вцепляются мне в волосы, он притягивает меня к себе, теплая плоть, пахнущая жиром, прижимается к моим губам, мой палец на спусковом крючке, я поднимаю руку вдоль бедра, согнуть локоть под прямым углом, холодная сталь касается его горячей мошонки, он подскакивает, — слишком поздно, бригадир!
Странное ощущение в ту долю секунды, когда ты переходишь к действию. И вот уже само действие осталось в прошлом.
Он вопит. Как Соня на автоответчике. Как Марион в заброшенном доме. Удушливый запах пороха. На его крики, безусловно, кто-то прибежит. Я спокойно слушаю, я надеюсь, что он умрет. Я не знала, что я так жестока. Я не знала, что могу оставаться безразличной к крикам боли. Он со стоном падает, может быть, он тоже выстрелит в меня, я отъезжаю на пару метров, поворачиваюсь: вернуться в дом, пока он не собрался с силами.
— Но… но что же.. , — бормочет кто-то на крыльце. — Что же это все значит?
Лорье!
Я слышу, как он бежит, бросается к куче тел. Так проходит несколько секунд, Дюпюи по-прежнему кричит.
— Но они мертвы, все мертвы! — потрясенно произносит Лорье. — Все, кроме Дюпюи…
— Мать честная! — кричит еще кто-то возле нас.
Мерканти.
Он пробегает мимо меня с криком:
— Она сошла с ума!
О, нет! Нет! Ручку, скорее. Я кладу пистолет на колени и пишу:
— Дайте мне это оружие, вы рискуете кого-нибудь поранить, — говорит он, забирая пистолет.
Я не знаю, прочел ли он это, потому что он шепчет:
— Шнабель, малыш Морель и остальные, Боже мой! Это невероятно!
Не думает же он, в самом деле, что… Как бы я смогла? Первый слепой чемпион по стрельбе!
Слышу, как Мерканти успокаивает Дюпюи:
— Держись, тобой займутся, все будет в порядке.
— Я сдохну, — отвечает Дюпюи, — эта сука меня укокошила!
— Да что на вас нашло? — спрашивает меня Лорье. — Что на вас нашло?
Он не видит груду трупов у себя под носом?! Я пишу с таким нажимом, что ручка прорывает бумагу:
— Надо предупредить Мартину! — кричит Мерканти. — Он истекает кровью!
Лорье убегает, оставив меня в снегу слушать, как умирает Дюпюи. За моей спиной начинается суматоха. Меня толкают. Перепуганный голос Мартины:
— Надо наложить жгут!
Голос Летиции в доме:
— И тогда?
— И тогда Элиз выстрелила в Дюпюи! — зловеще отвечает Мерканти.
— Он тяжело ранен?
— Плохи его дела.
Дюпюи больше не кричит. Несколько секунд тишины. Потом Мартина:
— Господь прибрал его…
Я только что убила человека. Я первый раз в жизни убила человека. Я должна была бы ощущать ужас. Может быть, отсутствие зрения притупляет чувствительность. Может быть, если бы я видела, как он умирает, меня бы вырвало или я бы расплакалась. Но я чувствую себя холодной и сухой, как камень на плато Ларзак.
Слышу, как волокут тело. Бросают его на другие тела. Скорбное поле брани для жандармов, погибших на боевом посту. Узурпатору тут делать нечего.
Запах «Житан». Курильщик вышел на пандус, я слышу, как потрескивает его сигарета. Другие шаги, голос Мартины:
— Бедный Дюпюи, он был такой веселый!
А эти ребята, на земле, они не были веселыми? Ты что, полная идиотка?
— Но почему он показался вам подозрительным? — продолжает она.
— Подо-зри, подо-сри, cри, насри! Насри!
— Ох, замолчи! — это она Кристиану.
Я и не слышала, как он подошел. Почему Дюпюи показался мне подозрительным? Ну, что же, представь себе, что на земле валяется куча трупов, а вооруженный Дюпюи угрожает мне, и вот я, в силу необъяснимого психического отклонения, нахожу это немного подозрительным!
— Присмотри за ней, — добавляет Мартина, не дожидаясь моего ответа, — я сейчас вернусь.
Присмотреть за мной? Дальше некуда! Я остаюсь кипеть от возмущения в обществе неизвестного курильщица и Кристиана, под не слишком надежным прикрытием металлического навеса.
Мерканти чем-то занимается. Интересно, что никто другой не вышел посмотреть, что происходит. Безусловно, это Лорье помешал выйти пансионерам. Нет нужды травмировать их еще больше. Кристиан, наверное, удрал. Он совершенно спокоен, это меня удивляет. Чирканье спички, запах табака.
Кто-то насвистывает «Маринеллу». Первые такты.
«Маринелла, что за штуки это ноги или руки, а когда я разобрал… »
— В зад тебя поце'овал! — взвизгивает Кристиан. Свист продолжается, потом Кристиан вопит:
«Ма'инелла, ты воняешь, рот твой пахнет табаком!», после чего снова раздается свист, а потом меня пронизывает холод, еще более леденящий, чем настоящий, зимний мороз.
Когда Кристиан поет, никто не свистит. Когда кто-то свистит, Кристиан не поет.
Значит, мы тут вдвоем — он и я? И это он курит «Житан»? Он курит «Житан» и изъясняется совершенно нормально?
— А вы знали, что Дюпюи звали Альфонсом? — спрашивает меня курильщик.
— Альфос — длинный нос! — лающий голос Кристиана.
— А вы знали, что второе имя Франсины — Тереза?
— Тереза — Терезб, коза-дереза! — вопит Кристиан.
— А вы знали, что я прозвал вас «Ночной колпак»? — спрашивает он, понизив голос еще больше.
Его губы касаются моего уха.
— Колпак — дурак! — произносят губы, касающиеся моей мочки.
Если бы я могла закрыть глаза. Ничего больше мысленно не видеть, не слышать, не понимать. Не представлять себе смеющегося Кристиана, склонившегося надо мной, не слышать, как он говорит мне: «Хорошо я вас поимел, а?», не понимать, что я ничего не поняла!
Кристиан! Не Леонар! Кристиан!
Но какое отношение ко всему этому имеет Дюпюи?
— Хотите, я вам немножко почитаю? — предлагает мне Кристиан.
Требуется какое-то время, чтобы его слова дошли до моего слуха. Он уже начал читать, запинаясь:
— «Примечания автора: можно ли сделать так, чтобы Вор пытал Иветт, не влияя на эмоциональное восприятие читателя? Обратить внимание на реакции отторжения в ответ на крайности! Не превращать в фарс!»
Что?!
Он уже продолжает:
— «С другой стороны, следует найти способ сделать Элиз менее скучной. Любовник? Пусть она спит с Вором? » Вор и Элиз, ха-ха-ха! — задыхается он.
Я чувствую, что у меня пересыхает во рту. Шелест быстро переворачиваемых страниц. Он читает дальше:
— «Глава 2: Элиз встречает грустную молодую девушку, которая что-то знает… Глава 4: Иветт и директриса играют в карты. Элиз дремлет возле террасы… Глава 8: Элиз входит в комнату и находит там тело повесившейся молодой калеки… » Ну как, Элиз души моей, нравится вам это?
