– И нужно выбрать удобное место, защищенное от хищников, – прибавил Костяков.
– Такое место мы не найдем – разве влезем на дерево и будем спать, сидя на ветках, как птицы, что едва ли будет приятно.
– Я думаю, что нужно спать не в лесу, а на чистом месте и поочередно караулить, – заявил Горохов.
– Конечно, и все время поддерживать огонь, который пугает хищных зверей, – сказал Горюнов.
Так как возле озера топлива не было, то прошли вдоль ручья, вытекавшего из него, к опушке леса, вблизи которой расположились под одиноким тополем. Засветло нарубили дров на всю ночь и разложили два костра; в промежутке между кострами и легли после ужина, разделив время на двухчасовые дежурства. Ночь прошла не совсем спокойно: по временам то ближе, то дальше раздавались разные звуки – мычание быков, ржание лошадей, рев носорогов, крики сов, а собаки отзывались на них ворчанием или лаем. С полночи туман начал окутывать поляну, и свет луны на ущербе еле пробивался; туман медленно полз на юг, по временам разрываясь, и луна на несколько минут ярко озаряла поляну, а белый холм среди озера иногда казался плавающим в молочном море. Его извержения повторялись каждые двадцать минут и также нарушали тишину легким свистом и шумом падающей воды.
На рассвете подул довольно сильный северный ветер, и туман быстро рассеялся. Солнце, поднявшееся над восточной окраиной котловины, имевшей вид черного острозубчатого хребта с полосами снега по уступам и морщинам, застало путешественников уже готовыми для работы. В этот день решили идти на восток до окраины котловины и вдоль нее вернуться на базу у сугробов, чтобы проведать Никифорова, сообщить ему о существовании крупных медведей и носорогов и посоветовать не охотиться на них.
Вскоре нашли узкую тропу, ведшую с поляны на восток через лес, который тянулся несколько километров, постепенно мельчая. Добыли несколько рябчиков и большого глухаря, которого собаки загнали на дерево, откуда он с удивлением разглядывал странных зверей, пока выстрел не сбросил его вниз. Поляна, которая сменила лес, оказалась очень мокрой, а середина ее представляла настоящее моховое болото, занявшее, очевидно, место прежнего озера.
Пришлось огибать ее по опушке, где собаки вскоре выгнали крупного оленя.
– Так и есть, сохатый! – воскликнул Горохов.
Но это был не сохатый, а олень того же роста, с гордо поднятой красивой головой, увенчанной огромными рогами, которые соединяли в себе особенности рогов как лося, так и изюбра (благородного оленя); на рога последнего они походили своими размерами, на рога первого тем, что оканчивались широкой лопаткой с зубцами. Эта великолепная дичь раззадорила охотников и, остановленная напавшими на нее собаками, пала жертвой разрывной пули.
– На сохатого похож и не похож, – заявил Горохов. – Что за зверь, не знаете ли, Матвей Иванович?
– Я думаю, – ответил Горюнов, рассмотрев животное, – что это исполинский ископаемый олень,
– Но не из крупных. Вероятно, молодой экземпляр, – прибавил Ордин.
– Нет, олень старый! – заявил Горохов. – Считайте, сколько отростков на рогах. По-моему, ему лет пятнадцать.
– Очевидно, это мельчающая порода, – предположил Костяков.
– И редкая, других зверей из живых окаменелостей мы видели много, а этого впервые встретили.
– Следовательно, нужно его обмерить и захватить с собой череп и рога, – заявил Горюнов.
– Рога слишком тяжелы, да и сохранить их нельзя – смотрите, они весенние, мягкие, налитые кровью, – заметил Костяков.
– Жаль! Ну, фотография хоть будет. Я успел его снять, пока он отбивался от собак, – сказал Ордин.
Не теряя времени, произвели обмер, затем вырезали лучшие части мяса, накормили собак досыта, отрубили рога и унесли голову для препарирования на базе.
– Мозг и язык на ужин! Это лакомое блюдо! – восторгался Горохов, вырезавший также кожу со спины для починки обуви.
За поляной снова пошел лес, который тянулся, постепенно редея и мельчая, почти до подножия окраинного обрыва. Вдоль последнего расстилалось метров на пятьсот богатое моховище: зеленый печеночный мох и беловатый олений покрывали толстыми подушками неровную почву, скрывая свалившиеся с обрыва обломки камня.
– Эх, благодатное место для оленей! Сюда бы пригонять их на лето, – вздохнул Горохов.
– А вы заметили, что на Земле Санников, несмотря на обилие озер и болотистых лугов, почти нет гнуса? – спросил Горюнов.
– Да, да! Ни слепней, ни оводов, ни мошки и даже комаров совсем мало, – подтвердил Ордин.
– Словом, рай земной! Не то что наша страна, где летом жизни не рад от гнуса, – прибавил Горохов.
– А вспомните, Никита, что вы говорили недавно про марево и шайтанов! – засмеялся Горюнов.
– Может быть, все, что мы видим, только наваждение? – спросил Костяков.
Горохов смущенно улыбнулся и покачал головой. Все, что он видел за эти два дня, было необычайно, но на наваждение не похоже.
– А вот когда мы благополучно вернемся в Казачье, тогда я скажу, наваждение это или нет! – вывернулся лукавый якут.
На моховище заметили поблизости нескольких пасшихся северных оленей, которые, увидев людей, быстро скрылись в кустах.
Ближе к подножию обрыва наткнулись на стадо каменных баранов, которые были скрыты огромной глыбой, свалившейся сверху. Они помчались сначала вдоль обрыва, а потом с изумительной ловкостью начали подниматься по узкому карнизу, перепрыгивая через широкие промежутки, разрывавшие его на части. На высоте метров ста они скрылись на более широком уступе.
Обрыв в виде мрачных черных скал с буро-красными подтеками и пятнами лишаев тянулся высокими уступами вверх; он состоял из базальта, слагавшего, очевидно, всю окраину этой замечательной впадины. У его подножия растительности не было; здесь тянулся хаос свалившихся обломков, подернутых лишаями; кое-где в ямах между ними белел снег. Нависшая скала обратила на себя внимание путешественников. Она защищала от дождя площадку в несколько квадратных метров, свободную от обломков, но всю истоптанную и загаженную каменными баранами. В глубине ее было нечто вроде естественной ниши, на стенке которой острый взор Горохова заметил налет копоти.
– Ой, тут были люди! – воскликнул он.
– Те, которые пасли каменных баранов? – засмеялся Костяков.
Все столпились возле ниши; в глубине ее оказалось несколько головешек, угли, зола, обгорелые кости. Осмотрев внимательно площадку, нашли несколько очень грубо обделанных кремневых орудий и осколки кремня.
– Люди каменного века! – заявил Ордин. – И даже не неолита, а палеолита, судя по примитивности обделки.
– Когда же они жили здесь? Может быть, тысячу лет назад? – подхватил Костяков.
– Нет, огнище довольно свежее. Оно на самой поверхности, не покрыто обломками скалы, а только пылью, которую, вероятно, поднимают бараны, топчась здесь.
– Следовательно, мы встретим где-нибудь на Земле Санникова дикарей каменного века – может быть, людоедов? – спросил Костяков.
– Обгорелые кости как будто человеческие, – подтвердил Ордин.
– Неужели это будут ваши онкилоны? – обратился Костяков, словно с упреком, к Горюнову.
– Онкилоны ушли из Сибири несколько сот лет назад. В то время северные инородцы не были уже людьми каменного века – они знали употребление железа.
– Да, наши прадеды уже добывали руду и ковали железные ножи, стремена, кольца, крючья, – подтвердил Горохов.
– Но рядом с этим широко применяли изделия из рога, кости, камня, изготовление которых уцелело у всех туземцев, оторванных от новейшей культуры и живущих в дебрях, куда тяжелый железный товар проникает с трудом. Но эти изделия сравнимы по своей отделке с изделиями неолита, а никак не палеолита, – пояснил Горюнов.
