы могли бы взглянуть на тела, – возразила Татьяна, – и посмотреть, какой из этого можно сделать вывод.
– Из этого можно сделать только один вывод: эти люди зарезаны, как бараны, – устало ответил Роман.
– Ты даже не собрал улики? – возмутилась она.
– Татьяна, это тебе не кино. Мы не станем разгадывать тайну, и нас не поздравит президент Хатами. Из этого опасного места надо поскорее уносить ноги, и точка.
– А я согласен с Татьяной, – бросил Ян. – Если разглядеть их поближе, может, поймем, что произошло.
Роман вздохнул:
– Но кто вам сказал, что убийц здесь уже нет? Где они? Может, как раз сейчас натачивают свои ножи.
Установилась недолгая тишина, затем Сальвани произнес:
– Думаю, Роман прав. Лучше уехать отсюда. Того, что случилось, мы все равно изменить не можем.
Д'Анкосс пожал сутулыми плечами. Поступят они так или иначе, какая, в сущности, разница? Эти люди уже мертвы, как скоро умрет Макс, его любовник, как с момента существования человечества умерли уже семьдесят пять миллиардов. Все остальное лишь бессмысленная суета.
Обиженно надув губы, Татьяна вжалась в сиденье позади него, Ян устроился рядом, а Влад в очередной раз попытался завести мотор.
Тот чихнул, затем заглох.
Влад попытался еще раз, но и эта попытка не удалась.
И в установившейся тишине они услышали, как заглох мотор трейлера, забурчал, опять заглох. Ли хлопнул дверцей. Влад, полуприкрыв глаза, не шевелился, положив руку на ключ зажигания. Никто не проронил ни слова. Было слышно, как Ли копается под капотом машины, потом послышалось яростное восклицание по-китайски, раздался голос Уула, который поспешил ему на помощь. Влад убрал руку с ключа зажигания, уронив ее на руль.
– Сахар, – как во сне произнес он, – сахар в бензобаке. Похоже, мы застряли.
В салоне раздались восклицания, а Роман спрыгнул на землю и направился к Ли, сидящему прямо на земле рядом с машиной; вокруг шеи была повязана заляпанная жирными пятнами тряпка.
– Это правда, что сказал Влад? Сахар?
Ли кивнул:
– Мы на краю пропасти, а снег скользкий, босс.
– Проверь, сахар взят из наших запасов? Починить можно?
– Надо разбирать мотор, все прочистить. Провозимся всю ночь, а может, и утро тоже.
– Ладно, все равно другого выхода нет. Пусть Омар и Уул тебе помогут. Займитесь сначала «Серебряным Рейнджером», это важнее, там все материалы. В худшем случае сможем набиться туда все, чтобы добраться до города.
– Как скажешь, босс. Но Ли кажется, что он упорно пытается плыть против течения и все бесполезно.
– Ну хватит изображать старого мудрого китайца, не пугай меня! – отрезал Роман. – Если нужно плыть против течения, значит, будем плыть.
– Как скажешь, босс, – пробурчал Ли, вытирая лоб почти черной тряпкой. – Как скажешь…
ГЛАВА 5
Пока Омар, Уул, Влад и Ли суетились вокруг трейлера, Ян и Татьяна вернулись в дом, где погибли дети. Стоя возле автобуса, Роман слышал глухие, взволнованные голоса. Маттео Сальвани, сидя возле своего рюкзака, гладил щенка. Антуан Д'Анкосс с мрачным видом курил трубку. Лейла продолжала фотографировать, медленно передвигаясь от одного тела к другому.
Место преступления. Уже столько лет прошло, но как помешать нахлынувшим воспоминаниям? Безжизненное тело полицейского, его молодое неподвижное лицо и дырка в груди, из которой сочится кровь. Такая маленькая, до смешного маленькая дырочка, неужели она может быть смертельной? И винтовка в руках, в его, Романа, руках. Как мог он держать оружие? Как мог он нажать на спуск, он, студент исторического факультета, с которым никогда не случалось никаких историй, будущий преподаватель… Будущий осужденный. А сейчас убийца. Удары, ярость копов, ярость Антонии, его любовницы, его тайной советчицы, вечно растрепанной, истеричной, сопротивлявшейся до конца, пока полицейские дубинки не заставили ее замолчать, ярость копов при виде тела их молодого собрата, так глупо погибшего от руки какого-то налетчика, самого до смерти напуганного и неопытного, налетчика, который поверил мечтам Антонии, поверил в ее революцию, в ее право брать деньги капиталистов, чтобы раздавать их другим, чтобы насытить неутолимый голод: в оружии, конспиративных квартирах, фальшивых документах и настоящих преступлениях во имя Богини Революции.
Роман-налетчик, Роман-убийца. В девятнадцать лет. Убийца. Которому грозила смертная казнь. И которому повезло. Пятнадцать лет заключения. Он не хотел стрелять, он просто давал отпор безумным выстрелам молодого полицейского. Он даже не прицеливался. Пуля убила сама. Она пробила широкую грудь мужчины – Люк Жубер, двадцати восьми лет, женат, двое детей – и вонзилась в борт припаркованной у тротуара машины, серого «Пежо-404».
Его жена Катрин, маленькая брюнетка, сломленная горем, с ненавистью рассматривала его в зале судебного заседания. Он не мог выдержать ее взгляда, но опустить глаза он тоже не мог, не имел права, он должен был выдержать ее ненависть, потому что все произошло по его вине. По его вине две маленькие девочки, восьмилетняя Стефани и четырехлетняя Натали, лишились отца.
Блок для особо опасных преступников. Тишина. Вместо горизонта – восемьдесят квадратных сантиметров неба. Иногда там пролетала птица. Иногда целая стая воробьев. Иногда он позволял себе мечтать, что придет письмо. Письмо от маленькой Стефани, которой сейчас должно было уже исполниться девятнадцать, совсем простое письмо, в котором она бы написала: «Месье, я вас прощаю…» Разумеется, никакого письма не пришло. Чтобы получить отпущение грехов, недостаточно просто сожалеть о содеянном.
Его отец, который не пришел к нему ни разу за все пятнадцать лет, в каком-то смысле это подтвердил. Его отец, этот холодный и суровый человек, так никогда и не утешился после смерти жены от рака, он затворился в башне из слоновой кости, откуда выходил только для того, чтобы давать уроки старофранцузского языка в университете. Отец, которого он так больше никогда и не увидел. Он умер за полгода до его освобождения. Инфаркт. Возможно, он боялся его возвращения?
– Там что-то странное на телах…
Он чуть не подскочил от неожиданности, быстро обернулся. На лице Яна читалось недоумение.
– Иди взгляни…
Татьяна стояла, склонившись над одной из женщин. Она завернула ее длинное черное платье почти до самой шеи.
– Я хотела посмотреть, не подверглась ли она насилию или что-то в этом роде, – объяснила она. – И вот что я нашла, посмотри-ка, Роман…
