– Зато я сумел услышать. Брось свои штучки, все висит на волоске.
– Вы не в состоянии больше сохранять конспиративный режим? – произнес главный дознаватель. И сам себе ответил: – Ну разумеется, после такой-то драки… Кстати, что все-таки здесь случилось? Не то чтобы я жалел, что был вынужден атаковать посла инков, но хотел бы понять ради чего…
– Это долго, Градобор. Давай после того, как свяжемся с Ассамблеей.
Тот помедлил с ответом. А когда заговорил, тон его стал извиняющимся:
– Двенадцать творцов, Павел, помнишь? В этот раз понадобилось столько же. А на поддержание прокола еще пара, которая меняется каждый час, иначе меня тут же всосет обратно в Сферический храм.
– Отлично, – перебил землянин. – Вот оттуда ты и позвонишь в Совбез. А до этого Потапов зачитает тебе обращение от нашего имени. Утром будет не поздно?
– Утром… – повторил гиперборей. – Нет, поздно еще не будет. Я планировал задержаться дольше, насколько это будет возможно.
– Не нужно дольше, – проникновенно произнес Павел. – Нужно до утра. Ты ведь отправлен в Ствол на разведку? Задание удалось, ты узнал о готовности Отдела к контакту и об угрозе распространения сведений об Ассамблее миров. Куда больше?
Градобор снова затруднился. На этот раз он молчал так долго, что Павел решил, будто связь уже прервалась. Однако гиперборей все-таки заговорил:
– Видишь ли… Меня никто никуда не посылал. После поражения Общины в Патомском кратере… Как ни крути, а это все-таки было поражение…
Он снова смолк, но теперь уже Павел мог закончить за него:
– Тебя уволили. Ты больше не главный дознаватель. Так?
– Так. Только у нас не увольняют. У нас лишают права служить Общине… Тебе, верно, не понять, но это гораздо тяжелее.
– Может быть, – Павел не стал спорить и выспрашивать, как именно гиперборею удалось оказаться на Земле. Что за двенадцать творцов, помогающих бывшему слуге дознавательной коллегии, он тоже не стал уточнять. В конце концов, однажды он уже имел случай убедиться, что Община отнюдь не столь монолитна, как кажется извне. Да, гиперборейские отступники всегда действовали из лучших побуждений, а заблуждались вполне искренне, но трещины в монолите от этого не становились мельче.
Впрочем, могло быть, что в данном случае имел место трезвый расчет, а не заблуждение: благодаря своей инициативе Градобор надеялся восстановить свое пошатнувшееся положение. Могло быть… Но сейчас важнее было совсем другое.
– Ты сможешь передать Совбезу Ассамблеи наше послание? – прямо спросил Павел, уже почти зная ответ.
– Извини… – огорчение гиперборея, пожалуй, было искренним. – Меня схватят сразу по возвращении.
Предсказуемо, но не катастрофично.
– Ты можешь включить процессор, который остался на фабрике? – задал Павел новый вопрос.
И услышав ответ – похолодел.
– Извини… – повторил Градобор. – Дело даже не в том, что я не могу покинуть этаж. Я просто не умею работать с процессором. На такое способен только творец.
– Погоди, как же?.. Ты же при мне включал мобильный!
– Мобильные модели другие, – не слишком терпеливо объяснил Градобор. – Они вообще не имеют интерфейса для управления – только гнездо подключения активатора с заранее созданной программой и кнопку пуска. Без смены прошивки в активаторе координаты ветви назначения изменить невозможно. Стационарный же процессор – сложная машина для расчета параметров любого вероятностного прокола. Вот только наш э-э… пульт управления творцы делали под себя. Обычные кнопки есть на пульте инков, но их назначения я не знаю.
Филиппыч с Потаповым перестали даже дышать. Многое из разговора от них ускользнуло, но главный вопрос Павла они, конечно, слышали.
– Ну?! – страшным шепотом прохрипел Семен. – Может?
Павел отчаянно мотнул головой, и в этот момент трубка запищала сигналом близкой разрядки аккумулятора.
– Пусть обеспечит доступ! – крикнул Потапов, моментально забыв про упреки Сергеева. – У него «пауза»!
Павел вовремя тиснул кнопку громкой связи, и Градобор услышал.
– В моей «паузе» осталось сорок секунд субъективного времени, – произнес он. – Я не выбирал, пришлось хватать ту, что хуже лежала… Здание Ассамблеи окружено очень плотно, мне кажется, это уже не милиция, а военные. Но если вы сумеете приземлиться на крышу…
– Исключено, – бросил Потапов, перекрикивая противное пищанье. – Ни один вертолетчик не возьмется. Над Москвой запрещены полеты.
– Вам не нужен вертолет. Евгений Саныч – очень предприимчивый и прозорливый купец. В дни расцвета торговли «Стройтреста» с Ассамблеей он как-то выменял у нас два крылатых костюма.
– Е-мое… – выдавил Филиппыч. И, несмотря на цейтнот, не удержался: – На что же он сумел?..
– Это важно? – Градобор, казалось, был смущен вопросом. – На двадцать ящиков моркови. Этот деликатес не удалось сохранить в моем мире, до сих пор мы знали о нем только из летописей. Насколько я знаю, этих костюмов нет на фабрике. Найдите их, но учтите, что пользоваться сможет лишь Головин…
Трубка пискнула в последний раз и замолкла. Павел отнял от уха аппарат, оглядел ошарашенных присутствующих.
– А почему – Головин? – осведомился Федор. – Я тоже с парашютом уже…
– Потому, – Шеф со значением посмотрел на Павла, и только тогда тот сообразил.
Гиперборейские костюмы не держат человека в воздухе. Так же как не могут этого сделать и любые другие крылья двух метров размахом, собранные из гибкого реечного каркаса и тканевой обшивки. Но с их помощью человек мог удержаться в воздухе сам. Не каждый человек. До сих пор Павел считал – лишь гиперборей, способный раскачать свои мышцы до согласованного резонанса и заставить любой каркас шевелиться со скоростью пропеллера.
Вот только однажды некий гиперборей поделился с неким землянином этой способностью. Для разовой акции, не выполнимой никаким иным способом. Умышленно не предупредив, что способность получится далеко не одноразовая, но, оказывается, хорошо об этом зная…
– Федя, – обреченно позвал Павел. – У тебя лидокаина в аптечке случайно нету?
Тот не колебался ни секунды:
– Поищем ради такого дела.
А Филиппыч вдруг мерзко хихикнул и хлопнул себя по коленке:
– Ну дает Евгений Саныч! Вот же барыга, блин!..
2
Бросить под стенкой сарая пару старых матрасов поверх жиденькой копны прошлогодней ботвы догадался Шеф. Это он хорошо сделал. Правильно. Павел всегда завидовал таким вот обстоятельным людям, способным заранее подстелить себе пучок соломы. Ну, пусть не себе в этот раз. Все равно – слава богу.
Несмотря на лидокаин, рука болела, хотя и меньше. Теперь к ней прибавилась голова, спина, почему-то ребра и правая коленка, на которую во время очередного приземления пришлась основная нагрузка. Что там Федя говорил про парашют? С крыши-то сарая, пожалуй, покруче будет. Не то что без парашюта – даже и без зонтика. Не считать же за опору эти две плетенные из каких-то прутиков рамки, обшитые шелком и притянутые ремнями к плечам. К тому же оказавшиеся на поверку не такими уж прочными и не такими уж гибкими…
Даже не собираясь сдерживаться от совершенно старческого кряхтения, Павел перекатился на живот и отжался, вставая на четвереньки. Чертовы гиперборейские крылья отчаянно мешали, цепляясь за все подряд. Обломок левого бессильно висел на полоске ткани. Правое осталось цело, зато лопнул какой-то из плечевых ремней…
