– Простите, мэм, – выдавил Джулиан. – Я только что с дороги…
– Понимаю, понимаю, – заулыбалась дама. – Не смею вас больше задерживать.
И она, игриво подхватив юбки, направилась к креслу. Поначалу она пошла быстро, но потом словно опомнилась: шаги сделались медленными, тяжелыми. Уже выходя, Джулиан оглянулся и увидел, как она величаво, тяжело опираясь на посох, движется к противоположному выходу.
С королем Джулиан встретился только перед ужином. Им надо было переговорить, но за ними уже прислали Ральфа, поэтому Джулиан отложил разговор, успев лишь шепнуть Карлу, что дела, похоже, складываются неплохо.
– Когда нам ехать? – тихо спросил король.
– Не сразу.
При слабом освещении он заметил на лице Карла довольную улыбку. Похоже, Карл, как всегда, отложил самое важное на потом, наслаждаясь обществом Евы. Единственное, что утешило лорда, так это искренняя радость короля от встречи с ним. Это даже привело его в благодушное настроение, которое сохранялось у него все время ужина.
Полковника Гаррисона в замке не было, и это тоже обрадовало Джулиана. Будучи в отлучке, он больше всего беспокоился насчет этого круглоголового. Но, как он понял из застольной беседы, помощник шерифа за время его отсутствия наезжал в замок лишь несколько раз и ни разу не оставался.
– Он побаивается призрака, – с явным злорадством заметила леди Элизабет, и все, кроме Рэйчел, рассмеялись.
Рэйчел сегодня выглядела особенно. В кои-то веки она пришла без чепца, красиво уложив волосы узлом на затылке. Высокая прическа придавала горделивой посадке ее головы особую прелесть, и девушка теперь выглядела просто очаровательно, как настоящая леди. Джулиан таил надежду, что, возможно, встреча с ним так повлияла на нее, и пару раз нежно улыбнулся ей через стол. Карл же рассыпался в комплиментах, и Джулиану пришлось чуть коснуться его под столом, чтобы утихомирить. Боже, можно представить, как легкомысленно вел себя без своего наставника беспечный король!
В основном обстановка за ужином оставалась непринужденной. Джулиан прислушивался к разговору, в котором, безусловно, главенствовала Ева. Она блистала остроумием, и даже если лорд Грэнтэм испытывал к ней неприязнь, то и он не мог не признать ее неоспоримое обаяние. За столом она была центром притяжения, и даже брюзгливый Энтони Робсарт порой смеялся ее шуткам, но тут же начинал ворчать об излишне беспечной манере поведения нынешней молодежи.
А поведение и впрямь было беспечным. После очередной шутки короля Ева сделала вид, что хочет заколоть его вилкой, и он послушно подставил ей сердце.
– Неслыханно, – возмутился преподобный и весь надулся, словно набрав в легкие воздуха для очередной проповеди, но в это время его отвлекла фраза Рэйчел, обратившейся к одному из слуг:
– Послушай, Мэтью, огонь в камине почти погас. Почему принесли недостаточно дров?
– И в самом деле, – поддержал ее дядя. Он любил тепло и всегда располагался поближе к огню. – Где этот негодник Мэррот? Ведь он должен следить, чтобы корзины для дров были полны!
Мэтью Шепстон тут же стал оправдываться, что Джека нигде не могут найти, но поспешил послать сына за топливом, и не успел Энтони Робсарт закончить поток своего нравоучительного красноречия, как огонь в камине запылал с новой силой.
Сейчас, в наступающих сумерках, это было особенно приятно. Дрожащее красноватое пламя осветило комнату яркими отблесками. Заискрились складки портьер на окнах, покрытая лаком мебель; теплые отсветы скользнули по гладкому паркету пола. И в этот момент Джулиан, старавшийся не встречаться взглядом с излишне расположенной к нему леди Элизабет, все же невольно заметил, как толстуха перестала жевать и внимательно посмотрела в конец стола, где сидела Ева. Почти машинально он тоже поглядел в сторону странно притихшей молодой леди. И его поразило выражение ее лица – жесткое, почти жестокое. Губы плотно сжаты, глаза прищурены, но так и полыхают мрачным блеском. В следующее мгновение Ева взяла себя в руки и, мило улыбнувшись, велела своей горничной Нэнси принести лютню.
Голос у нее был несильный, но приятный. Однако всех поразила явная крамольность текста исполненной песни. Ева пела известные роялистские куплеты, в которых говорится, как веселые подмастерья дразнят пуритан в высоких шляпах, и каждый куплет заканчивался двустишием, в котором содержался намек на то, что со временем все изменится, скоро запоют иные птицы и в Англии опять наступят прежние времена.
Энтони Робсарт в конце концов не выдержал. Он встал так резко, что его тяжелое резное кресло с грохотом отъехало по полу. Ева прижала ладонь к струнам и поглядела на дядю столь невинно, что даже Джулиан не смог удержаться от улыбки. Чертовка была просто восхитительна!
Энтони Робсарта трясло от гнева.
– Ты ведешь себя, Ева, как презренная отступница! А известно ли тебе, девушка, к чему могут привести подобные напевы?
– Уж не собираетесь ли вы выдать меня властям, дядюшка? – чуть прищурилась Ева.
Преподобный Энтони лишь шумно выдохнул воздух, будто выпуская пар. Он даже попытался взять себя в руки и, повернувшись к гостям, сказал, словно взывая к их снисхождению:
– Моя племянница всего лишь женщина, бренный сосуд. Она так и не смогла сбросить с себя цепей антихриста, в коих родилась.
После этого он было направился к выходу, но леди Элизабет окликнула его:
– Прошу, задержись, Энтони. Мне надо кое о чем переговорить с тобой.
Она стала подниматься с кресла столь тяжело, словно ноги отказывались ей повиноваться. Но преподобный Робсарт даже не оглянулся, лишь сделал неопределенный жест рукой. Он шел, высоко вскинув голову, и развязавшаяся шнуровка чулка свешивалась сзади из широкой штанины.
Джулиан смог поговорить с Карлом, лишь когда они после трапезы вышли прогуляться в саду. Солнце уже село; был тот серый сумеречный час, когда день уже окончен, но ночной мрак еще не опустился на землю. Карл находился в приподнятом настроении и шел, сбивая тростью вечернюю росу с кустов. Они уже дошли до озера, за которым темнели древние руины, и теперь двигались в их сторону, огибая водную гладь, светившуюся серым отсветом неба.
– Как тебе Ева? – смеялся Карл. – Что за прелестный бесенок!
Джулиан глядел себе под ноги.
– Я вижу, эта Линдабарда[16] полностью очаровала ваше величество. Уж не влюблены ли вы, сир?
Карл жадно, словно с наслаждением, вдохнул свежий вечерний воздух. Ветер утих, в парке было удивительно тихо.
– Влюблен? Что ж, можешь считать, что влюблен, если любовь – это непреодолимая страсть.
По облику короля, по его довольному виду и плотоядной улыбке Джулиан понял, что отношения его величества и Евы Робсарт уже зашли довольно далеко.
– Что ж, сир, если все обстоит так, как вы говорите, я почти спокоен. Вы ведь так же пылали чувствами и к небезызвестной Люси Уотер, и к леди Женнон, и к Кэтрин Пегг. Была еще и юная фрейлина мадемуазель Монпансье, по которой вы столь убивались. А ваше романтическое влечение к храброй Джейн Лейн…
– Но, осмелюсь заметить, – вдруг серьезно прервал его король, – ни у одной из перечисленных тобой особ, Джулиан, не было отца, владеющего флотом. Что сейчас нам столь необходимо.
– Но он ведь сторонник носатого Кромвеля! – даже остановился Джулиан.
Король лишь глянул на него через плечо, продолжая идти, и Джулиан двинулся следом.
– Насчет барона Робсарта и его верности Оливеру у меня возникли определенные сомнения, – негромко сказал Карл.
– Уж не думаете ли вы, что сделаете Робсарта из республиканца монархистом только потому, что залезли под одеяло к его дочери! – возмутился Джулиан.
Карл шел молча, и Джулиану сделалось плохо от возникшего у него подозрения.
– Сир, – произнес он, – я понимаю, что златовласая леди Ева очень хороша собой. Однако те, кто рождены для престола, в личной жизни лишены многих радостей. В том числе и возможности по собственному усмотрению выбирать себе спутницу жизни.
– Я что, заговорил о браке? – почти резко спросил король.
