пояснил им клирик, радуясь возвращению в обитель Господа. — Это дом келаря, а над ним — странноприимный дом.
Изнутри первый этаж оказался занят кладовыми и маленькими конторами, где монахи вели списки и счета съестным припасам, напиткам и прочему добру, необходимому для телесного здравия братии, между тем как здравием их душ занимались в глубине обители. Все здесь пропахло волглым плесневелым зерном с примесью ладана. Добравшись до дальнего конца главного коридора, их проводник впервые заговорил по- английски — с сильным бретонским акцентом.
— Сэры, эта лестница ведет в комнаты для гостей и в опочивальни. Есть вы будете здесь, в этой маленькой трапезной перед кухней.
И Мальо указал сначала на большую комнату у подножия лестницы, затем на дверцу в стене, за которой грохотали горшки и сковороды. По простой каменной лестнице они поднялись наверх, где над кладовыми располагалась длинная опочивальня. В начале ее были выгорожены четыре маленькие комнатки, а остальное помещение устилала дюжина тюфяков, положенных прямо на пол. Над дверью в дальней стене висело большое распятие.
— Отсюда выход на галерею и в церковь, — объяснил брат Мальо. — Твоя келья, сэр Джон, будет здесь. Твои помощники будут спать на первых двух тюфяках в обшей опочивальне.
Твердо установив положение каждого из прибывших, толстяк-клуниец поспешил вернуться на свой пост, прибавив напоследок, что за ними скоро придут, чтобы проводить к настоятелю, а после позаботиться, чтобы гостей напоили и накормили.
Де Вулф вошел в свою келью и сбросил вьючную суму на матрас — единственный здесь предмет обстановки. В сумке у него мало что было, помимо двух чистых рубах, пары пар чистых штанов и двух нижних сорочек, уложенных кухаркой Мэри, поскольку его сварливая женушка Матильда была начисто лишена хозяйственных способностей.
Щетка для волос да нарочито заостренный нож для еженедельного бритья — в дополнение к перечисленному. Он подозревал, что у Гвина и Томаса с собой еще меньше того. Впрочем, клирик никогда не расставался со своей Вульгатой и молитвенником, а также и с принадлежностями для письма. Из уважения к пристанищу веры Джон снял пояс с мячом, стянул с плеча дополнительную перевязь и повесил все это на колышек, укрепленный в стене, вместе с серым плащом из волчьей шкуры, предназначенным для верховой езды. Пройдя в общую опочивальню, он увидел, что спутники его свалили свой небогатый скарб в стоявший у стены шкафчик. Гвин, открыв ставни лишенного стекол окна, выглядывал наружу.
— Распроклятая холодина, коронер. Что внутри, что снаружи, — мрачно заметил он. — Туман расходится, зато, похоже, снег пойдет. Ну, хоть труп свежее будет, при такой-то погоде.
Де Вулф с Томасом встали рядом с ним и выглянули в узкую щель в толстой каменной стене. Под ними круто опускалась полоска крыши из серой черепицы, окружавшая большой квадрат, поросший кое-где заиндевелой травой.
— Монастырская галерея вокруг двора, — заметил Томас. — Здесь, должно быть, капитул, а напротив — дортуар и фратер.
Два последних слова обозначали общую спальню и трапезную для монахов, в то время как послушники и служки ели отдельно. Высокая церковь замыкала монастырский двор слева, перекрывая вид на болота и на реку с севера.
Осмотр был прерван скрипом открывающейся двери. Вошел новый монах — в длинном черном бенедиктинском облачении, подметавшем полами землю. Этот был высок ростом и худ, а выбритую макушку окружало колечко редких седых волос. Его унылая физиономия утвердила Джона в мысли, что монастырь Бермондси — не слишком веселое заведение. Монах скользил по опочивальне, словно вместо ступней у него были колесики, и, приблизившись, склонил голову в сдержанном приветствии.
— Я — брат Игнатий, капеллан и секретарь настоятеля. Добро пожаловать, хотя, увы, причина вашего визита не слишком радостна.
Он обращал свою вступительную речь к Томасу, но ответил ему коронер, отрывисто представивший всех троих.
Игнатий неуловимым движением развернулся и указал на дверь, через которую вошел.
— Я проведу вас к настоятелю. Он не хочет откладывать разговор с вами. Затем вам, без сомнения, понадобится подкрепиться после долгой дороги.
Кажется, все услышали, как заурчало в животе у Гвина. Рослый корнуолец нуждался в подзаправке каждые несколько часов, а последний перекус на борту «Радегунды» по его меркам за трапезу считаться не мог. Вслед за секретарем они спустились по узкой лестнице в темный вестибюль, куда выходило несколько дверей.
— Вот эта ведет в церковный неф — на случай, если вы захотите оставить ложе ради молитвы, — указал налево Игнатий, однако открыл он другую дверь, выходившую на крытую галерею вокруг двора.
Они прошли по мощеной аркаде. Между колоннами открывался вид на чахлую траву внутреннего садика. На дальнем углу той же стороны квадрата еще одна дверь пропустила их в короткий коридор. В нем оказалось заметно теплее, чем в доме келаря и в опочивальне, и циник Гвин отметил, что глава обители позволяет себе больше удобств, нежели своим подчиненным. Проводник указал на несколько дверей по левую руку.
— Здесь размещаются различные кабинеты, в том числе и мой, а приемная настоятеля чуть дальше.
Он свернул в нишу по правую руку, откуда на верхний этаж вела деревянная лестница. Чем выше они поднимались, тем теплее становился воздух, а в квадратном зале наверху было уже просто тепло, чему способствовало то обстоятельство, что окно здесь было закрыто не ставнями, а стеклом — воистину редкая роскошь. За открытой дверью напротив просматривалась маленькая часовня — для личного пользования настоятеля, решил Томас.
Тощий монах постучал в другую дверь, вошел и тут же вышел снова, чтобы поманить их внутрь. Коронер перешагнул порог с твердым намерением сразу утвердить свои дарованные королем полномочия, поскольку по долгому опыту знакомств с некоторыми церковниками, властными и часто надменными, знал, как трудно заставить их содействовать расследованию. Однако ему сразу стало ясно, что в Бермондси не приходится опасаться подобных осложнений. Настоятель Роберт Нортхем так и рвался помочь ему всеми силами. Он поднялся из-за стола и вежливо поклонился коронеру.
— Я рад видеть, что ты добрался благополучно, сэр Джон. Твоя слава опережает тебя, и мне остается только надеяться, что ты успешно уладишь это огорчительное дело.
Он говорил мягким голосом, в котором, однако, ясно чувствовались нотки беспокойства. Де Вулф объяснил, что клирик и констебль необходимы ему при исполнении обязанностей коронера, и Роберт Нортхем тепло приветствовал обоих. Он был коренастый мужчина лет пятидесяти, тонзура особенно ярко выделялась в его густых темно-каштановых волосах. Волевое, выразительное лицо прорезали глубокие морщины в углах рта и на лбу. Хотя монастырь основали французы, и многие монахи прибыли из Нормандии или с еще более дальнего юга, Нортхем был англичанином. Он провел некоторое время в главной обители на Луаре, после чего, в 1189 году, был послан настоятелем в Бермондси.
По знаку начальника брат Игнатий подвинул кресло для коронера к столу напротив настоятеля, а Томасу и Гвину кивнул на скамью у камина, в котором уютно мерцал горящий уголь.
Секретарь, как положено, встал у него за спиной, когда Роберт Нортхем сел и принялся объяснять де Вулфу положение дел.
— Не знаю, сколько тебе известно об этой трагедии, сэр Джон. Зная Губерта Уолтера, сомневаюсь, чтобы он сообщил многое.
Джон согласно кивнул.
— Он мне практически ничего не сказал, настоятель, помимо того, что воспитанница короля найдена мертвой, а постоянный коронер двора тяжело болен, и потому я должен незамедлительно прибыть сюда.
Нортхем вздохнул и переплел пальцы под подбородком, готовясь сызнова излагать всю историю.
— Сия обитель имеет счастливую — а быть может, злосчастную — репутацию убежища и приюта для высокопоставленных леди. Иной раз мне думается, что нам бы следовало называться не монастырем, а гостиницей!
