— Но вы сами… и ваша дочь!
Я посмотрел на стоявшую рядом девушку. На ее лице было выражение не страха, а тревоги. И все из-за нас.
Она горячо принялась вместе с отцом уговаривать нас немедленно бежать.
— О, сеньор! — умоляюще обратилась она ко мне полушепотом. — Это может быть опасно. Поспешите!
— О нас не тревожьтесь, — ответил на мой вопрос алькальд. — Кто бы ни были эти чужаки, у нас нет с ними вражды, и у них нет причин враждовать с нами, бедными чинамперос. Даже если это грабители, как вы считаете, здесь их ничего не привлечет.
Он как будто забыл о бесценном сокровище, стоявшем рядом. Но я не забыл и потому сказал:
— Они могут обойтись с вами грубо.
— Никакой опасности, caballero, — заверил он. — Если они попытаются высадиться на нашей чинампе и я увижу, что они опасны, они нас не поймают. Сзади у нас есть лодка, и есть пути в синте, известные только индейцам озер. А теперь… теперь вы должны исчезнуть.
И он подтолкнул нас к каноэ.
В следующее мгновение мы уже были в лодке, и Пепе начал усиленно грести.
Отплывая от чинампы, я в последний раз увидел девушку. Мне казалось, что хоть она и не посылала письмо с приглашением, все же была рада моему появлению.
Глава XII. БУРЯ НА БОЛОТЕ
Наступила ночь, и небо сплошь затянули тучи, предвещая одну из тех бурь, которые внезапно обрушиваются на плоскогорье. В отдалении уже слышались раскаты грома, изредка небо освещалось вспышками молний. На пока еще гладкую поверхность воды падали первые капли дождя, крупные, как пистолетные пули. Со стороны гор доносились сильные порывы ветра.
Мы отплыли от чинампы, и наш гребец направил каноэ в сторону, противоположную той, с которой мы приплыли, двигаясь в другой конец открытого водного пространства. До него было несколько сотен ярдов; добравшись туда, гребец повернул каноэ.
Еще через пятьдесят ярдов проток разделился надвое, и мы направились по правому, более узкому каналу.
Я сидел на корме, и мне были еще видны плавучие сады, с множеством огоньков, похожих на ряд уличных фонарей. Я думал о девушке, оставленной где-то там, вдалеке. В этот момент вспыхнула молния, сделав все вокруг видимым и отчетливым, как днем. Я смог разглядеть ближайшую крытую тростником крышу среди окружающих ее кустов и деревьев. Но смотрел я не на нее, а на три лодки, набитые людьми и направлявшиеся к тому месту, которое мы только что покинули! В следующее мгновение нас снова поглотили темнота и тишина. Раздавался только негромкий, размеренный плеск весла, его двойные лопасти попеременно опускались в воду то по одну, то по другую сторону каноэ.
Судя по скорости, с которой мы двигались, мы могли не опасаться преследования со стороны тех трех лодок. Да я думал не о собственном спасении. У меня не развеялась тревога за судьбу тех, кто недавно оказывал нам гостеприимство. Я не разделял уверенности индейца-отца. Напротив, мне казалось, что если не он сам, то его дочь подвергаются серьезной опасности. Но какой толк думать об этом? Мы все равно ничего не можем сделать.
Поэтому я попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом.
— Куда вы гребете, сеньор Пепе? — спросил я молодого индейца.
Дон Тито сообщил нам его имя, и я знал, что такое обращение должно расположить его к нам. Мексиканским индейцам всегда лестно, когда их называют «сеньор».
— В Сан-Исидро, ваше превосходительство. Алькальд велел мне доставить вас туда.
— Это далеко?
— Нет, близко. Меньше трех лиг. Если бы не темнота, мы добрались бы за полтора часа, самое большее — за два. Есть другой путь, который мы могли бы использовать, — по главному каналу. Но его милость велел мне плыть этим. Я мог бы дать им милю на их две, и они все равно не увидели бы следа моего каноэ. Caramba, ни за что не увидели бы!
— Но что мы будем делать, добравшись до Сан-Исидро? Если не ошибаюсь, это вблизи дороги на Веракрус, в пятнадцати милях от столицы.
Вопрос этот задал Криттенден, думавший, конечно, о выговоре, который получит от своего строгого начальника.
— Вы правы, caballero, — подтвердил индеец. — Сан-Исидро в пятнадцати милях от въезда в город.
— И как же мы доберемся до города? — снова спросил лейтенант драгун. — Пешком? Любезный, мы кавалеристы и не привыкли к таким переходам. Пятнадцать миль пешком, учитывая все «прелести» дороги на Веракрус! У нас будут такие волдыри, что завтра мы не сможем поставить ногу в стремя.
— Но, caballero, — возразил проводник, — вам незачем идти пешком.
— Вы считаете, что мы сможем раздобыть в Сан-Исидро лошадей?
— Я в этом уверен, сеньор. У дона Тито там есть друг, который снабдит вас лошадьми. Его милость приказал мне позаботиться об этом.
— Как предусмотрительно и любезно со стороны дона Тито, — сказал Криттенден, обращаясь ко мне на языке, который индеец, вероятно, не понимал. Потом добавил: — Он истинный джентльмен, несмотря на медную кожу. А что касается дочери, то, будь она нашей расы, я сам мог бы предложить ей любовь самым достойным образом.
— Думаю, никаким другим образом вы не достигли бы успеха, как бы ни старались. И даже таким способом не обязательно преуспели бы.
В моем голосе звучала насмешка, но скорее всего лейтенант мой ответ не расслышал, да это и к лучшему.
Громовой удар обрушился на трясину, заставив ее задрожать. Казалось, этот удар высвободил ветер, и тот устремился на тростники, приводя их в хаос, разламывая пополам, а более прочные стебли со свистом раскачивались, подобно тысячам хлыстов. Но это были только предвестники грозы — ее авангард. Вскоре вся мощь бури ударила на нас, все ее многочисленные батальоны с самым разнообразным вооружением — дождем, ветром, громом и молниями, и все они словно пытались превзойти друг друга в гневе. Под этими ударами толстый слой водорослей на воде вздымался, как морские волны.
— Вы сможете пройти через это? — крикнул я нашему лодочнику.
Он ответил не сразу, и поэтому я понял, что дело плохо.
— Мог бы, сеньор, если бы ветер немного стих и стало чуть светлее. Но сейчас, сами видите, так темно, что сова не отличит сушу от воды. В такой извилистой протоке нельзя продвигаться наощупь. Теперь я жалею, что мы не пошли другим каналом.
— Но какая разница?
— Большая. Тот проток прямее и шире. К тому же я с ним лучше знаком. Немногие пользуются этим. Что же касается меня самого, то я бывал в нем два или три раза. Хотя, если бы не темнота, мы бы легко прошли здесь.
— Значит, пока продолжается ветер, мы не сможем двигаться вперед?
Пепе перестал грести, и лодка покачивалась на воде.
— Ветер не помешал бы, главное, чтобы было светло. Если будем плыть сейчас, я могу заблудиться: тут множество ответвлений вправо и влево. И если мы свернем не туда…
— Что тогда?
— Вот тогда мы будем в опасности.
— В опасности? В какой?
— Ах, сеньор, вы не знаете синту. Если бы провели здесь всю жизнь, знали бы.
Криттенден рассмеялся, и я был склонен к тому же. Опасность заводей, населенных крокодилами — это мы еще могли понять. Но мы отлично знали, что в окрестностях Мехико аллигаторы не водятся. О чем же тогда говорит наш проводник?
Я задал ему этот вопрос, но не расслышал ответ, потому что ветер усилился и заглушил все звуки.
Небо над головой на мгновение вновь вспыхнуло ослепительным сине-желтым блеском, затем вернулась полная темнота, рассекаемая разветвленными молниями, похожими на раскаленные добела
