Светлана Сергеевна кроила себе новый халат.
— Игорь достаточно взрослый человек и сам способен решить, как ему лучше, — невозмутимо сказала она, — видимо, уже знала о решении сына.
— Позвольте, но зачем в таком случае было поступать? Зачем? Ведь он не первоклассник, на второй курс перешел, и успеваемость хорошая…
Приложив выкройку к расстеленному на столе куску шелка, Светлана Сергеевна быстрым движением обвела его остроотточенным кусочком мыла и втянула носом воздух — вздохнула.
— Вы только не обижайтесь, Федор Константинович, — сказала она. — Но почему от вас всегда пахнет керосином?
К его щекам прилила кровь.
— Я прямо из рейса… — не нашел он что ответить.
— Ах да! — Она взяла в руки большие портняжные ножницы.
— И это не керосин…
— Ну, все равно. — Светлана Сергеевна начала резать по отмеченной линии. — Так чем вы недовольны?
— Как чем?! Он бросает учебу. Прямо посреди года. Ему надо учиться, получить специальность.
— Не беспокойтесь, Игорь не собирается тунеядничать. Я через знакомых подберу ему работу, а на первых порах поработает у нас в клубе…
— Вот оно что?! — Он не знал, как реагировать на ее слова, и сказал первое, что пришло на ум: — Выходит, это ваша затея. Как это я сразу не сообразил!
— Во-первых, не моя, — спокойно возразила Светлана Сергеевна. — Игорь сам принимает решения, и вам об этом отлично известно. — Это был скрытый намек на брак с Тамарой. — Во-вторых, не вижу причин расстраиваться. — Переменив тон, она резко обратилась к сыну: — А ты чего молчишь? Язык отнялся? Почему я должна из-за тебя трепать нервы?! — Она не уточнила, но было ясно, с кем ей не хочется их трепать.
Игорь опустил ноги со стула.
— Да поймите вы, Федор Константинович, университет мне ничего не дает.
— Как это не дает? — растерялся Тихойванов.
— Ну, кем я оттуда выйду?
— Ты на биологическом — значит, биологом.
— То-то и оно! Буду куковать в какой-нибудь задрипанной лаборатории на сто двадцать рублей ноль-ноль копеек. Это разве деньги? Я их и сейчас заработаю, хоть завтра, без всякого образования. И вообще, как говорили классики, лучшим каждому кажется то, к чему он имеет охоту.
— Но ведь ты шел на биологический, потому что выбрал эту профессию! Учеба тебе дается, ребята тебя уважают…
Игорь переглянулся с матерью. Светлана Сергеевна состроила гримасу — мол, я-то тут при чем? — и снова склонилась над выкройкой.
— Вы с Тамарой, кажется, не нуждаетесь, — продолжал Федор Константинович. — Если вам не хватает моей зарплаты, скажите, не стесняйтесь. Я могу зарабатывать больше, поддержу материально.
— Да что вы все на деньги переводите?! — огрызнулся Игорь. — Не в них дело…
— Так в чем же, черт возьми?! Можешь ты объяснить по-человечески?
— Просто не хочу выбрасывать четыре года коту под хвост!
— Выходит, когда поступал, четыре года тебя не пугали, а теперь новое призвание появилось? Что-то ты темнишь, Игорь… Если денег вам не хватает, скажи прямо, не юли, а если хватает, тогда…
— Ну насчет «хватает» я бы не сказал… — начал было Игорь, но на ходу передумал и раздраженно закончил: — Как вы не поймете? Не нужно мне высшее образование, не нужно, и все. Незачем мне оно!
— А что нужно — в клубе работать? — Федор Константинович встал, натягивая на голову фуражку. — Ты даже толком не знаешь, какую работу готовит тебе мамочка через своих знакомых, а уже… Эх ты! — Он посмотрел на стоящую к нему спиной Светлану Сергеевну и понял, что продолжать бессмысленно. — Ладно, пошел я…
Его не удерживали.
Прошел еще месяц. Игорь работал в клубе медицинских работников осветителем сцены (наимоднейшая по тем временам профессия). Возвращался домой поздно, по полдня отсыпался, отчего в квартире стараниями Тамары постоянно царили полумрак и тишина. Вечерами приходил Толик, новый его приятель. Они о чем-то подолгу шептались, нередко распивали бутылку вина и уходили только после того, как Тамара, стараясь делать это тайком от отца, совала мужу в карман деньги.
Вскоре Игорь попался на краже.
Вместе с Толиком, подобрав ключи к двери радиокружка, они похитили оттуда дорогой стационарный магнитофон «Темп».
Дом погрузился в траур. Зять несколько дней пропадал неизвестно где. Тамара, узнав о случившемся, сначала не желала верить, что ее Игорек способен на воровство, но уже на второй день стала искать оправдания поступку мужа. Была тут и маленькая зарплата, и доверчивость Игоря, и негодяй Толик, сбивший его с правильного пути. А к концу того же дня, расстроенная отсутствием супруга, робко намекнула, что, если вдуматься, часть вины падает и на Федора Константиновича: почему он не общался с Игорем, почему замкнулся, не помог советом, не прогнал Толика?..
Вечером она отправилась на поиски мужа и нашла его у Светланы Сергеевны. Однако вернулась одна. На вопрос, почему не вернулся Игорь, она едва слышно ответила, что он боится тестя, и заплакала. Пришлось идти самому.
Прямо с порога Светлана Сергеевна категорически заявила, что знать ничего не знает, у нее хватает своих забот, она и пальцем не пошевельнет — пусть Игорь сам выпутывается, ей надоело его опекать, тем более что у него теперь своя семья. «Забирайте его, — сказала она, — и оставьте меня в покое».
В итоге коротких переговоров Федор Константинович увел зятя с собой. По дороге они большей частью молчали. У самого дома Игорь извинился, признал, что наделал ошибок, слезно просил помочь, заверил, что возьмется за ум. Федор Константинович со своей стороны пообещал возместить стоимость магнитофона, что и сделал, сняв на следующий день часть своих накоплений со сберкнижки.
Уголовного дела не возбудили. На работе посчитались с авторитетом Светланы Сергеевны — ограничились профсоюзным собранием. Игорь уволился по собственному желанию и последовавшие за этим три месяца нигде не работал, сидел дома. Встречаясь с тестем между его поездками, он делал виноватое лицо, не говорить о своих планах избегал. Молчала и Тамара.
Однажды терпению пришел конец. Федор Константинович не выдержал и высказал вслух все, что накопилось. Наверное, он выбрал неудачный момент — Игорь и Тамара сидели у заваленного грязной посудой стола и перекидывались в дурачка. Слушали его молча. При упоминании о брошенном университете, о краже, о том, что нельзя до бесконечности сидеть дома, пора устраиваться на работу, Игорь покраснел, но ничего не сказал, только исподлобья посмотрел на Тамару. Она встала, подошла к двери.
— Если тебе жалко денег — не давай, — сдерживая слезы, крикнула дочь и, перед тем как захлопнуть за собой дверь, добавила: — Сами как-нибудь проживем!
— Да разве я об этом?! — оторопел Федор Константинович и как подкошенный опустился на стул. — Нельзя же так…
Он потянул за ворот рубашки. Оторванная пуговица покатилась по полу, стукнулась о плинтус и, перевернувшись в воздухе, упала у его ног. Игорь осторожно, словно минуя опасную зону, прошел мимо и тоже выскользнул за дверь.
Тамарино «сами проживем» ранило больнее всего. Оно, это «сами», по существу, ничем не отличалось от «чего вы от нас хотите?» Светланы Сергеевны. «Сами» означало: она и Игорь — ОНИ. ОНИ и ОН — два враждебных лагеря. Им Федор Константинович не был нужен. Ни Игорю, ни Светлане Сергеевне, а теперь и дочери.
Вот тогда он и ушел к сестре. Ушел, в глубине души надеясь, что Тамара прибежит, позовет обратно, извинится. Но прошел день, за ним другой, потом еще и еще.
Через две недели Федор Константинович зашел на Первомайскую. Там ничего не изменилось: полумрак, гробовая тишина. Разве что чуть чище, чем обычно. Его постель была свернута, вещи стояли
