Опустив взгляд ниже, она видит сад, вернее полоску с декоративными растениями: тенистые деревья, дорожки для прогулки, беседки и скамьи; все это окружено массивной серой стеной, высотой почти в дом.
Одним взглядом охватывает она эти неодушевленные предметы, но не задерживается на них. Потому что внимание ее сразу привлекают люди; они стоят небольшими группами или по двое и по трое прогуливаются по парку. Все это женщины и самого разного возраста; большинство в одежде монахинь, в просторных одеяниях тусклых тонов. Однако некоторые одеты, как обычно одеваются ученицы школ- пансионатов; таковы они и есть – пансионерки этого заведения.
Взгляд девушки переходит от группы к группе, но потом задерживается на двух школьницах, взявшихся за руки и гуляющих непосредственно под ее окном. Она обращает на них внимание, потому что одна из девушек ведет себя необычно: каждый раз проходя под окном, она смотрит вверх, как будто знает, что там внутри что-то есть и интересуется этим! Вгляды ее вопросительные, и в то же время смотрит она явно украдкой, словно не хочет, чтобы их заметили. Даже прогуливающаяся с ней подруга их как будто не замечает.
Та, что находится в келье, как только проходит первое удивление, смотрит только на этих двух девушек, забыв об остальных.
«Что бы это значило? – спрашивает она себя. – Так не похожа на остальных! Она явно не француженка! Неужели англичанка? Очень … очень красива!
Последнее по крайней мере несомненно: девушка действительно великолепна и по внешности отличается от остальных. Другие девушки с лицом французского типа, а у нее ирландское.
Две девушки в этот момент находятся прямо под окном, одна из них снова смотрит наверх и за стеклом, очень тусклым из-за пыли и паутины, видит бледное лицо и пару ярких глаз, которые пристально смотрят на нее.
Девушка вздрагивает; но, быстро взяв себя в руки, ведет себя как прежде. Потом, пройдя немного по дорожке, но по-прежнему видная из окна, оборачивается и прижимает палец к губам. Говорит ясно, словно произнесенными вслух словами:
«Тише! Я о вас знаю; знаю, почему вы здесь».
Пленница не упускает этот жест. Но прежде чем может обдумать его значение, начинает бить большой монастырский колокол, и фигуры внизу разбегаются: это первый призыв на вечернюю молитву; за ним вскоре следует перезвон благовещенья.
Через несколько секунд парк пуст. В нем остается только девушка с красивым ирландским лицом. Она выпускает руку подруги, отстает от всех и быстро возвращается к окну, за которым наблюдала. Подходя, она многозначительно показывает что-то белое зажатое в пальцах!
Чтобы понять ее намерения, другие жесты не нужны. Английская девушка уже догадалась, о чем свидетельствует скрип ржавых петель открываемого окна. Как только окно открывается, белый предмет вылетает из руки, как вспышка света, проникает в темную келью и падает на пол.
Ни слова не доносится с ним: та, что действовала так проворно, как только послание доставлено, убегает – так быстро, что успевает присоединиться к цепочке, движущейся к монастырской церкви.
Осторожно закрыв окно, Soeur Marie спускается по ступеням своей импровизированной лестницы и берет брошенный ей белый предмет. Это записка!
Несмотря на жгучее нетерпение, она не разворачивает ее, пока не опускает кровать и не ставит ее на место. Теперь, как никогда, ей нужно быть осторожной, и по очень важной причине.
Наконец, чувствуя себя в безопасности – особенно потому, что все сестры и послушницы на молитве, – она разрывает конверт и читает:
– Джек Уингейт! – восклицает она с просветлевшим лицом. Голос с дорогого Уая! Наконец надежда на свободу!
Охваченная сильными эмоциями, она опускается на кровать; она больше не печальна, лицо у нее довольное и просветленное, как у самой набожной монахини в монастыре.
Глава семидесятая
Оправданное похищение
Стоит безлунная ноябрьская ночь; туман, плывущий от Па-де-Кале, сжимает Булонь в своих влажных объятиях. Большие кафедральные часы бьют двенадцать, улицы пусты, последние деревянные каблуки простучали по булыжниковой мостовой. Если и есть на улице пешеход, то это какой-нибудь запоздалый посетитель кафе. Даже полицейских мало, они жмутся в подъезды или прячутся в уютных кабаре, которые за это пользуюся возможностью работать позже разрешенного часа.
Ночь, по правде говоря, самая неприятная – не только темная, но и холоная, потому что в тумане чувствуется мороз. Однако, несмотря на холод и темноту, на улицах Булони можно увидеть троих мужчин. Напротив, темнота им нужна: они ждали ее несколько дней.
Те, кто так радуется темноте, – это майор Магон, капитан Райкрофт и лодочник Уингейт. Но радуются они не потому, что задумали злое дело, – совсем напротив, цель у них прямо противоположная: они хотят освободить пленницу. Наступила ночь, когда в соответствии с запиской, так искусно заброшенной к ней в окно, Soeur Marie должна увидеть своих друзей. Они и есть эти друзья.
Но приступают они к делу не слепо. Это не похоже на опытных военных, какими являются Магон и Райкрофт. После того как записка лодочника была доставлена, они тщательно разведали местность, особенно непосредственное окружение монастыря. Короче, приняли во внимание все возможные препятствия и опасности. И поэтому готовы к осуществлению своего замысла.
Как только замер последний удар колокола, они выходят из дома Магона; свернув в Рю Тинтелье, углубляются в более узкие улочки, ведущие к древнему центру города.
Офицеры идут бок о бок: Райкрофт не знает города и нуждается в проводнике; лодочник идет за ними, неся что-то на плече. На берегах Уая решили бы, что он несет пару весел. Но это нечто совсем другое – легкая лестница; но даже если бы она вестила сотни фунтов, Джек не пошатнулся бы и не застонал. Дело, которым он занят, укрепляет его мышцы и дает ему силу гиганта.
Они движутся с крайней осторожностью, неслышно, как призраки. Когда слышат звук: с хлопаньем закрывают окно, где-то стучат шаги по плохо замощенному тротуару, – останавливаются и прислушиваются. Между собой говорят только шепотом. Но подобные перерывы редки, и поэтому продвигаются они быстро; и через двадцать минут после выхода из дома майора достигают места действий. Это узкая улица, идущая мимо задней стены монастыря; даже днем на ней редко можно увидеть человека; ночью она подобна пустыне, а в эту ночь темна, как подземная тюрьма.
Они хорошо знают эту улицу, за последние дни и ночи десятки раз проходили по ней и могли бы пройти с завязанными глазами. Знают и стену, знают ее точную высоту и высоту окна кельи. Лестницу они выбрали именно с учетом этой высоты, она способна достать до окна.
Лодочник снимает лестницу с плеча и приставляет к стене. Между офицерами происходит короткий разговор шепотом. Начинает его майор:
– Внутри мы все трое не понадобимся. Один может остаться здесь – нет, должен! Могут появиться полицейские или кто-нибудь из монастыря; в таком случае нас должны предупредить, чтобы мы не перелезали назад через стену. Если нас захватят на стене – девушка может нас задержать – это плохо кончится.
– Совершенно верно, – соглашается капитан. – Кто должен остаться? Джек?
– Да, конечно. И по нескольким причинам.Он и сейчас возбужден, а как только возьмет в руки старое пламя, весь вспыхнет. Шума может быть столько, что все сестры проснутся и набросятся на нас, как вороны на сову, вторгшуюся в их стаю. К тому же в монастыре есть и слуги- мужчины, с подесятка крепких парней, которые умеют драться. Могут зазвонить в большой колокол и поднять весь город. Поэтому мастер Джек
Джеку говорят и объясняют причин, хотя и не все. Подтверждая сказанное, майор добавляет:
