просьбу «не стрелять в нее сразу»…
– Случаю, – она изящно ответила на поклон. Черт возьми, в ее-то рванье!.. – Счастливому, надеюсь. Хотя обстоятельства возобновления нашего контакта…
– А вот про обстоятельства давайте не сейчас, – Павел без всякой жалости разрушил дипломатическую идиллию. Что бы ни собиралась сказать высокорожденная, его доклад все равно должен стать первым. – Семен, вы на машине? А то на нас оглядываются уже.
Они были на машине. Если этот рыдван можно было так назвать. Старая «Волга» с проржавевшими насквозь дверями и крыльями, с коптящим мотором и хрипатой коробкой передач тронулась с места, по- видимому, лишь благодаря уговорам Филиппыча. Поднатужилась, чихнула, дернулась… Но все же преодолела «лежачего полицейского» на выезде со стоянки и выкатилась на шоссе в сторону Москвы.
– Доедет? – с опаской осведомился Павел, и Филиппыч фыркнул почти так же возмущенно, как растревоженный мотор автомобиля.
– А куда денется? Старая – да… Но службу знает. С реализации конфиската досталась мне, еще когда я… Да-а, было ж время! Радовался, помню, как пацан, который первый раз в девку… – Он покосился через плечо. – То есть… Пардон, в общем.
– Куда едем? – спросил Павел, тоже полуобернувшись.
Шеф в этот раз настоял на нетрадиционной рассадке. Пехоту он поместил на переднем сиденье, сам разделил заднее с индеанкой.
– К Евгений Санычу в особняк. Спалили мою дачу, черти, такая база сейчас была б.
– Не плачь, отстроим мы твою дачу, – отозвался Семен. – Вот разберемся маленько…
– Ну да! Ты вот уже полгода все отстраиваешь, – буркнул Шеф. – И хватит мне зубы заговаривать! Паша, ну-ка давай с самого начала – зачем ты поперся в Бодайбо?
– Я не нарочно, – совершенно искренне отозвался тот. Действительно, знал бы, куда забросит кристалл, – три раза подумал бы. – Я в общем-то не собирался в такую даль. Думал, Акар где-то в городе свою вендетту устроит…
– Акарханакан! – Павел даже вздрогнул от этого возгласа индеанки. – Моего отца звали Акарханакан! Если не собираетесь чтить его память, то хотя бы не попирайте честь!
– Чтить память, – повторил Шеф. – Так. Значит, все-таки ты его…
– Ну, раз я сам здесь, – резонно заметил Павел. И, покосившись на Анну, добавил: – Это была добрая охота. Он дрался на равных, просто… отвлекся в неподходящий момент.
– Ясно, – проговорил Шеф. – Все ясно с тобой, пехота. Почему приказу не подчинился?
– Приказу? – удивился Павел. – Какому еще?..
– Такому! – внезапно взорвался Шеф. – Семен ясно велел тебе оставаться на квартире Сергеева, ждать его и не поддаваться на провокацию краснокожего! Так ведь нет, тебе нужно все по-своему! Брошен вызов, видите ли…
Горячая волна обиды хлынула к лицу, и Павел не сдержался:
– Да, вызов! Да, брошен, и вы лучше меня знаете, как это было сделано! А если нет, спросите Семена, успел ли он вызвать «Скорую» своей бухгалтерше!
– Успел, – проворчал Филиппыч. – За это тебе, конечно, спасибо.
– Ну хоть это слава богу!.. К тому же, извините, Сергей Анатолич, но обезумевший инка в городе… Нейтрализовать его следовало любой ценой.
Анна передернула плечами, но промолчала. Похоже, против «обезумевшего» возразить ей было нечего.
– Любой ценой, Паша, нам нужно решить вопрос с фабрикой! Ты – единственный оперативный работник – пропал из города на четверо суток! Бросил всех! Левакова с Градобором в подвалах корпуса, Федора с Тамарой в больнице, нас с Семеном и вовсе на бобах!
Павел два раза хлопнул ресницами, пытаясь сдержать идиотскую улыбку… Нет, вроде не ослышался. А шутить Шеф бы не стал. Ведь не стал бы?..
– Постойте-ка, – он судорожно сглотнул. – Что значит – в больнице? Сергеев что?.. А?
– Жив, – произнес Шеф тоном ниже. – И Тома его. Обварились маленько, а так…
– Погодите… Почему обварились?
– В ванне они в тот момент были. Нашли же, прости господи, время… На свое счастье. Трое суток в ожоговом – примочки там всякие. А потом выставили обоих взашей – симулянтов. Тоже сейчас на хате у Саныча. Типа, бдят.
– Квартирка-то того, – неуместно пояснил Филиппыч. – Ремонта, понимаешь, требует. Ну ты-то видел.
– Видел, – согласился Павел. И едва не вздрогнул от промелькнувшей в мозгу ассоциации. – Только если мамаша их тоже у Саныча, меня прямо здесь высади!
– Мамаша не у Саныча. Мамаша в кардиологии – с утра вот апельсины возил. Недельки три спокойно пролежит – оно и к лучшему.
Павел с откровенным облегчением перевел дух и покосился на высокорожденную. Индеанка перенесла обмен новостями стойко, проявив выдержку воспитанницы высшего общества. Впрочем, помнится, выдержка у инков как раз не в ходу. А лучемет она даже в багаж не сдавала, благо заподозрить в нем боевое оружие таможенники не имели ни малейшей возможности…
– Шеф, – поспешно произнес Павел. – Я спрашивал, но она молчит как рыба об лед. Сказала, что говорить будет только с вами.
Потапов внимательно посмотрел на соседку.
– Ну что ж, – выговорил он. – Это вам только в плюс, уважаемая Анетух… Анетхи…
– Можно просто Анна, – отозвалась та, поморщив нос от звуков своего исковерканного имени. – Головин прав. Я не хотела посвящать его в цели моего визита раньше вас.
– Для начала: как вам это вообще удалось? – не слишком-то вежливо перебил Потапов. – Насколько я понял, после… определенных событий доступ на Землю из ветвей затруднен. Однако вы и, простите, ваш отец…
Она легкомысленно пожала плечами.
– Я не знаю как. Я просто включила процессор, так как меня учили. Сначала действительно было трудно – с трудом проходили только звонки и SMS. Однако машины древних богов очень сильны. Со временем я сумела локализовать и организовать прокол. А отец… Я очень сожалею, что ему удалось это раньше, чем мне. В последнее время он был не очень адекватен… Точнее, одержим идеей уничтожения… Но его можно понять – такие потрясения. Он слишком долго служил империи, чтобы принять новое…
– Н-да, – выдавил Потапов. – А ящеры-то были уверены, что вернутся первыми… Вы сказали – потрясения?
– Конечно, – она кивнула. – Вы не знаете? Империя пала… Почти. Сапа Инка осажден в Куско. Провинции и колонии под контролем белых. Крепости и арсеналы тоже наши. Осталось лишь последнее усилие.
– Ваши? – переспросил Шеф, прищурившись. Мог бы и не переспрашивать – из случайной оговорки он и сам сделал все нужные выводы. – И много вас… заодно с такинэ?
– Это обращение упразднено, – спокойно пояснила высокорожденная. – В новом мире мы будем равны. Мы равные…
– Равные, – кивнул Шеф. – Ну мы это тоже проходили… Так сколько?
– Я одна. Ацтеки слишком верят жрецам – они никогда не пойдут за нами. Майя… Жалкие неудачники, пропивающие последний рассудок. Могли владеть миром, а теперь – кому они нужны? Инки… Может быть, некоторые. Когда-нибудь… Я говорила со многими пленными перед расстрелом… Высокородство слишком глубоко въелось в саму нашу суть. Невозможно принять идеи от тех, кого держал за безголосый скот, не способный даже понять, насколько он унижен. Невозможно даже допустить, что у такинэ вообще могут быть идеи… Для этого нужно однажды взглянуть на мир из огня жертвенного очага, в который тебя послал собственный отец.
Она смотрела уже не на Потапова – на Павла. И тот слишком хорошо помнил этот взгляд. Надежда и отчаяние, жажда жизни и готовность к жертве, безумная вера в благодать Инти и горькая обида на тех, кто отдал ее очищающему пламени… Да, наверное, такое ломает. Причем порой не только души, но, как
