«Впереди нас и за нами лежал глубокий снег. Он заполнил собой громадные овраги, и малейшая попытка двинуться с места могла стоить жизни всему отряду; два смельчака, отправившиеся искать дорогу, чуть было не провалились в снег с головой. По обеим сторонам лагеря поднимались крутые склоны, по которым можно было бы взобраться в хорошую погоду, но не теперь, когда все выступы были покрыты слоем скользкого льда. Накануне был мороз, но в этот день температура повысилась, и мягкий снег не в состоянии был выдержать нашей тяжести. Таким образом, все наши попытки выбраться из долины оказались тщетными, и мы уже три дня голодные сидели вокруг огня. Небо было покрыто серыми облаками и снег продолжал валить большими хлопьями.
На площадке, давшей нам приют, росло штук пятьдесят сосен, принадлежавших к породе карликовых. Они послужили дровами для нашего костра; но — увы! — у нас не было ни куска мяса, чтобы изжарить их на этом огне. Мужчины съели уже ружейные чехлы, сделанные из мягкой кожи, и теперь добирались до подошв своих мокасин. Женщины, закутавшись в мантильи, тесно прижимались к отцам, мужьям и братьям. Последняя порция сушеного мяса, которую приберегали для женщин, была распределена между ними наутро третьего дня. Но что нас ожидало дальше? Временами среди женщин раздавался жалобный стон, но в общем на их лицах было спокойствие, свойственное женщинам, в жилах которых течет испанская и американская кровь. Многие мужчины проявили меньше стойкости и облегчали свои страдания энергичными проклятиями; глаза у них помутнели, что говорило о приближавшемся безумии, а тощие мускулы на щеках непроизвольно вздрагивали и начинали дрожать. К счастью, на небе показалась узкая золотистая полоса, свинцовые облака начали расходиться, и часа через два снег перестал падать. Некоторые мужчины, взяв ружья, отправились искать выход из долины, но снега было так много, а мы так ослабли, что попытки эти ни к чему не привели. Один из охотников по имени Гарри потрогал снег рукой и заявил уверенным тоном, что к ночи будет мороз и нам еще до солнечного восхода удастся выбраться из долины. При этих словах лица у всех прояснились, к тому же вскоре подул холодный ветер, и сопровождавшие нас индейцы взялись за свои томагавки, чтобы нарубить новый запас дров. Через некоторое время один из индейцев вдруг воскликнул;
— Ям! Ям! — и начал усердно рубить замерзшую землю своим торопом.
— А ведь индеец прав! — отозвался Гарри. — Он действительно нашел «человеческий корень».
Так горные жители называют съедобный корень, который своей формой, а иногда и своей величиной, напоминает человеческое туловище. Немедленно к индейцу присоединилось еще с полдюжины мужчин, и все вместе деятельно принялись за работу, но топоры только портились и отскакивали от каменной и замерзшей земли, а потому решено было разложить хороший огонь в том месте, где находился драгоценный корень.
В эту минуту в скалах, нависший над нами, раздался треск, напоминавший падение дерева, и на нашу площадку свалилось какое-то животное, гулко ударилось головой о землю, потом еще подскочило кверху на несколько футов и, перевернувшись в воздухе, сразу стало на все четыре ноги. Громкое «ура» встретило появление этого животного, в котором мы узнали горного барана; он в два прыжка слетел к нам со страшной высоты, причем всякий раз падал на свои большие и полукруглые рога. В первое мгновение баран и охотники смотрели друг на друга в недоумении, но потом последние схватились за ружья, а животное обратилось в бегство; но было уже поздно: раздалось несколько выстрелов, снег окрасился кровью, и мы, подобно стае голодных волков, бросились по следам своей добычи, чтобы притащить ее в лагерь. Но оттуда вдруг донеслись до нас крики оставшихся там мужчин, визг женщин, — словом, какая-то смесь проклятий и криков ужаса. Мы поспешили обратно в лагерь, и глазам нашим представилась такая картина, которая заставила содрогнуться даже самых мужественных. На одной из скал стояло пять горных чудовищ, именуемых серыми медведями! Может быть, сзади были еще и другие канальи, но и этих пяти было совершенно достаточно, чтобы истребить весь наш отряд, зажатый на небольшом пространстве и обессиленный голодом.
Надо полагать, медведи гнались за горным бараном, и теперь в их глазах светился голод и обманутое ожидание. Все мы бросились к оружию, но опытные охотники советовали воздержаться от нападения; однако было уже поздно, так как раздалось с полдюжины неудачных выстрелов, и слегка раненые медведи пришли в сильную ярость.
— Уведите женщин в безопасное место! — крикнул Гарри немцу-доктору, который сопровождал отряд и, по-видимому, был мало пригоден к битве с медведями. Тем временем другие охотники продолжали стрелять в животных, пока они спускались вниз, прыгая со скалы на скалу, но наши ружья были в неисправности, нервы перенапряжены, и пальцы окоченели от холода, так что мы расстреляли все заряды и, тем не менее, не смогли убить ни одного медведя. Самые мужественные из отряда, вооружившись ножами и топорами, ждали животных у подножия скалы. Еще мгновенье — и пять огромных и косматых тел с яростным ревом свалились в толпу полузамерзших и истощенных голодом людей. Битва не поддается описанию. Всюду слышались крики охотников, вопли индейцев, ворчанье медведей, стук топоров, лязг ножей и раздирающие душу стоны, когда ужасные когти разрывали людей. Люди и медведи падали на землю и качались в сугробах снега, окрашивая его потоками крови. Кое-где виднелись уже замертво упавшие в снег, и с каждым мгновением уменьшалось число способных к битве с медведями.
С самого начала я был повален на землю ударом могучей лапы; поднявшись на ноги, я увидел, что зверь, сваливший меня, придавил теперь своим телом моего близкого друга Годэ. Хотя я и чувствовал сильное головокружение, но, вцепившись в густую шерсть медведя, я успел всадить ему между ребрами свой охотничий нож. Медведь оставил Годэ в покое и набросился на меня. Избегая его страшных объятий, я отскочил в сторону и, попав во впадину, занесенную снегом, опрокинулся в ней на спину. В то же мгновение медведь повалился на меня всей своей тяжестью, острые когти вонзились мне в плечо, я задыхался от зловонного дыхания чудовища и правой, свободной рукой продолжал наносить ему удары. Силы покидали меня, кровь обильно текла из ран, снег залепил глаза, и я испустил слабый крик предсмертного отчаяния. Потом до слуха моего долетело шипение, сильный свет ослепил мне глаза, и какой-то горячий предмет скользнул по моему лицу и обжег кожу. В тот же миг меня поразил запах гари, и когти перестали раздирать мои раны. О чудо! С груди моей свалилась невыносимая тяжесть, я был один. Поднимаюсь на ноги, протираю глаза, но ничего не вижу, так как нахожусь в глубокой яме, продавленной в снегу во время борьбы. Вокруг все залито кровью; но что сталось с моим противником? Кто вырвал меня из его страшных объятий?
С трудом выбрался из своей ямы, и дивное зрелище представилось моим глазам. Какой-то господин престранного вида бегал по нашему лагерю, размахивая громадной головней и погоняя ею одного из медведей, который, ревя от страха и боли, делал невероятные усилия, чтобы взобраться на скалу. Два других медведя, истекая кровью, тоже искали спасения в бегстве и уже находились на скалах, нависших над нашим лагерем. Туда же поспешил забраться и третий медведь, которому этот господин прижигал шерсть и ляжки своей горящей головней. Покончив с ним, этот человек бросился к четвертому медведю и обратил его в бегство в ту минуту, как он уже начинал одолевать своих изнемогавших противников. После этого странный господин начал искать пятого медведя, но его нигде не было видно, точно он провалился сквозь снег. Гарри, который в начале битвы был повален на землю, вскочил теперь на ноги и бросился к человеку. Тот был совершенно лыс, так что голова его блестела на солнце, как шар из слоновой кости. Размахивая каким-то предметом, Гарри заключил лысого господина в свои объятия, крича:
— Доктор, вот ваш скальп! Клянусь Богом, вы наш избавитель!
Всматриваюсь ближе — и, действительно, узнаю доктора нашего отряда: потеряв свой парик, почтенный эскулап изменился до неузнаваемости. Однако нам было не до смеха, так как в разных местах начинали шевелиться и стонать наши израненные товарищи. Но где же был пятый медведь? Только четырем из них удалось взобраться на скалы.
— Он здесь! — крикнул чей-то голос, исходивший из снежной кучи, в которой человек продолжал еще борьбу с медведем. Многие бросились заряжать ружья, и доктор вооружился свежей головешкой. Но прежде чем были окончены эти приготовления, из снежной кучи раздался страшный крик, от которого кровь застыла у нас в жилах. Индейцы, схватив томагавки, первыми бросились к месту борьбы, они поняли значение этого крика: это был предсмертный призыв одного из членов их племени! Мы с трепетом следили за теми, которые бросились на помощь погибавшему. Вот они уже достигли рокового места и столпились вокруг него в зловещей тишине. В следующее мгновение жалобный вой индейцев возвестил нам о печальной судьбе, постигшей их товарища, и в нашем лагере раздались звуки похоронной песни, принятой
