Эти переселения не носят четкого характера, и причина их совершенно неизвестна. Как бы то ни было, но иногда случается видеть, как огромные стада серых белок передвигаются лесом и даже по открытой местности. Эти передвижения носят чисто стихийный характер, и их не могут остановить ни бурные потоки, ни широкие реки. Обычно белки боятся воды не меньше кошек, но во время передвижений тысячи белок безрассудно бросаются в воду, их уносит течением и они тонут, а те из них, которым удается благополучно достигнуть противоположного берега, оказываются такими усталыми, что окрестные жители, сбежавшиеся посмотреть на это небывалое зрелище, убивают беззащитных животных прямо палками, и добыча насчитывается сотнями и тысячами.
Глава XX. МЕДВЕДЬ НА ДЕРЕВЕ
Один только доктор не принимал участия в нашем разговоре о белках: он ехал несколько впереди и, должно быть, разыскивал какой-нибудь ручеек, чтобы его водой разбавить содержимое своей фляжки. Вдруг доктор, повернув свою лошадь, поскакал к нам обратно, и на лице его явно были написаны удивление и беспокойство.
— В чем дело, доктор? — почти в один голос спросили охотники.
— Я видел медведя, — пыхтя, воскликнул доктор, — серого медведя, и я уверяю вас, что он имел самый ужасный вид!
— Так это был медведь! — закричал Мика, пришпоривая свою старую кобылу.
— Так это был медведь! — хором повторили остальные, пуская своих лошадей галопом.
Один только естествоиспытатель недоверчиво отнесся к этому известию, говоря, что мы все находимся очень далеко от местности, где обитают серые медведи, и что здесь мы могли бы только рассчитывать на встречу с его черным собратом. Но доктор даже не обиделся, когда его сочли неспособным отличить черного медведя от серого. Тем временем мы успели уже достигнуть того места, где, по словам доктора, должен был находиться медведь. Только опытный глаз проводников мог на опавших листьях различить след этого животного. Мика, ведя коня на поводу, шел, сильно нагнувшись вперед, и по его виду можно было подумать, что при поиске следа он скорее руководствовался обонянием, чем зрением.
След вскоре повернул в сторону от нашей дороги, и мы прошли по нему шагов сто в глубь леса. Большинство из нас, в том числе и я, были того мнения, что медведь успел уже далеко уйти вперед, и что поэтому не было никакой надежды догнать его. Но наши опытные проводники были совершенно иного мнения и с уверенностью утверждали, что медведь медленно подвигался вперед, часто отдыхал, и что логовище его находилось где-нибудь тут, поблизости. Это заставило нас еще дальше проникнуть в лес, а Ланти и Джек остались при фургоне, который продолжал медленно двигаться по дороге. Через какое-то время след круто повернул к опушке леса, и мы снова очутились около своего фургона. Вдруг оттуда раздались нестройные возгласы, и мы узнали испуганные голоса Ланти и Джека: они увидели медведя и громко извещали нас об этом. Мы стремились в ту сторону, откуда слышались голоса, но медведь успел уже скрыться в густом тростнике. Кентуккиец крикнул нам, чтобы мы отрезали медведю путь к бегству и окружили то место, куда он успел забраться. Мы быстро исполнили это приказание, и так как нигде не видно было помятой травы, надо полагать, медведь находился внутри зарослей. Мика смело проник туда, но двигался так осторожно, что в продолжение целых десяти минут ни малейший звук не указывал на то место, где находился охотник.
Наконец послышался его громкий голос:
— Живо: все сюда! Медведь сидит на дереве!
После этого приглашения мы радостной толпой устремились в заросли, так как встречи с медведем бывают не каждый день, и всякий надеялся пустить в зверя первую пулю. Но потом у нас невольно зародился вопрос: почему Мика не пользуется таким редким случаем и почему мы не слышим его выстрела? Ответ на этот вопрос мы получили только тогда, когда добрались до того места, где находился старый охотник. Оказалось, что он выразился не совсем точно и что медведь находился не на дереве, но в дереве, то есть внутри огромного ствола, лежавшего тут же и имевшего в диаметре более десяти футов. Свежий след приводил как раз к отверстию в стволе, из чего мы заключили, что внутри него находилось логовище медведя и сам он «был теперь дома».
Некоторые из нас с ружьями наготове расположились у входа в логовище, тогда как другие, взобравшись на этот исполинский ствол, стучали по нему ружейными прикладами, в надежде спугнуть мишку. Но он был не дурак, не подавал никаких признаков жизни и, очевидно, не имел ни малейшего желания познакомиться с пулями ожидавших его охотников. После того в ствол была засунута длинная жердь, но она не вызвала ожидаемого эффекта, так как оказалась чересчур короткой и не достигла самого логовища. Медведь оказался вполне не чувствительным и к дыму, которым мы его щедро угощали, так что нам оставалось теперь прибегнуть к последнему средству и вооружиться топорами. Добрых два часа провозились мы с этой работой, так что руки наконец отказывались служить. К счастью, мы начали рубить как раз в надлежащем месте, и сделанное в стволе отверстие оказалось над самым логовищем: но медведь исчез куда-то таинственным образом. Мы истыкали логовище во всех направлениях длинными палками и в конце концов должны были уступить очевидности и признать, что вся наша тяжелая работа пропала даром.
Лица у всех вытянулись, и с разных сторон слышались сдержанные проклятия. Больше всех, конечно, негодовал Мика, стыдясь теперь той уверенности, с какой он нам объявил о найденном медведе. Некоторые из нас подумали, что медведь успел убежать, прежде чем нам удалось окружить его логовище; другие же полагали, что Ланти и негр были сильно напуганы появлением медведя и потому не разглядели хорошенько, в какую сторону он побежал. Но где же был наш естествоиспытатель? Что сталось с Адюбсоном? Все глазами искали его, как будто бы он один был в состоянии разрешить мучившую нас загадку. Но ученого нигде не было видно, и отсутствие его продолжалось уже довольно долго. Вдруг до слуха нашего долетел резкий звук ружейного выстрела, за которым быстро последовал шум от падения на землю какого-то тяжелого тела. Этот шум испугал даже наших уставших лошадей, и некоторые из них, порвав свои привязи, убежали от нас.
— Господа, идите сюда! — кричал между тем знакомый нам голос. — Медведь здесь!
Забыв о вырвавшихся лошадях, мы всей толпой бросились туда, откуда исходил голос Адюбсона. Там, наконец, мы узрели того медведя, который таким таинственным образом исчез из своей берлоги: он без движения лежал под деревом, и алая кровь сочилась из свежей ранки между его ребрами. Указывая на высокий дуб, Адюбсон сказал:
— На нем-то медведь и сидел; если бы мы немного поразмыслили, то избавили бы себя от излишней работы. Медведь чересчур умен, чтобы прятаться от охотников в своей берлоге: когда дым оказался бессильным выгнать зверя из его логовища, то я был вполне уверен, что он спрятался где-нибудь поблизости.
Все удивились охотничьей опытности Адюбсона, и доктор спросил его:
— Уверены ли вы в том, что это не серый медведь?
— Вполне, — ответил натуралист, — так как серый медведь никогда не лазает по деревьям.
Глава XXI. ЧЕРНЫЙ АМЕРИКАНСКИЙ МЕДВЕДЬ
За ужином мы, конечно, лакомились медвежьим мясом, и знатокам хорошо известно, что на свете нет ничего вкуснее медвежьего окорока. Черный медведь больше всего знаком публике, так как он водится в местностях, откуда его очень удобно доставлять в зверинцы и большие зоологические сады. Черный медведь принадлежит ко всеядным животным и одинаково питается как мясом, так и фруктами, орехами и различными корнями. До меда он такой охотник, что готов искать его даже на вершине высокого дерева. Густая шерсть избавляет косолапого лакомку от неприятного знакомства с пчелиными жалами. Черный медведь любит лесистые местности и оставляет открытые прерии своему серому брагу. Период зимней спячки зависит от климата, и в теплых странах, не знакомый с морозами, черный медведь бродит по лесу круглый год. На человека медведь почти никогда не нападает, но раненый он приходит в ярость, и горе неосторожному охотнику, который попадает в его мощные объятия! Нос медведя является очень чувствительным органом, и охотники уверяют, что ловкого удара по носу совершенно достаточно, чтобы смутить медведя и заставить его покинуть пойманную добычу. Черного медведя ловят иногда в западни, состоящие из тяжелых чурбанов, которые или убивают зверя на месте, или сильно ранят его, как только он тронет положенную к западне приманку. Редвуд рассказал нам, что однажды в своей молодости он так неудачно охотился на медведя, что на всю свою жизнь остался хромым.
