ответил: «Ну, слушаю».
От фотографа исходил резкий запах спиртного, лицо его покрывала трехдневная щетина, глаза были красными, волосы встрепаны, и, похоже, он спал прямо в верхней одежде, потому что и его брюки, и рубашка были измяты донельзя.
– Что хотите? – весьма неприветливо спросил он и поскреб грязными ногтями подбородок.
– Заказ примете?
– Чего? – нахмурился Приходько. – Тут частная квартира, вы перепутали, прачечная на первом этаже.
Он хотел захлопнуть дверь, но я быстро сказала:
– Вы же фотограф Ростислав Приходько?
– Ну, – буркнул хозяин.
– Мне сказали, что вы можете поработать на свадьбе, мы заплатим.
Приходько скривился:
– Кто такую глупость-то сморозил? Я давно не снимаю, болею очень, давление у меня.
Судя по амбре, которое вырывалось изо рта Ростислава, давит на него в основном алкоголь, причем не лучшего качества.
– Меня отправила Милена Титаренко.
– Милка? – удивился пьяница. – Она жива?
– Конечно, а почему вас это удивляет?
– А ну заходи, – велел хозяин и посторонился.
Глава 29
Квартира напоминала сарай. Я попала только на кухню, но думаю, комнаты выглядели не лучше. На грязном окне вместо занавески серела газета. На столе вперемежку валялись огрызки хлеба, смятые пакеты из-под чипсов, стояли две вспоротые банки с остатками дешевых рыбных консервов и несколько чашек, давным-давно не мытых. Пол был затоптан, вот тараканов не наблюдалось, или они ждали ночи, чтобы выползти из нор.
– Так Милка жива? – повторил Ростислав, плюхаясь на табуретку.
– Она молодая женщина, чего ей умирать.
– Вот… ядрена Матрена, – забормотал Приходько, – а мне сказали, тапки откинула!
– Кто сказал?
– Да баба приезжая, объяснила, умерла Милка, я страшно расстроился! Такие деньги!
– А при чем тут деньги? – осторожно осведомилась я.
Приходько широко зевнул, обнажились черные обломки зубов.
– Эх, пивка бы, – пробормотал он и уставился на меня.
– Давайте куплю.
– Во-во, сбегай, – оживился Ростислав, – прихвати светлое. Другое не люблю.
Я пошла в магазин. Прожив определенное время с алкоголиком Генкой, хорошо знаю, как тяжело приходится сильно пьющему человеку, если он не «примет на грудь». Алкоголизм сродни наркомании, начав регулярно прикладываться к бутылке, через какое-то время вы не сумеете остановиться, организм будет требовать спиртное, вас станет «ломать» и «корчить». Вот почему около магазинов и на площадях, где массово стоят ларьки, трясутся «синяки», выпрашивающие рубли. Им и впрямь плохо. Но я, честно говоря, не понимаю, отчего алкоголизм считается болезнью. Если вы, к несчастью, заболели раком или туберкулезом, это ужасно. Болезнь падает на голову, как нож гильотины, и вы совсем не виноваты в произошедшем несчастье. А пьяница-то сам берет бутылку, никто же не вставляет ему в горло воронку и не вливает водку насильно. Человек собственноручно превращает себя в слабоумного идиота, ладно бы, делай он это в одиночестве. В конце концов, каждый портит собственную жизнь как умеет. Но у подавляющего большинства алкоголиков имеются жены и дети. Каждый вечер превращается в пытку, когда, вслушиваясь в шаги на лестнице, они с ужасом думают – ну какой он сегодня явится? А походы в гости? Все мужчины примут немного, для веселья, и беседуют, поют или пляшут. А ваш безостановочно опрокидывает рюмку за рюмкой, ругается с хозяевами, пытается затеять драку. Хуже всего приходится на следующее утро, когда начинают звонить подруги и фальшиво сочувствовать:
– Дашутка, бедняжка, ну как ты с ним живешь? Мне тебя жаль!
У вас нет приличной одежды, обуви и еды, ваш ребенок боится отца, и частенько приходится, схватив малыша, бежать ночью на улицу, потому что добрый супруг и папа бушует в квартире. И уж совсем нестерпимо объяснять потом все понимающим сослуживцам: «Да вот, поскользнулась вчера, подбила глаз».
Легче становится, когда пьяница переходит в последнюю стадию – «косеет» от чайной ложки и спит сутками. Впрочем, зря радуетесь, если ваш супруг доехал до этой остановки, следующая, как правило, носит название: «Белая горячка».
Почему же мы живем с алкоголиками? Не знаю, как другие, а лично я поначалу была полна педагогического энтузиазма: ничего, я его перевоспитаю, отобью охоту к возлияниям. И потом, ему одному будет плохо, еще погибнет! Понадобилось довольно много времени, прежде чем ко мне пришло понимание: переделать пьяницу невозможно, и он великолепно проживет и без меня. Просто найдет себе другую дуру, готовую содержать муженька. Я-то выскочила из западни, лишь слегка помяв перья, но многие так и не решаются на это из чувства долга. Дорогие мои, помните, что долг платежом опасен, и уносите поскорей ноги от пьяниц, им лучшая жена – бутылка. И потом, ребенку-то за что такие муки?
