дорогу. Большое озеро лежало справо от нас; мы смотрели на его гладкую, словно скатерть, поверхность и хотели бы оказаться на его противоположном берегу, где расположен город Мехико.
Мы в неплохом настроении – насколько оно может быть неплохим у отступающих солдат – миновали старый мост через Рио де Коатепек и по дефиле Корро дель Чималхуакан приближались к деревушке Сан Антонио; оступление всегда бесславно; к тому же у нас было несколько раненых. Но Большая Национальная дорога теперь была всего в лиге от нас, мы уже почти ее видели; а когда доберемся до нее, можно будет считать, что все опасности остались позади: мы знали, что ее патрулируют сильные отряды императорской кавалерии. Успокаиваемые такими мыслями, мы замедлили скорость: наши лошади уже сильно устали. И вдруг белая пыльная дорога перед нами потемнела, на ней показалось темное пятно; при лунном свете мы увидели, что это всадники; блеск оружия свидетельствовал, что перед нами солдаты. Они двигались из Сан Антонио, и по мере того как они выезжали из-за домов, мы увидели, что их не меньше двух сотен.
При виде приближающейся колонны мы натянули поводья и остановились; пытались установить, кто перед нами; может, это патруль, на который мы надеялись. Вы лучше представите себя наши чувства, чем я смогу описать: неподвижный ночной воздух донес до нас возглас: «
Этого было достаточно; мы повернули лошадей к Тескоко. Но даже если бы мы благополучно добрались, надеяться там было не на что. К этому времени наши преследователи, как ни медленно они передвигаются, уже достигли Тескоко, и мы окажемся между двумя группами противника. Да и скакать нам пришлось недолго: когда мы снова оказались в виду моста через Коатепек, то увидели, что он занят еще одним отрядом всадников; они тоже кричали: «
Невозможно было усомниться в том, кто это: те самые, кто недавно нанес нам поражение.
Мне нет надобности объяснять вам, в каком ужасном положении мы оказались. Каждый из отрядов в десять раз превосходил нас по численности, и если мы попытаемся остановиться или пробиться в любом направлении, это верная смерть для всех нас. Сдаться в плен – то же самое: их мстительные крики говорили, что нам нечего ждать милосердия.
Была слабая надежда уйти вверх по течению ручья. Мы уже собрались направиться туда, когда услышали крики: третий отряд подходил со стороны Коатепека – по той самой дороге, по которой мы собрались уходить. Оставался только один путь – по берегу ручья у подножия Чималхуака. Ручей впадает в озеро, он протекает по полуострову, и если нам повезет, мы могли бы переправиться через него и выйти на национальную дорогу с другой стороны. Выбора у нас не было; не раздумывая, мы оставили дорогу и двинулись по полоске ровной земли между озером и горой. Поверхность была твердая, устойчивая, и луна позволила нам двигаться галопом. Но те же самые обстоятельства благоприятствовали и нашим преследователям, и теперь все зависело о того, чьи лошади крепче и дольше выдержат.
Так я считал; однако вскоре понял, что ошибаюсь. Мы достигли конца полуострова и уже поворачивали, как вдруг! – снова перед нами всадники, и они направляются к нам. Преследователи разгадали наши намерения и послали отряд мимо Сан Августина нам наперехват.
Мы оказались в ловушке; казалось, все кончено. Все так считали, и я тоже; похоже, жить нам оставалось не больше десяти минут. Но так казалось только с полминуты. У меня появилась мысль – отличная мысль, обещавшая спасение. Так и получилось, иначе я не смог бы вам об этом рассказывать. Этой мыслью я обязан вам, друг мой.
– Обязаны мне! О чем вы, Калхун?
– Может, вы помните, что когда-то предложили покататься в лодке по озеру Тескоко и настояли на том, чтобы я сопровождал вас?
– Помню не только свое предложение, но и то, как мы его осуществили.
– Тогда вы должны помнить, что когда мы остановились у Креста посреди озера, один из наших
– Я помню его слова; помню, и как они меня удивили.
– Я тоже вспомнил их, вспомнил с радостью, видя, что противники приближаются к нам с обеих сторон. Это воспоминание было подобно спасательному кругу, брошенному с неба тонущему: все же нужны усилия, чтобы добраться до этого круга. Но я решил предпринять эти усилия; шпорами заставил лошадь вступить в воду, криком призывая остальных последовать моему примеру.
Мне кажется, они вначале решили, что я лишился рассудка; и неудивительно. Хотя луна светила ясно, противоположный берег не был виден; не видно было суши и слева и справа. Я словно приглашал товарищей вслед за собой ехать верхом по океану. По-прежнему сомневаясь в моем рассудке, они какое-то время колебались – все, за исключением молодого англичанина Блаунта. Он повел лошадь вслед за мной с возгласом: «Я с вами, капитан! Мы выплывем или утонем!» Колебание остальных кончилось: крики преследователей были слышны совсем близко. Все устремились за нами.
Первые полмили вода оставалась мелкой, как молоко в чашке, и мы продвигались почти так же быстро, как по суше; шли добрым галопом. Брызги взметались над головами, и в лунном свете казалось, что мы едем под потоком сверкающих жемчужин. Оглянувшись, мы увидели, что преследователи остановились на берегу. Но ненадолго: вскоре и они вступили в воду. Мы слышали их удивленные восклицания; они подбадривали друг друга возгласами: «
Снова казалось, что все решают силы и выносливость лошадей. Я вспомнил рассказ гребца о том, что дно озера везде твердое; та часть, которую мы миновали, подтверждала это. Поэтому когда вода достигла подпруг и поднялась даже выше, я не испытывал страха в этом отношении; мои подчиненные, с которыми я поделился своими знаниями, – тоже. Они больше не считали меня сумасшедшим.
Мы уже на две мили ушли в озеро и опередили преследователей на милю – впрочем, мы их видели и ясно слышали их возгласы, – когда неожиданно между нами словно задернули занавес. С северного конца озера надвинулся туман, постепенно закрывая всю его поверхность.
Мы обрадовались, решив, что это нам на пользу; хотя нам пришлось остановиться, то же самое вынуждены были сделать и преследователи. Их восклицания, по-прежнему доносившиеся до нас, свидетельствовали, что они в замешательстве и потеряли направление. Тем не менее они продолжали кричать, и это было нам на руку. Пользуясь их криками как ориентиром, мы снова двинулись, повернувшись к ним спиной.
Теперь мы были на глубоком месте: вода доходила лошадям до бедер; поэтому они издавали меньше шума; только когда какая-нибудь лошадь спотыкалась, слышался всплеск. Но мы не опасались, что эти звуки нас выдадут: их невозможно было расслышать среди криков водных птиц; испуганные появлением незваных гостей, птицы с криками летали у нас над головой. Вскоре преследователи перестали кричать; во всяком случае мы их больше не слышали. Невозможно было сказать, отказались они от преследования и вернулись на берег или молча ощупью пробираются за нами. Мы надеялись на первое.
Их молчание, однако, снова заставило нас остановиться, потому что у нас не было ориентиров для движения. Если поедем вслепую, можем наткнуться на них. Мне нет необходимости говорить вам, что в тумане никто не может идти прямо, даже на суше; а в нашем положении тем более. Поэтому нам пришлось остановиться. Странно выглядел отряд кавалеристов, наполовину погрузившийся в воду!
Так мы простояли почти час. Но вот наши лошади начали беспокоиться. В холодной воде, разгоряченные долгой гонкой, они могли охрометь. Опасаясь этого, мы решили рискнуть и двинулись дальше.
Еще час продолжали мы двигаться вброд, постоянно оглядываясь. Но вот впереди показался в тумане темный предмет; его вид принес нам облегчение. О крайней мере мне: это был
