12 июля. Сегодня я могу сидеть и даже немного писать. Стоит сильная жара. Она была бы невыносима, если бы не легкий ветерок, освежающий мою комнату и наполняющий ее ароматом цветов. Этот ветерок дует с Мексиканс— кого залива и пролетает над озерами Борнь, Поншартрен и Морепа. Я нахо— жусь в сотне миль от залива, вверх по течению реки, но эти большие внут— ренние моря соединяются с дельтой Миссисипи, и во время прилива море ка— тит свои волны почти до Нового Орлеана и даже еще дальше к северу. От Бринджерса можно быстро добраться до морской воды, если идти прямо через болота.
Морской ветер — большое благодеяние для населения Нижней Луизианы. Если бы не его освежающее дыхание, жить в Новом Орлеане летом было бы почти невозможно.
Сципион сказал мне, что на плантацию прибыл новый надсмотрщик. Оче— видно, его прислал «масса Доминик», так как он явился с письмом от Гайа— ра. Это весьма вероятно.
Новоприбывший произвел не очень приятное впечатление на Сципиона. По его словам, он из «белой голи», да притом еще янки. Я заметил, что негры часто относятся с неприязнью к «белой голи», как они называют людей, не имеющих ни земель, ни рабов. Самая кличка уже выражает пренебрежение, и когда негр называет так белого, тот считает это достаточным основанием для того, чтобы немедленно пустить в ход ременную плеть или «отполиро— вать ему шкуру» палкой.
Среди рабов распространено убеждение, будто самые жестокие надсмотр— щики — это уроженцы Новой Англии, или янки, как их называют на Юге. Это прозвище, которым иностранцы презрительно именуют всякого американца, в Соединенных Штатах имеет более узкое значение, и когда его употребляют как обидную кличку, оно обозначает только уроженцев Новой Англии. Обычно же ему придается шутливо- патриотический оттенок, и в этом смысле каждый американец с гордостью называет себя янки. Но у южных негров «янки» — бранное слово: в их представлении это человек без денег, низкий и злой. Для них это прозвище означает грубую брань, побои и всякие издева— тельства. Странно сказать, но для них слово «янки» — символ хлыста, ко— лодок и бесчеловечного обращения. Это тем более удивительно, что штаты Новой Англии — колыбель пуританизма, где исповедуется самая суровая ре— лигия и строгая мораль.
Но странным это кажется только на первый взгляд. Один южанин так объяснил мне это явление: «Как раз в тех странах, где распространены пу— ританские взгляды, больше всего процветают всевозможные пороки. Поселе— ния Новой Англии — оплот пуританизма — поставляют наибольшее число мо— шенников, шарлатанов и пройдох, позорящих имя американца, и это неудиви— тельно: таково неизбежное следствие религиозного ханжества. Истинную ве— ру подменяют чисто внешним благочестием и формальным соблюдением обряд— ности, и люди забывают о долге перед своим ближним; сознание долга отхо— дит на второй план, и им пренебрегают».
Такое объяснение показалось мне убедительным.
14 июля. Сегодня мадемуазель Эжени два раза заходила ко мне; ее, как всегда, сопровождала Аврора.
Наши беседы нельзя назвать непринужденными, они всегда как-то натяну— ты и длятся очень недолго. Эжени по-прежнему грустна, в каждом ее слове слышится печаль. Сначала я думал, что она горюет по Антуану, но пора бы уж ей примириться с этой утратой. Мне кажется, дело не в этом. Ее гнетет еще какая- то забота. А я принужден постоянно себя сдерживать. При— сутствие Авроры смущает меня, и я с трудом веду обычный незначительный разговор. Аврора не принимает в нем участия, она стоит возле двери или позади своей госпожи, почтительно слушая. Когда я пристально смотрю на нее, ее длинные ресницы тотчас опускаются и не дают мне заглянуть ей в душу. О, как мне высказать ей свое чувство?
15 июля. Сципиону недаром не понравился надсмотрщик. Первое впечатле— ние его не обмануло. По двум-трем мелким фактам, которые мне рассказали, я убедился, что этот человек — плохая замена доброму Антуану.
Кстати, о бедном Антуане: пронесся слух, будто его тело было выброше— но на берег вместе с плавучим лесом ниже нашей плантации, но оказалось, что это ошибка. Там действительно нашли тело, но не управляющего, а ка— кого-то бедняги, которого постигла такая же участь. Интересно знать, утонул ли негодяй, ранивший меня.
В Бринджерсе нашли приют еще много пострадавших. Некоторые умерли от ран и ожогов, полученных на пароходе. Самая мучительная смерть — от ожо— гов паром. Иные думали, что отделались пустяком, а теперь они доживают последние дни. Доктор рассказал мне много страшных подробностей.
Один из кочегаров был ужасно изуродован: ему оторвало нос. Он пони— мал, что дни его сочтены, однако потребовал, чтобы ему дали зеркало. Когда его желание исполнили, он взглянул на себя, разразился дьявольским смехом и воскликнул: «Ах, будь ты проклят! Ну и безобразный же выйдет из меня покойник!»
Такая бесшабашность характерна для здешнего речного люда. Еще не пе— ревелись потомки Майка Финкаnote 11, много представителей этого дикого племе— ни и до сих пор еще бороздят воды широких западных рек.
20 июля. Сегодня мне гораздо лучше. Доктор обещает, что через неделю я уже смогу выходить из комнаты. Это меня очень радует, хотя неделя ка— жется долгим сроком для того, кто не привык сидеть взаперти. Однако кни— ги помогут мне скоротать время. Честь и слава людям, писавшим книги!
21 июля. Сципион не изменил своего мнения о новом надсмотрщике. Его зовут Ларкин. Негр говорит, что его прекрасно знают в Бринджерсе и назы— вают Билл-бандит — прозвище, по которому можно судить о его характере. Многие невольники, работающие в поле, жаловались Сципиону на его жесто— кость и говорили, что он становится хуже с каждым днем. Он никогда не расстается с ременной плетью и уже раза два пускал ее в ход самым зверс— ким образом.
Сегодня воскресенье, и, судя по шуму в негритянском поселке, там ве— селятся вовсю. Я вижу, как разодетые в пестрое платье негры гуляют по дороге вдоль реки. Мужчины — в белых касторовых шляпах, длиннополых си— них сюртуках и белых рубашках с огромными жабо, а женщины — в цветастых ситцевых платьях, а иногда даже в пестрых шелках, словно они собрались на бал. У многих в руках шелковые зонтики, конечно, самых ярких оттен— ков. Глядя на них, можно подумать, что жизнь этих рабов не так уж тяже— ла; однако стоит посмотреть на ременную плеть мистера Ларкина, как это впечатление сразу исчезает.
24 июля. Сегодня мне особенно бросилась в глаза тайная печаль, кото— рая омрачает лицо Эжени. Теперь я убежден, что ее грусть вызвана не смертью Антуана. Еще какая-то другая забота удручает ее. Нынче она снова бросила на меня такой же загадочный взгляд, какой я заметил в день нашей первой встречи. Но он был так мимолетен, что я не понял его значения, тем более что и глаза мои и сердце были заняты другой.
Аврора смотрит на меня уже не так робко и, кажется, с интересом прис— лушивается к моим словам, хотя они обращены не к ней. Так ли это? Если бы я мог с ней поговорить, это немножко успокоило бы мое сердце, которо— му все труднее переносить это вынужденное молчание.
25 июля. Несколько негров из поселка вчера проштрафились. Они получи— ли разрешение побывать в городе и вернулись очень поздно. Билл-бандит все утро жестоко порол их всех подряд, и они ушли от него, обливаясь кровью. Для надсмотрщика-новичка он проявляет уж слишком большую прыть, но Сципион где- то слышал, что такая работа ему не внове. Их госпожа, ко— нечно, ничего не знает об этой дикой расправе.
26 июля. Доктор обещает выпустить меня из дому через три дня. Я все больше уважаю этого человека, особенно с тех пор, как узнал, что и он недолюбливает Гайара. Он даже его и не лечит. В поселке есть другой док— тор, который лечит Гайара и его рабов, а также негров с плантации Безан— сонов. Но он был в отлучке, поэтому ко мне позвали Рейгарта. В силу вра— чебной этики, а также по моей просьбе меня не передали другому врачу, и Рейгарт продолжает лечить меня. Я видел его коллегу, он как-то заходил ко мне с доктором Рейгартом и показался мне достойным другом Гайара.
Рейгарт не так давно приехал в Бринджерс и быстро завоевал уважение местных плантаторов. Правда, многие из них, особенно наиболее крупные, держат собственных медиков и платят им большие деньги. Им невыгодно пре— небрегать здоровьем своих рабов, и поэтому здесь часто лечат их лучше, чем лечат «белую голь» во многих европейских странах.
Я попытался выведать у доктора что-нибудь об отношениях между Гайаром и Безансонами. Разумеется, я мог касаться этой темы только намеками и узнал очень немного. Доктор по характеру замкнутый человек, к тому же излишняя болтливость не вяжется с его профессией и могла бы повредить ему в глазах здешних
