— Между прочим, для тебя приготовлено. — Он показал на стопку одежды, поверх которой лежали толстые шерстяные носки. — Переоденься. С тебя вон вода течет.
Что правда, то правда — количество выпавших на меня осадков явно превышало годовую норму. Одежда промокла насквозь, и меня бил озноб. Поэтому я не стал вникать, в какой мере волен распоряжаться в доме этот самый Вадим: прихватил вещи и удалился в соседнюю комнату.
В сравнении с моим собственным новый наряд имел лишь одно, но весьма ценное преимущество — он был сухим. Брюки оказались малы и насилу сошлись в поясе, рубашка потрескивала на швах, а плотный, ручной вязки свитер еле-еле прикрывал локти. Но выбирать было не из чего. Я переоделся и вернулся к гостю.
Вадим расположился на самом краешке дивана, деликатно подвернув край постели, и вытянул перед собой негнущиеся ноги в ортопедических ботинках.
— Да, старик, это не Диор, — прокомментировал он мой выход. — Но на пожарный случай сойдет.
— Сойдет, — согласился я.
— Согрелся?
— Вроде бы. — Я был не прочь узнать, кто он и зачем пожаловал, но спрашивать впрямую было неудобно. К тому же, судя по активности Вадима, дежурными репликами дело не ограничится, а значит, рано или поздно все выяснится само собой.
Однако уже следующий вопрос показал, что интерес друг к другу у нас взаимный.
— Я слышал, новоселье скоро справлять будешь? — спросил он. — Квартиру меняешь?
— Откуда такие данные? — осведомился я с наигранным удивлением. То есть удивление было самое что ни на есть настоящее — напрасно я зарекался, — но светский характер беседы не предполагал проявления открытых эмоций.
— Нина рассказала, — сообщил Вадим.
— Вот как?
— Мы ведь с ней старые друзья, — объяснил он. — У нас секретов нет. Так что я теперь о тебе много чего знаю, товарищ Сопрыкин.
Внутри у меня что-то оборвалось. Из всех пилюль, которыми потчевала меня Нина, это была самая горькая.
— Да-да, конечно, — промямлил я, стараясь вообразить, насколько далеко простираются пределы их откровенности и что еще могла рассказать обо мне Нина.
Вадим поспешил просветить меня и на этот счет:
— Оказывается, ты тоже приезжал сюда каждый год. Странно, что мы не познакомились раньше.
На секунду я потерял дар речи. Приезжал? Каждый год? Разыгрывают они меня, что ли?
— Прости, что ты сказал?
— Странно, говорю, что мы до сих пор незнакомы, — повторил он. Лицо его при этом оставалось по- прежнему спокойным и доброжелательным.
— Ах да, не познакомились… Действительно странно.
«Еще бы не странно!» — подумал я, когда ко мне наконец вернулась способность рассуждать здраво. Подумал и снова посмотрел на Нину. На этот раз наши взгляды встретились, и я заметил, как в глубине ее глаз загорелись и тотчас погасли лукавые искорки.
Она взяла у меня мокрую одежду и понесла ее на кухню, а я смотрел ей вслед и гадал, в чьих интересах появилась на свет эта небылица: в моих, Вадима или в ее собственных? Нет, видно, не дано мне понять женщин, как не дано разобраться в пружинах, управляющих их поступками.
Оставалось принять к сведению ежегодные поездки, которых никогда не совершал, и поражаться феноменальной точности, с какой было угадано мое сокровенное желание.
— Раньше я здесь чаще бывал, — продолжал тем временем Вадим. — Человек я холостой, свободный. Кстати, ты женат?
— Нет.
— Вот и я тоже. Транспорт у меня свой. Никаких проблем: сел за баранку, выехал за кольцевую и знай жми на педаль — через пару дней дорога сама на юг приведет. Бывало, по нескольку раз в год приезжал: когда на недельку, когда и больше, старика своего проведать.
— Старика? — рассеянно переспросил я.
— Ну да, отца, — уточнил он. — Я ведь родился здесь, только не прижился, как видишь.
— Почему? — Я все еще с трудом улавливал, о чем он толкует.
— Учиться уехал. У нас с учебными заведениями напряженка, сам понимаешь, курортная зона, не до того. Ну а выучился, работу предложили, так и застрял в столице. Пока в общаге кантуюсь, а недавно в кооператив записался. Последние годы уже и не тянет сюда. Это для вас, северян, море в диковинку, а меня, знаешь, от переполненных пляжей с души воротит.
— На побывку, значит, приехал?
— Не совсем. Фестиваль послезавтра начинается, слышал, наверно?
— Музыкой увлекаешься?
— Увлекаюсь — не то слово. Это моя работа. Флейтист я в оркестре. Три фестиваля отыграл, этот четвертый. Можно сказать, бессменный участник.
— Да-да, припоминаю: мне Сергей о тебе что-то рассказывал, — рискнул вставить я, пользуясь Нининым отсутствием. Отныне я защищал уже не свою, а нашу с ней общую выдумку, и надо было подкрепить ее хоть каким-то подобием доказательств.
При упоминании о Сергее Вадим помрачнел.
— Идиотская история. Дичь какая-то. — Он нахмурился. — Я в понедельник приехал, хотел сразу зайти, ребят проведать, да репетиции все время съедают. Программа у нас очень плотная. А вчера газета под руку попалась, вот эта. — Он ткнул в лежавшую на столе «Вечерку» с заметкой под рубрикой «Происшествия». — Прочел и глазам не поверил. Ошибка, думаю, или опечатка. Не может, думаю, быть, чтоб Сергей… Он же крепкий, здоровый мужик был… Заехал вчера вечером, никого не застал. Весь день сам не свой ходил, не верю, и все тут… Мы ведь с Сережкой с детства знакомы… — Заметив появившуюся в дверях Нину, Вадим тактично перевел разговор: — А в этом году в Карпаты хочу податься. Мотор у меня в порядке, резину только что новую поставил. И отпуск как раз подоспел. Вот закончим выступления, в тот же день и отчалю…
— Садитесь чай пить, — пригласила Нина.
— Я — пас, — Вадим отрицательно мотнул головой. — И так засиделся. Завтра генеральная. — Он поднялся с дивана. — Отправляюсь я. Извините, если что не так… Еще увидимся.
Он кивнул Нине, махнул мне рукой.
— Пойду провожу, — сказал я и вслед за ним вышел в чернильную темноту двора.
Вопреки ожиданиям Вадим двигался быстро, уверенно и прекрасно ориентировался на узкой, почти неразличимой в темноте дорожке. Меня же у самого порога угораздило влезть в лужу, и носок мгновенно пропитался водой.
— Давно приехал? — не оборачиваясь, спросил Вадим.
— Недавно.
— Это с тобой мы здесь вчера встретились?
— Да.
— Неловко получилось.
— Неловко, — согласился я.
Мы вышли на улицу и остановились у белого приткнувшегося багажником к тротуару «Жигуленка».
— Твой?
— Моя, — поправил Вадим, — она у меня женского рода. «Каравелла». — Он любовно похлопал по блестящей крыше. — Посудина хоть куда. Правда, в экипаже один капитан, да и тот, — он хмыкнул, — Джон Сильвер, хоть флаг с костями вывешивай… Давай, старик, сядем, если не против. Мне тяжело стоять.
Я не возражал: обошел вокруг машины, подождал, пока он отопрет дверцу, и сел на покрытое искусственным мехом сиденье.
