удалось побывать без возможности их изучения. Он предложил мне выполнить экспедицию в эту горную страну в 1892 г., причем его знакомство с ней и с жителями г. Минусинска позволили быстро выяснить и организовать наем лошадей и проводников через Мартьянова, директора музея в Минусинске. Л. А. Карпинский согласился с этим проектом; Д. А. Клеменц завел переписку с Мартьяновым, и организация этой экспедиции уже началась. Я с удовольствием согласился с этим планом заняться изучением более южного района, так как сильная затаёженность и болотистость севера Сибири очень затрудняли геологическую работу, а исследование Западного Саяна и, особенно, Урянхайского края, приближало меня к Центральной Азии, по прежнему манившей меня.
Но вот в начале мая, когда я уже собрался отправиться в эту экспедицию, от президента Географического общества была получена телеграмма с предложением принять участие в качестве геолога в новой экспедиции Г. Н. Потанина в Центральную Азию, которую Общество решилось послать осенью. Сбывались мои мечты; отказаться от участия в этой экспедиции — это значило похоронить их навсегда. Я ответил немедленно согласием, хотя экспедиция резко меняла все планы будущего; приходилось расстаться на два года с семьей, ликвидировать квартиру в Иркутске, так как жена захотела вернуться на время моего отсутствия в С.-Петербург к своим родным. Оставалось совершенно неизвестным, вернусь ли я после экспедиции на место геолога в Иркутск или же это место будет занято другим лицом.
А как быть с экспедицией в Саяны, для которой Мартьянов уже нашел проводника и подговорил охотников с лошадьми? Я подумал было соединить ее с центральноазиатской, которая должна была начаться в сентябре. Можно было бы провести лето в Западном Саяне и Урянхае, затем перевалить в Монголию и пересечь ее по новому направлению примерно от оз. Косогол в Пекин, где мне назначено было свидание с Потаниным в конце года. Это было заманчиво. Но как увезти все снаряжение, необходимое на два года, в Урянхай? И кроме того, когда подготовиться к двухлетней экспедиции? О природе Центральной Азии я знал немного по первому тому сочинения Рихтгофена «Китай» и отчетам об экспедициях Пржевальского. Необходимо было прочитать все новое, что было напечатано об этой обширной стране, знать, что достигнуто, что наиболее существенно выяснить, в какие местности всего важнее направиться. Эти соображения, как наиболее целесообразные, взяли верх над заманчивым проектом присоединить саянскую экспедицию к центральноазиатской, и я решил посвятить лето изучению литературы для наилучшей подготовки к основной экспедиции.
Я немедленно написал своему книгопродавцу в С.-Петербурге, у которого заказывал уже книги для геологической библиотеки Иркутского Горного управления, и просил выслать все вышедшие томы Рихтгофена о Китае и некоторые другие книги, а из Географического общества выписал отчеты Потанина по его путешествиям по Монголии и отчеты Пржевальского. Мы решили поселиться на лето где-либо в окрестностях Иркутска, чтобы я мог работать спокойно. Нашли две комнаты на мельнице какого-то купца в версте от ст. Введенской, первой по кругобайкальскому тракту. Домик стоял в березовой роще вблизи большого пруда, питавшего водой мельницу. Раз в неделю жена ездила в Иркутск за провизией и почтой, в остальные дни мы получали хлеб, молоко, овощи на месте. В роще возле дачи была беседка, в которой я работал, читая описания путешествий и делая выписки; дети бегали на свободе в роще и на лужайке. Пруд давал возможность рыбной ловли, в нем водились окуни, язи и щуки. При мельнице была лодка, и я рано утром и вечером выезжал удить окуней, а на щук ставил ловушки с наживкой из мелкой рыбы. Я нередко приносил на кухню щуку длиной 30—35 см, попавшую ночью на крючок ловушки, и рыба вполне заменяла мясо.
На этой даче мы прожили до половины августа; я закончил свою подготовку и снаряжение для экспедиции — заказаны были пара вьючных ящиков и пара вьючных сум по образцу, описанному Пржевальским в отчете о третьем путешествии, также столик и складной табурет.
Жене с двумя детьми 1 1 / 2 и 4 1 / 2 лет было бы трудно ехать одной на лошадях. Горное управление приняло ее в качестве пассажира на караван, увозивший золото в С.- Петербург на Монетный двор. Золото, полученное с приисков в виде шлихового, т. е. мелких зерен и самородков, сплавлялось в лаборатории Горного управления в слитки разной величины, которые упаковывались в простые деревянные ящики, пудов по 10 или 20 в каждом. Эти ящики приковывались на дно коробки повозки с рогожным верхом, а поверх ящика могли еще поместиться два человека. В караване ехало 12— 15 таких повозок в сопровождении начальника и двух казаков в качестве охраны. Но для большего многолюдства в эти караваны брали в качестве бесплатных пассажиров людей, не имевших средств на оплату прогон длинной дороги, до Томска, где можно было сесть на пароход. Такими пассажирами являлись студенты, ехавшие учиться за Урал, вдовы чиновников и т. п. лица. Их вместе с багажом распределяли по повозкам. Караван отправляли 4 раза в год из Иркутска — 2 раза в конце лета и 2 раза во второй половине зимы.
С таким караваном моя семья уехала 23 августа в Петербург, а я, получив все заказанное снаряжение, выехал вечером 1 сентября в своем тарантасе в с. Лиственичное, где утром пересел на пароход, курсировавший через оз. Байкал в с. Мысовое. Мне впервые пришлось видеть всю ширину этого озера; перед тем я познакомился только с Малым морем, переезжая на рыбачьей лодке с устья р. Сармы в Долон-Тургень на о. Ольхон и обратно через «ворота» к степной думе. Но Байкал не захотел показать мне свою мощь во время бури: погода была почти тихая, волна небольшая. Позади осталась зеленая рама округлых высот Приморского хребта, разорванная в одном месте истоком р. Ангары. Впереди за темнозеленой гладью воды возвышались высоты Хамар-дабана с плоскими вершинами, уже побелевшими от свежего снега; только на север поверхность озера уходила за горизонт.
Из Мысовой я направился в Кяхту по так называемому купеческому тракту, который пересекает Хамар-дабан по прямой линии и почти втрое короче почтового, идущего по долине р. Селенги через Верхнеудинск и Селенгинск. Купеческий тракт, содержавшийся на средства кяхтинских купцов для перевозки чаев по кратчайшему направлению, поднимается по живописной долине р. Мысовой на перевал через Хамар-дабан; плоско-куполообразные горы его, сплошь покрытые высокоствольным кедровым лесом, не достигают здесь высоты гольцов; последние расположены юго- западнее по р. Снежной. На перевале стояла одинокая станция, где меняли лошадей. Перевозка чаев начинается позже осенью, проезжих на этом тракте мало, и молодая жена станционного писаря, подавая мне самовар, жаловалась на скучную жизнь, на короткое лето и длинную зиму с метелями. Словно в подтверждение ее слов серое небо этого дня начала сентября уже сыпало отдельные снежинки.
За вечер и ночь я проехал следующие две станции, обнимавшие спуск с Хамар-дабана в долину р. Удунги и р. Темник на лесистом южном склоне этого хребта, а рано утром проснулся среди совершенно другой природы: ярко светило солнце, было тепло и меня окружала степь низовий р. Джиды, а слева недалеко от дороги, у подножия безлесного южного склона горной цепи виднелся бурятский дацан — буддийский монастырь, среди белых домиков которого с плоскими крышами главный храм выдвигал свою черепичную кровлю с выгнутыми вверх краями, характерными для китайской архитектуры.
После этой степи я переправился на плашкоуте через р. Джиду, переменил лошадей на последней станции и закончил последний переезд до г. Троицкосавска опять по сибирскому ландшафту — по лесу с перевалом через пограничный хребет в долину р. Грязнухи. В этой долине в версте к югу от уездного города Троицкосавска у самой границы с Монголией расположилась слобода Кяхта — своеобразная резиденция крупных чаеторговых фирм, часть которых, накопившая крупные капиталы на торговле чаем, обратила их позже на добычу россыпного золота.
Я заехал прямо в гостеприимный дом А. М. Лушникова, с зятем которого И. И. Поповым был хорошо знаком в Иркутске, где он работал в Отделе Географического общества и в местной газете. Он также проводил отдых в этом доме, в котором раньше не раз останавливался Пржевальский, направляясь в Центральную Азию или возвращаясь оттуда, бывали также Потанин, Ядринцев, академик Радлов и другие путешественники. Мне нужно было дополнить снаряжение палаткой и парой небольших вьючных ящиков, так как ящики, сделанные в Иркутске, были хороши для верблюжьего вьюка, но слишком велики для лошадиного. Я считал, что мне в высоких горах придется пользоваться и лошадьми для экскурсий и поэтому нужно иметь вьючные ящики соответствующего размера. Главный служащий Лушникова очень помог в изготовлении этого снаряжения; палатку монгольского типа сшили на байковой подкладке, что делало ее теплой.
От Горного управления я имел последнее поручение. Пользуясь моим пребыванием в Кяхте, Л. А. Карпинский поручил мне съездить на Ямаровский минеральный источник в долине р. Чикоя. Его предполагали объявить курортом и поэтому нужно было определить округ его охраны, т. е. границы площади, вмещающей источник и его окрестности, в пределах которой, во избежание вредного влияния на воду источника, запрещалось вырубать лес и выполнять какие-либо земляные работы. За время, необходимое для пополнения моего снаряжения палаткой и малыми вьючными ящиками, а также
