вечернего чая занялся приведением в порядок собранной коллекции горных пород долины Ихэ-Угун при свете свечи.
Курорт был осмотрен, его геология выяснена, и на второй день мне делать было нечего; я сходил еще раз к верхнему устью долины Ихэ-Угуна, чтобы полюбоваться пиками Тункинских альп, уже усыпанными свежим снегом. После, полудня за мной, по уговору, приехал из села Туран тот же ямщик с повозкой, который привез меня на курорт, и я поехал обратно, но не прямо домой, а остановился на ст. Култук, чтобы поохотиться на пролетную дичь. В низовьях речки Слюдянки было несколько озерков, на которых при проезде в Нилову пустынь я заметил много уток; теперь я прошел к этим озеркам, нанял лодочку и выехал на воду, намереваясь настрелять десятка два. Охота оказалась не очень удачной, утки были осторожны и не позволяли подплывать к ним на верный выстрел, а подбитые скрывались в зарослях тростника и без собаки нельзя было найти их. Проплавав несколько часов, я добыл только штук пять и к этой скромной добыче прикупил у местного охотника еще десяток.
Обилие пролетных уток, гусей и других птиц на этих озерках у Култука объясняется, по видимому, тем, что они представляют удобное место остановки и корма при перелете с севера на юг осенью. Дальше перелетным стаям нужно лететь вверх по Тункинской долине, преодолеть высокий перевал через хребет Росточного Саяна, за которым остановка возможна на озере Косогол уже в Монголии.
Под вечер на почтовую станцию в Култук, откуда я собирался ехать дальше, пришел охотник, который был моим проводником во время поездки на копи слюды и ляпис-лазури, и предложил мне принять участие в ночной охоте на медведя. Вблизи села Култук прошлой ночью медведь задавил лошадь и не смог утащить ее подальше в тайгу. Можно было думать, что к ночи он опять придет, чтобы доесть свою добычу. Я согласился, зарядил левый ствол двустволки круглой пулей и мы отправились вдвоем к месту, где лежала лошадь; это было недалеко от села, вблизи кругобайкальского тракта на маленькой лужайке. В окружающих ее кустах мы расположились в засаде шагах в двадцати от падали, как только стемнело. Просидели часа три, но медведь не явился. Вероятно, накануне он нажрался так плотно, что не захотел прогуляться опять к своей жертве и отложил это на следующий день. В этот раз комары не досаждали нам так, как на берегу р. Сармы, когда я с другим охотником караулил изюбря у солонца. Теперь был конец сентября, и комаров и даже мошки уже не было.
В общем этот первый год моей работы в Сибири дал мне знакомство с древнейшими архейскими породами в Приморском хребте, Хамар-дабане и на острове Ольхон, с менее древней свитой песчаников, сланцев, известняков и кварцитов Онотского хребта, Малой Быстрой и Ниловой пустыни и с юрской свитой Иркутского бассейна. Перед тем в течение зимы я познакомился с трудами моих предшественников, главным образом Чекановского и Черского, изучавших берега оз. Байкал и юг Иркутской губернии, и, таким образом, по литературе и личным исследованиям я получил общее представление о геологии этой части Сибири.
VI. Экскурсия в Прибайкальские горы. Происхождение озера Байкал
Осень, зиму и весну 1889—1890 гг. я провел спокойно в Иркутске, занимаясь составлением отчетов о работах, выполненных летом,— о разведке угля на р. Оке, к которому присоединил перечень всех известных в то время в Иркутской губернии месторождений угля, о поездке через Прибайкальские горы на о. Ольхон, экскурсии на копи слюды и ляпис-лазури у южной оконечности оз. Байкал и осмотре Ниловой пустыни. Эти отчеты были напечатаны частью в Горном журнале, частью в Известиях Восточно-Сибирского отдела Географического общества. Я принимал также участие в деятельности этого отдела, бывая на заседаниях распорядительного комитета, переводил по просьбе Г. Н. Потанина небольшие статьи из английской литературы, касающиеся Сибири или интересные для сибирского читателя, которые помещались в Известиях отдела.
Весной я познакомился с приехавшим из Минусинска Д. А. Клеменцем, бывшим там в ссылке и работавшим в музее у Мартьянова, а также сделавшим ряд путешествий через Западный Саян в Монголию и Урянхайский край и по Ачинскому и Красноярскому округам, во время которых он собирал и геологические данные. Он также начал работать в отделе и весной 1890 г заменил Г. Н. Потанина в качестве правителя дел отдела, так как Г. Н. уехал в Петербург, чтобы кончить там составление отчета о своем большом путешествии в Китай и на восточную окраину Тибета. В Иркутске ему не давали кончить этот отчет постоянные посетители и работа в отделе.
Весной Л. А. Карпинский предложил мне начать летом геологическое исследование Олекминско-Витимского золотоносного района (теперь называемого Ленским), который уже в течение нескольких лет занимал первое место в России но годовой добыче россыпного золота. Геологическое строение его (как, впрочем, и других золотоносных районов Сибири) было очень мало известно, и сведения о нем были собраны 25 лет назад горным инженером Таскиным и геологом-географом Кропоткиным. Было интересно проверить эти старые данные, выяснить особенность золотых россыпей, залегавших под большой толщей наносов, почему в районе применялась добыча песков шахтами, почти неизвестная в других районах Сибири.
Район отстоял далеко от Иркутска, нужно было ехать сначала на лошадях по якутскому тракту, потом плыть на лодке и на пароходе вниз по р. Лене и на пароходе вверх по р. Витиму, и работа должна была занять все лето. По пути на прииски, на р. Лене в устье р. Куты, находился казенный солеваренный завод, куда был назначен смотрителем горный инженер А. А Левицкий. С ним и его женой мы познакомились зимой в Иркутске, и он пригласил мою жену с сыном приехать на лето погостить на заводе. Это меня очень устраивало, по пути на прииски я мог завезти семью на завод, а возвращаясь в конце лета, заехать за ней и увезти назад в Иркутск. Жене также хотелось попутешествовать, вместо того чтобы оставаться одной все лето в городе.
В начале мая мы выехали в своем тарантасе, оставшемся от переезда из Томска, и в первый день доехали до ст. Хогот, откуда я год назад ездил на Ольхон. Станционный писарь в беседе со мной завел разговор о золотых россыпях и сообщил, что охотники, которые возили меня до устья р. Сармы, знают одну долину в Прибайкальских горах, в которой должно быть золото, и очень желали бы показать ее мне и узнать, как нужно сделать заявку на золотой прииск.
За две зимы в Иркутске я уже достаточно наслышался рассказов об открытиях россыпного золота, познакомился с несколькими золотопромышленниками, и предложение съездить еще раз в Прибайкальские горы, в бассейн р. Сармы, посмотреть золотоносную долину и кстати проверить прошлогодние наблюдения и распространить их немного дальше мне понравилось. На эту поездку я мог уделить две недели, оставив жену с сыном в семье писаря, который также хотел принять участие в поездке, вероятно, в надежде сделаться золотопромышленником.
Дело быстро устроилось, за один день все приготовления были сделаны, и мы поехали вчетвером с двумя вьючными лошадьми. Первые три дня маршрут был повторением прошлогоднего — вверх по р. Унгуре, перевал через Онотский хребет и вниз по речке Успану до р. Сармы; но здесь мы повернули вверх по этой реке, а не вниз, как год назад; перевалили через довольно высокую гору ее левого берега и спустились в долину небольшой речки Нуган, впадающей слева в р. Сарму. Это и была предполагаемая золотоносная долина моих проводников, которые, вероятно, узнали о ней от какого-нибудь вольного золотоискателя, бродившего по Прибайкалью и бравшего пробы наносов в руслах речек.
Мы нашли хорошее место для стоянки на правом берегу речки Нуган, где я поставил свою палатку, а мои спутники быстро устроили себе навес из коры лиственниц. Осмотрев немногие утесы с выходами коренных пород на обоих склонах этой долины, я нашел, что золотоносность ее возможна; это были метаморфические сланцы с прожилками кварца, перемежавшиеся с толщами мраморовидных известняков. Поэтому мы решили заложить шурф на дне долины; пока двое копали его, сменяя друг друга, третий изготовил несколько небольших досок, расколов ствол ели, и сделал по моему указанию маленький вашгерд; головка и борта его были окаймлены берестой.
Наш шурф на глубине двух аршин наткнулся на огромный валун гранита, который мешал дальнейшей углубке; поднять его мы были не в силах, раздробить на куски, разведя на нем костер и затем поливая горячий камень холодной водой, не удалось. Приходилось закладывать еще шурф на другом месте. Но нанос, добытый из этого первого шурфа при промывке на вашгерде, дал нам небольшую золотинку. Шурф не был доведен до плотика, т. е. дна долины из коренных пород, на котором обычно залегает золотоносный
пласт; но золотинку в наносе можно было считать достаточным указанием на золотоносность, чтобы сделать заявку на отвод прииска и потом уже организовать основательную разведку. Для последней у нас не было ни времени, ни необходимых средств и сил. Поэтому мои спутники по моему указанию поставили заявочные столбы и вырыли возле них неглубокие шурфы в двух м ec т ax — вблизи впадения речки Нуган в р. Сарму и немного ниже нашего лагеря, так что долина этой речки была занята для двух приисков от ее устья до верховья в Приморском хребте.
Пока мои спутники копали шурф, я обследовал пешком долину речки Нуган
