очередь, пил за ее здоровье. И все это на глазах удивленной Рэйчел и под гневными взглядами исподлобья преподобного Энтони. Джулиан был молчалив. Порой он, словно с изумлением, замечал, что Ева и в самом деле кажется безмерно влюбленной, а Карл так и загорался при одном взгляде на нее. Тогда Джулиану становилось горько, он садился на лошадь и уезжал на равнину под струи дождя, словно стараясь остудить свой гнев.
Но у Джулиана находились и другие заботы. Рэйчел Робсарт. Она очень нравилась ему. Порой после ужина, когда у девушки не было дел, она присаживалась с вышиванием у камина, а он располагался рядом, и они вели долгие спокойные беседы. Рэйчел оказалась девушкой разумной и начитанной, у нее на многое имелась своя точка зрения, и Джулиану было интересно с ней. К тому же она обладала удивительным достоинством и стыдливой сдержанностью, которые ей так шли. Джулиан находил ее восхитительной. Один раз девушка сокрушенно пожаловалась, что пропал один из мушкетов, что украшали стену холла.
– Как это пропал? – удивился лорд.
– Это старинное пороховое оружие, дорогой фитильный мушкет из Австрии. Его ствол украшала серебряная насечка, а приклад был с инкрустациями из перламутра и жемчуга. Я точно помню, где он висел в холле: на стене, слева от дверей. Там есть и другие мушкеты, старинные кулеврины[17] и пистолеты с самыми современными колесцовыми курками. Поэтому я не сразу и заметила исчезновение этого мушкета.
Джулиан пожал плечами:
– Его просто убрали в другое место, и все. Вы спрашивали дядюшку? Он ведь сейчас так стремится все переделать.
Девушка говорила, что справлялась у него, но тот лишь раздраженно отмахнулся. Она спрашивала и у слуг. Кто-то сказал, что последний раз оружие снималось со стен, когда Ева стреляла по голубям. Поэтому она спросила и у Евы, но сестра сказала, что оружие осталось тогда у Джека Мэррота и это он должен был вернуть его на место.
Джулиан и Рэйчел умолкли, почувствовав некоторую неловкость. У Джека уже не удастся ничего спросить. Рэйчел украдкой бросила взгляд на Джулиана. Его глаза были задумчивыми, почти отрешенными. Потом он повернулся к ней, заметил, что уже поздно, и, пожелав спокойной ночи, удалился.
Когда он уходил, Рэйчел долго глядела ему вслед. Если днем, следя за прислугой, погруженная в лихорадочные хлопоты по дому, работу на маслобойне и в кладовой, она почти не вспоминала о галантном госте, то эти вечера, когда дождь стучал в окно и тихо потрескивали поленья в камине, будили в ее душе романтические настроения. Ей нравился Джулиан, он был так красив! Но ощущалась в нем какая-то отстраненность, которая и пугала, и влекла к нему; он пришел из другого, незнакомого ей мира – много повидал, бывал в сражениях, вел совсем иную жизнь. Он в самом деле заинтересовал Рэйчел, но главное, благодаря ему она не так тосковала о Стивене. Невольно девушка сравнивала двоих мужчин, пытаясь разобраться в своих чувствах к одному и другому. Рэйчел давно знала, что любит Стивена, но ее всегда смущало, что, помимо возвышенных чувств, она еще и желает его столь страстно, что это порождало в ее душе стыд и муку.
С Джулианом все было по-другому. В нем присутствовала некая таинственность, и это интриговало Рэйчел. Однако того физического влечения, какое она чувствовала к Стивену, он не вызывал. Он был мил и предупредителен, и ей было с ним спокойно. Возможно, потому что он так сдержан и благовоспитан. Хотя и Стивен порядочный человек, но с ним, в отличие от Джулиана, Рэйчел испытывала так шокировавшее ее желание совратить его. Видимо, оттого ее отношение к жениху сестры было таким бурным, а к Джулиану – приятным и ни к чему не обязывающим.
Днем Джулиан едва обменивался поклонами с Рэйчел. Днем он думал о другом, о короле и Еве. Джулиан понимал, что такие женщины, как эта рыжая лиса, чувствующие влечение к мужчине, сами притягивают его. Меж ними возникает особая связь. Он утешал себя тем, что чем больше Карл утолит свой плотский голод с Евой Робсарт, тем скорее она ему прискучит. Смущало Джулиана нечто другое. Карл выглядел не просто влюбленным – счастливым. С Евой он наслаждался близостью к природе и отсутствием церемонности. А главное, он думал, что она не догадывается, кто он, и его самолюбию льстило, что она полюбила в нем не короля, а человека. И выбрала его, когда рядом такой красавец, как Джулиан! Лорд Грэнтэм начинал буквально кипеть от гнева, едва король со счастливым лицом говорил об этом. Но едва он пытался разуверить короля, тот начинал смеяться, пожимал плечами и уходил. Ох уж эта его черта характера: верить лишь в то, чего сам желаешь!
Глядя на Карла, Джулиан внутренне негодовал. Казалось, этот коронованный юнец забыл все на свете – своих сторонников и клятвы вернуть престол, все еще опасное собственное положение, когда малейшего подозрения будет достаточно, чтобы его схватили и отправили на плаху. Когда Карл с насмешкой напоминал, не забыл ли лорд Грэнтэм, что именно в Сент-Прайори им надлежит ждать известий от лорда Уилмота, Джулиан молчал, ибо уже не верил в благие намерения Карла Стюарта.
Оставалось лишь надеяться, что гонец от Уилмота прибудет со дня на день и тогда Карлу все же придется вспомнить о возложенных на себя обязанностях.
Но прибыл не гонец. В Сент-Прайори приехал сам лорд Дэвид Робсарт.
Это случилось в сырой ветреный полдень, когда Карл только вернулся с верховой прогулки с Евой, а Джулиан, как обычно, где-то отсутствовал. Король только сменил одежду и поправлял неказистый полотняный воротник, когда его внимание привлекло некое оживление в замке и шум. Пригладив непокорные короткие кудри, он вышел из комнаты и, дойдя до окна в конце сводчатого прохода, выглянул во двор.
Что-то сразу подсказало ему, кто приехал. Охватившее его волнение словно заставило оцепенеть: он лишь стоял и смотрел, как к крыльцу подъезжает несколько громоздкий, но внушительный экипаж – черный, блестящий, с красными спицами колес и красной упряжью четверки темно-гнедых лошадей.
Потом дверца с ярким гербом Робсартов отворилась, откинулась ступенька, и показалась нога в изящном сапоге желтой кожи с высоким каблуком. Лорд Робсарт вышел легко, почти молодцевато, даром что ему было уже за пятьдесят. Сверху из окна король видел лишь невысокого полноватого мужчину в роскошном одеянии, лицо которого скрывала широкополая шляпа с пышными завитыми перьями. Тем не менее Карл узнал его: он хорошо помнил элегантного, красивого лорда, перед которым когда-то стояла на коленях его надменная мать.
Во дворе поднялась суматоха. У ног лорда вертелись спаниели, прибежали поденщики, которые падали перед хозяином на колени, стремясь поцеловать край плаща, прильнуть к руке в перчатке. Потом через двор пробежала Рэйчел. Карлу показалось, что она сейчас кинется к отцу на шею, но девушка сдержалась и присела в почтительном реверансе, подставив родителю лоб для поцелуя. Появился и преподобный Энтони. Рядом с не больно-то высоким братом он вдруг стал казаться меньше, сжался; куда и подевалась его горделивая надменность – приблизился семенящей походкой, что-то говорил. Только что оживленный лорд Робсарт замер, слушая брата, плечи его поникли. Карл понял, что Энтони поспешил сообщить ему о кончине сестры. Видимо, письменного извещения барон еще не получил.
– Чарльз!..
Король оглянулся. В сводчатом проеме коридора стояла Ева. Она медленно приблизилась.
– Отец приехал, – вымолвила она побледневшими губами. Все еще в амазонке – темной, по случаю траура по тете; волосы в беспорядке развились после прогулки и жалкими прядями свисали вдоль щек. Ева была в таком смятении, что в кои-то веки не удосужилась позаботиться о своей внешности. – Отец приехал, – вновь повторила она, и в голосе ее не чувствовалось ни оживления, ни радости. Скорее безысходность. – Я не знала, что он прибудет так скоро.
Она смотрела на него виновато и беспомощно. Карл вдруг почувствовал, сколь огромная пропасть разделяет их. Он – беглый король, за голову которого обещана немалая награда, и она, дочь республиканца, от воли которого зависит дальнейшая его свобода, даже жизнь. Осознав это, Карл произнес даже суше, чем хотелось бы:
– Так в чем дело, миледи? Идите встречайте его.
Она смотрела на него, словно ожидала какого-то знака, совета. Но он молчал, и Еве пришлось действовать самой. Глубоко вздохнув, она собралась с духом, взяла себя в руки и сказала уже спокойнее:
– Я думаю, не очень желательно, чтобы барон Робсарт встречался с вами. Вы ведь роялист, а у моего
