уверенность опасна для правосудия. Ему следует слушать и взвешивать улики, а не принимать с ходу одно- единственное решение.
— Ты и с монахом был не слишком любезен.
— Верно, — признался Болдуин и, подумав, ворчливо добавил: — Монах принадлежит к ордену, отличающемуся не меньшей самоуверенностью, чем тот коронер. Клюнийцы так уверены в своем месте в мире и на небесах, что в броне их самоуверенности вряд ли найдется брешь, куда могла бы проникнуть капля сомнения. Я не доверяю людям, не сомневающимся в себе. Для меня сомнения — главный элемент расследования. Сомневаешься в словах каждого свидетеля — сомневаешься потому, что не уверен в собственном понимании. Чтобы добиться правды, необходимо сомневаться во всем.
— Ты не доверяешь ему потому только, что он монах?
— Угу, — кивнул Болдуин. — Боюсь, что так. Однако же он был нам полезен.
— Да, мы узнали, что она была замужем. Только за кем? За тем парнишкой?
Болдуин крякнул. Позволив себе проговориться о главном, монах замкнулся и твердил только, что связан клятвой хранить тайну. Ни на один вопрос не ответил.
— Все равно придется ждать завтрашнего дознания, чтобы услышать показания свидетелей.
— Мне не терпится услышать рассказ первого, нашедшего тело, — кивнул Болдуин. — Два тела… Очень странно они расположены. Мужчину, Пилигрима, затащили в укромное место, а потом постарались, чтобы мертвец выглядел хорошо.
— Как если бы его убил, а потом обрядил для погребения монах? — предположил Саймон.
— Возможно. Но с чего бы монаху его убивать?
— Девушка была привлекательна. Не мог ли монах возжелать ее, убить мужчину из ревности, а потом убить и ее?
— Возможно. Однако брат Лоуренс уверен, что семья девушки питала ненависть к Пилигриму. Они должны были счесть, что такой брак недостоин их малютки. Может, они решили наказать обоих?
— Хотелось бы мне с ними поговорить.
Болдуин покосился на друга.
— Они и просили епископа Уолтера расследовать убийство.
— Не первый раз убийца громче всех требует правосудия. И даже если они ни при чем, все же могли бы рассказать что-нибудь полезное о жизни девушки. Неизвестно, что может пригодиться.
— Верно, — сказал Болдуин и допил эль. — Все же меньше всего я склонен подозревать ее родных.
— Почему?
— Потому что если уж заботиться об одном из убитых, конечно, отец позаботился бы о теле дочери, а не о негодяе, который обесчестил ее — пусть даже в браке.
Они легко нашли дом Капуна. Лондон — огромный город, но даже в нем не так уж много людей столь богатых и могущественных, как Капун. Саймон никогда о нем не слыхал, и Болдуин, насколько он мог судить, тоже, однако они скоро поняли, что в Лондоне это имя известно всем и каждому, а при виде его жилища смутился и Саймон. Ему не привыкать было к дворцам, случалось и самому допрашивать знатных господ — но тут было другое. Совсем не то, что дома, в Девоне. Стоя на улице, называвшейся здесь Стрэнд, неподалеку от дворца самого епископа, Саймон проникся ощущением собственного ничтожества. Окажись он один, тут же и повернул бы назад, но, по счастью, Болдуина, как видно, меньше смущала необходимость подвергнуть допросу такую персону. Рыцарь резко постучал колотушкой и потребовал у привратника провести их к баннерету.
Генри Капун выглядел так, будто слишком долго и слишком много пил. На отечном лице горел нездоровый румянец. У него было круглое лицо, толстая, жирная шея и бочкообразное брюхо, нависавшее над поясом. Саймон подумал про себя, что этот человек не привык скрывать чувства и выставляет душу всем напоказ. Вялый, слабовольный тип, легко сдающийся от малейших невзгод.
Ему быстро пришлось отказаться от первоначального мнения.
— Кто вы такие?
Пока Болдуин представлял себя и спутника, Капун, как отметил Саймон, пристально изучал их обоих. Потом он резко кивнул в сторону Саймона.
— Бейлиф из Дартмута? Аббата Шампо знал?
Саймон кивнул.
— Уже лет восемь, как я на него работаю.
— И я его знавал. Добрый человек и торгуется как дьявол. Да, я его знавал. О нем будут жалеть. — Он снова повернулся к Болдуину. — Но не так, как жалеют в этом доме о моей дочери. Надеюсь, епископ Стэплдон велел вам найти убийцу?
— Велел.
— И?..
— Мы только что вернулись с места, где она умерла. Дознание состоится завтра — вам сказали?
— Да. Коронер был так любезен, что послал человека предупредить, когда я могу услышать о ее… ее смерти.
На последних словах его голос дрогнул и плечи поникли, словно под непосильной ношей. Но он тут же встряхнулся и обратил на Болдуина суровый взгляд.
— Мне нужен убийца. Кто бы он ни был, как бы ни был богат — я хочу, чтобы его нашли и повесили.
— В таком случае ты мог бы помочь нам. Мы недавно в городе. Прибыли только вчера. Что ты можешь рассказать нам о своей дочери?
— Джульетта была добрая, послушная дочь. Быть может, я избаловал ее, но после смерти матери… мне казалось… должно быть, я видел в ней многое, что любил в ее матери.
— Ее мать скончалась?
— Она понесла слишком скоро после рождения Джульетты и умерла в родах. Думаю, неудивительно, что Джульетта стала моей любимицей.
— Она была единственным ребенком? — спросил Саймон.
— У меня есть еще сын. Ее младший брат, Тимоти. В какой-то мере я это заслужил…
Саймона заинтересовала эта фраза. Слова звучали странно в устах этого человека, однако многое в его тоне и манерах полностью противоречило первому впечатлению Саймона. Этот человек владел собой гораздо лучше, чем казалось поначалу.
— Мы слышали — прости, сэр Генри, если мои слова разбередят твое горе, но я должен спросить, — мы слышали, что она вступила в тесную связь с неким человеком…
— С кем?
— Ты знаешь человека по прозвищу Пилигрим?
— Уильяма де Монте Акуто? Этого маленького засранца? Да, она была с ним знакома.
— И более того? Хорошо его знала?
Генри Капун помрачнел, от шеи вверх разлился румянец.
— Не намекаешь ли ты, что моя дочь не была целомудренной? Что она блудила? Не думаешь ли ты оскорбить ее память здесь, в моем доме, сэр рыцарь?
— Сэр Генри, я передаю лишь то, что сказали мне. Вы знали, что она замужем?
Генри Капун оторопел. Он пошатнулся, отступил на шаг, слепо нашаривая рукой стул. Саймон бросился к нему, торопливо подставил стул баннерету. Капун рухнул на него, стиснув рукой плечо Саймона, словно только так надеялся сохранить рассудок.
— Она… Нет!
— Того человека, Пилигрима, тоже убили. Его тело лежало очень недалеко от тела вашей дочери. Она вышла замуж в прошлом году, в конце ноября. Я говорил с духовным лицом, присутствовавшим на церемонии. Брак был вполне законным.
— Боже мой! Этот ублюдок! Если бы он оставил ее в покое, ничего подобного не случилось бы!
— Ты полагаешь, ее мужем был Пилигрим?
— Не знаю… Господи!
