повинна. Придется в качестве катализатора использовать многострадальный ковер. Если завтра Флора Анатольевна выразит удивление по поводу моего доброго здравия, отвечу, что порошок случайно просыпала на ковер. И подожду, отправится коврик в химчистку или нет.
Да и завтра я буду умнее. Вином меня облили при помощи Геннадия, про пятно помады я говорила Тамаре Ивановне, а вот о просыпанном порошке следует доложить хозяйке с глазу на глаз. Если после этого в моей комнате устроят генеральную уборку, криминалистической экспертизы мне уже не понадобится. Сообщник Леонида — Флора.
И кстати, теперь я знаю, где труп. Он в багажнике моей машины. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Хотя нет, ко мне прибавят ловкую манекенщицу. Ведь кто-то должен был помочь хилой гувернантке перенести тело. После чего та же хилая гувернантка таки выпьет яду, не выдержав мысли о мертвом олигархе в собственном багажнике.
Но проверять, там ли тело, я не стану, хочу выспаться. С меня достаточно такого доказательства, как исчезнувший Порошок.
Если бы я ошиблась, сейчас в шкатулке их лежало бы две штуки. А он один.
Сказать, что я провела бессонную ночь, значит не сказать ничего. Я вращалась во влажных простынях, как червь шелкопряда в коконе, мозг, сутки проработавший в ударном темпе, никак не хотел успокаиваться.
Он беседовал сам с собой, практически без моего участия гонял перед закрытыми глазами кадры преступления: мелькали платья, бриллианты, красные «Феррари» с лошадками на капоте и кожаными шоферами за рулем. Я была и жертвой, и судьей, и преступником. И, судя по данному бреду, иногда все-таки дремала.
Лишь под утро я провалилась в абсолютную темноту.
И очнулась от ударов в дверь.
— Марь Пална, алле! Просыпайтесь! — за дверью бушевала Раиса.
— Минутку, сейчас открою! — крикнула я, на ходу натягивая халат и открывая дверь.
Горничная вошла в комнату и тут же выпалила:
— Дмитрий Максимович пропал!
— Да ну, — сонно зевнула я. Очень хотелось сказать: «Знаю, он в багажнике моей машины». Но вдруг.., я ошибаюсь?
— Вас мадам требует. — Раиса бродила по спальне, разглядывала фотографии на тумбочке и уходить не торопилась.
— Раиса, вы хоть немного отдохнуть успели?
Девушка фыркнула:
— Полежала часок. Но за тройную оплату и два отгула можно и потерпеть.
— Сообщите мадам… Хотя нет, я уже почти готова. Где она?
— В комнате детей. Они еще не вставали, но она там.
Я хотела свалиться хозяйке снегом на голову. Проверить реакцию на свое крепкое здоровье и слегка цветущий вид. Но неугомонная Раиса все-таки выслужилась, доложила о пробуждении гувернантки.
Мадам сидела в кресле бледна, спокойна, но, судя по темным кругам вокруг глаз, этой ночью в доме спали лишь четыре-человека — я, Геннадий и дети. Остальные так и не ложились.
— Сегодня вы уезжаете на Кипр, Мария Павловна, — без предисловий начала мадам.
— Одна?! — совершенно опешила я.
— Конечно, нет, — поморщилась Флора. — С детьми.
— Но…
— Это приказ. — Флора Анатольевна подняла на меня красные воспаленные глаза. — Так надо, Маша.
— Что-то случилось? — ночные страхи отступили, и я начала путаться в предположениях, версиях и подозрениях. Все случившееся казалось сном. Убийство, труп, его исчезновение. Реальна была только грустная женщина в кресле.
— Вас это не должно касаться. Маша.
Собирайте вещи, ваш самолет вечером.
Так. Или меня просто удаляют, или я ничего не понимаю.
— Жаль, — пробормотала я, — моя сестра скоро рожает и я…
— Когда ее сроки? — перебила меня Флора Анатольевна.
— В начале сентября.
Мадам откинулась в кресле, подняла голову к потолку и ответила ему:
— Вы успеете вернуться, Мария Павловна.
Больше мне сказать было нечего. Нас отправляют за границу, и точка.
— Извините, Флора Анатольевна, — я решила все-таки завести речь о снотворном, — но вы выглядите усталой. Может быть, вам стоит принять снотворное и лечь?
К сожалению, у меня ваших порошков не осталось, последний я вчера на ковер просыпала…
Мадам выслушала мою речь с прежним равнодушием. Даже тени сожаления на ее лице не промелькнуло. Неужели я ошиблась?!
Впрочем, время покажет, отправят ковер в чистку или нет.
Время показало. Не отправили. Всем было не до него.
Простившись с мадам, я заглянула в спальни мальчиков, дети еще не проснулись, и я пошла в свою комнату. Но не собирать вещи, а за ключами от «Форда». Пора проверить мои ночные предположения, убедиться, там ли тело хозяина, и после этого действовать по обстановке.
Обшарив сумку, все карманы и тумбочки, я убедилась лишь в одном — все происшедшее вчера не сон. Ключи пропали.
Я села на кровать и задумалась. Второй комплект ключей я, как идиотка, оставила в бардачке «Форда», навыков взлома не имею и проверить свои предположения не смогу.
Здорово. И кто мне поможет? Только Геннадий. Не знаю, какой из него взломщик, но автомеханник он отличный.
Достав из шкафа чемодан, я положила его на кровать, мол, собираюсь, собираюсь, только вот отвлеклась на секундочку и вышла из комнаты. Запирать дверь я не стала.
В этом доме замки не хранят секретов.
Философ придерживался того же мнения, и, постучав, я зашла к нему.
Тело лежало в одежде поверх скомканных простыней и издавало жуткий храп, извергая с каждым выдохом такой (!) запах, что можно было поверить в разложение заживо. Философ пребывал в коматозном состоянии.
— Гена. — Я тихонько дотронулась до его плеча.
Тело дернулось и просипело:
— Я сплю.
— Вижу. Но ты мне нужен.
— Потом.
— Пожалуйста, Геночка, — взмолилась я.
Тело простонало и открыло один глаз.
— Я умер.
— Догадываюсь.
— Все к черту.
Но я проявила редкую сволочную настойчивость.
— Мне очень надо, Гена.
— Чего?
— Открыть машину. Я ключи посеяла, а очки, помнишь, мы их вчера искали, в бардачке оставила. Пли- и-и-з, — проскулила я.
— О-о-о-о боже, — простонал философавтомеханик и начал подъем.
Первая попытка ему не удалась, и я почувствовала себя прирожденной сволочью.
Потомственный Бурмистров намешал вчера все сорта вин, коньяков и водок и заполировал все это
