них ни черта не выйдет.)»[11]
Вступление освободительного движения в революционный период прежде всего зависело от развития национального самосознания алжирцев и достижения единства народа. Борясь за эти цели, алжирские патриоты всегда рассматривали деятельность Абд-аль-Кадира как одну из исходных исторических основ.
Символичным фактом является то, что первым алжирцем, который своим выступлением против колониализма открыл эпоху организованного политического движения за освобождение Алжира, был внук Абд-аль-Кадира эмир Халед. В 1920 году он основал патриотическую организацию «Молодой алжирец» — первую национальную партию в истории страны. В дальнейшем возник целый ряд алжирских политических организаций, выступивших против иностранного господства.
Решающий этап борьбы за независимость наступил после второй мировой войны. Теперь ветры истории изменили свое направление. Теперь они были попутными национально-освободительному движению. От былого оптимизма колонизаторов не осталось и следа. Корабль, на котором они находились, терпел крушение. Одна французская газета, издававшаяся в Алжире, так писала: «Когда горит дом, когда тонет корабль, не зовут страхового агента или учителя танцев. Для дома, для корабля наступает час пожарного, час спасителя. Для Северной Африки пробил час жандарма».
Жандармы явились в Алжир. Стихийно начавшееся в мае 1945 года восстание было потоплено в крови. Но история не повторяется. 1 ноября 1954 года началась народная война за независимость. Ее цели были просто и ясно изложены в одной из листовок Фронта национального освобождения, возглавившего борьбу:
«Мы взялись за оружие, чтобы вернуть Алжиру свободу и независимость».
«Мы алжирцы, и мы желаем ими остаться, потому что мы гордимся нашей национальностью».
Война длилась почти восемь лет. В Алжир была направлена 800-тысячная армия. Она истребила более миллиона алжирцев в этой войне. Но алжирский народ был теперь не одинок в своей борьбе за свободу. На его стороне выступили страны социализма и прогрессивные силы всего мира. Мощное движение за независимость Алжира развернула в метрополии Коммунистическая партия Франции. Она распространила миллионы листовок и брошюр, провела тысячи забастовок и демонстраций в защиту Алжира.
Французское правительство было вынуждено признать право алжирского народа на самоопределение. 1 июля 1962 года 99 процентов алжирских избирателей, включая европейцев, проголосовали за независимость Алжира. 26 сентября Алжир был провозглашен Народной демократической республикой.
И в войне за независимость и в последовавшие за ней годы мирного созидания образ Абд-аль- Кадира жил в памяти народа, вдохновляя его на борьбу и содействуя росту его национального сознания. В начале XX века старший сын эмира Мухаммед ибн Абд-аль-Кадир писал в книге о своем отце: «Он заслуживает, чтобы был подсчитан золотой песок его дел, произведен учет фактам его жизни, годам его и славе». Посев, сделанный некогда эмиром, дал всходы. Его жизнь, деятельность, литературное творчество стали неотъемлемой частью алжирской истории и культуры. В январе 1968 года алжирский еженедельник «Революсьон африкэн», оценивая историческое значение Абд-аль-Кадира, писал: «Наследие эмира Абд- аль-Кадира, славного героя нашего прошлого, охватывает самые различные области культуры — от военного искусства и исторической науки до поэзии и философии». Усваивая и развивая это наследие, алжирцы обогащают свою культуру и укрепляют свою независимость.
Такова историческая судьба Абд-аль-Кадира, слитая с судьбой народа и продолжающая полет в бессмертие. Она обрела независимое от воли эмира существование еще задолго до завершения его жизненного пути, поэтому и представлена здесь в отвлечении от его жизнеописания, главным предметом которого остается его личный удел, слагающийся из прижизненных поступков и помыслов нашего героя и имеющий свой естественный конец.
«Нет бога, кроме бога…»
Этот удел Абд-аль-Кадир наметил себе еще во французской тюрьме. Постижение учения пророка, занятия науками и поэзией — вот то, что призвано определить жизненный путь эмира после освобождения. Ничто теперь не мешает ему ступить на этот путь. С него снята миссия религиозного вождя — «так было угодно Аллаху», — и отныне он волен избирать для себя тот удел, к которому тяготеет его личность. Ислам не запрещает такой выбор: «Всякий поступает по своему подобию…» (17: 86). Но нет ли тут противоречия с теми установками корана, которые наотрез отказывают человеку в свободе выбора своего жизненного пути? Для неверующих, конечно, есть. Для правоверных сам вопрос не имеет смысла: «Разве ж они не размыслят о Коране? Ведь если бы он был не от Аллаха, то они нашли бы там много противоречий» (4:84).
Итак, когда в январе 1853 года Абд-аль-Кадир прибыл в Константинополь, он твердо знал, чему будет посвящена его дальнейшая жизнь. Для осуществления его стремлений требовалось теперь немногое: личная независимость, мир, покой.
В Константинополе эмира принимают с должным почтением — как воитель за ислам он прославился по всему мусульманскому Востоку, — но довольно холодно: еще со времен османского завоевания арабских стран турки относятся к арабам свысока. Поэтому Абд-аль-Кадир отказывается от пенсиона, предложенного ему турецкими властями, и предпочитает воспользоваться ежегодной пенсией в 100 тысяч франков, предоставленной ему Францией. На эти деньги он может содержать свою многочисленную семью и несколько десятков алжирских изгнанников, которые последовали за ним. Небольшой доход дает ему ферма, которую он купил в окрестностях Бруссы.
Абд-аль-Кадир ведет спокойную и размеренную жизнь ученого и отца семейства. Молитвы, чтение, работа над рукописями, воспитание детей, ежедневный труд на ферме заполняют все его время. Он воздерживается от общения с турецкими властями и держится в стороне от местных жителей.
В 1855 году эмир заканчивает свой трактат «Призыв к умному, назидание невежественному», который представляет собой сочинение энциклопедического характера, выдержанное в канонах средневековой арабской науки, В первой части трактата автор рассуждает о пользе учения, вторая посвящена религии и морали, в третьей идет речь о науках и литературе.
Абд-аль-Кадир пользуется весьма своеобразным методом исследования. Для выяснения загадок, мироздания, человеческого духа, бога он обращается к самым различным, нередко чуждым друг другу философским и религиозным идеям, сплетая их в единое целое. Догмы ортодоксального ислама соседствуют с вольными идеями, вытекающими из здравого смысла и близкими по духу к рационализму Декарта. Аристотелевская философия логического рассуждения, опирающегося на опыт, совмещается с платоновским идеализмом, проникнутым восточной мистикой. Всякая идея или мысль находит место в его философии. Его не смущают противоречия. Эмир принимает их как должное. Мир бесконечно многообразен, так стоит ли удивляться тому, что в идеях он является столь разнолико? Бог все объединяет и все примиряет. Все в нем, и все от него. Бог для эмира — истина, и истина — это бог. Постичь ее можно только путем самоотречения. Но немногие способны на это. «Люди, — пишет эмир, — всегда судят об истине через людей же и никогда не судят людей через истину. Именно в этом заключается самое худшее из того, что исходит от невежества и зла».
Предаваясь молитвам и размышлениям, Абд-аль-Кадир не забывает об окружающем мире. Жизнь в Бруссе становится все более тягостной для него. Полковник Черчилль, встречавшийся с эмиром в 1853 и 1855 годах, пишет: «Он чувствовал себя иноземцем. Его язык понимали лишь немногие. Между ним и турками не было и не могло быть взаимной симпатии. Турецкие улемы завидовали эмиру и недолюбливали его за то, что он превосходит их в учености. Чиновные лица открыли вдруг для себя, что знаменитый арабский герой ведет себя как обычный «дервиш».
Абд-аль-Кадир не мог самовольно переменить место изгнания. Таково было обязательство, взятое им на себя перед Францией. Он просит французское правительство разрешить переселиться в какую-нибудь из арабских стран. Но его высокий «друг» Бонапарт очень сдержанно относится к этим просьбам. Абсолютная верность Абд-аль-Кадира своему слову так никогда и не была вознаграждена доверием к нему французских властей. Эмиру помог случай. В 1855 году Брусса была разрушена землетрясением, и он
