горестные мысли, а отчасти и из-за шума приближавшегося наводнения, офицер не слышал топота этой лошади, поэтому был сильно удивлен внезапным появлением незнакомца. Приятное, умное и вместе с тем открытое лицо этого человека сразу понравилось дону Рафаэлю, и он доверчиво ответил:
— Я остановился потому, что с моей лошадью действительно что-то случилось. Должно быть, надорвалась от долгого и быстрого бега. Не знаю, что мне теперь делать?
— Позвольте взглянуть на нее, — проговорил незнакомец, поспешно соскочив со своей лошади. — Я простой погонщик мулов, — продолжал он, — но хорошо знаю и лошадей и других домашних животных и, между прочим, довольно успешно занимаюсь их лечением.
— Пожалуйста! — поспешил изъявить свое согласие молодой офицер.
Погонщик подошел к его лошади, внимательно осмотрел ее, ощупал ее бока, прислушался к ее тяжелому хриплому дыханию и уверенно сказал:
— Да, как я думал, так и есть: скопление застоявшейся крови в одном месте. Это я сейчас улажу и освобожу ее от этого. Подержите ее покрепче под уздцы и накройте ей глаза платком. Через минуту все будет в порядке.
Когда дон Рафаэль сделал, что ему было сказано, погонщик достал из кармана небольшой складной нож с острым, как бритва, лезвием. Этим ножом он одним ловким движением руки разрезал тонкую перепонку между ноздрями лошади. Испуганное животное с силою мотнуло головою и, громко взвизгнув от боли, взвилось было на дыбы, но, сдерживаемое сильною рукою своего хозяина и его ласковыми словами, тут же успокоилось, вероятно, поняв, что ничего худого ему не сделают, — напротив, даже принесут пользу.
— Ну, теперь ваша лошадь спасена и безостановочно пробежит во весь карьер еще несколько часов, — проговорил погонщик довольным тоном, вытирая о траву свой нож и снова пряча его в карман. — Позвольте узнать, куда вы едете, кабальеро?
— В гасиенду Лас-Пальмас, — ответил офицер и в свою очередь спросил: — Скажите мне ваше имя, чтобы я знал, кого мне благодарить за спасение моей лошади и, быть может, меня самого?
— Меня зовут Валерио Трухано, — скромно ответил погонщик и продолжал: — Человек я маленький и не совсем удачливый в жизни. Но я утешаю себя тем, что по мере сил и возможности исполняю свой человеческий долг, а все остальное предоставляю на волю Божию… Мне с вами по пути, кабальеро. Поедемте вместе. Но сначала позвольте попросить милосердного Бога избавить нас от надвигающейся опасности, потому что теперь только Он один и может помочь нам.
Пока дон Рафаэль, не решавшийся даже предложить вознаграждение этому славному человеку за его помощь, усаживался на совершенно уже оправившегося своего коня и готовился снова пуститься в опасный путь, Трухано опустился на колени, снял с головы свою широкополую, сильно поношенную шляпу, поднял глаза к ярко сверкавшим на безоблачном небе звездам и громким, проникновенным голосом прочитать псалом, начинавшийся словами:
«Из бездны взываю к Тебе, Господи! Господи, услышь глас мой!».
Затем он также вскочил на свою лошадь, и оба всадника быстро поскакали прямо навстречу грозной опасности. Сквозь зловещий шум и рев разыгравшейся стихии продолжали слабо прорываться призывные звуки колокола, торопившие запоздалых путников.
Глава VII. ДВЕ СИЛЬФИДЫ
Как известно, зима в южных широтах заменяется периодом ливней. Этот период там начинается в июне и кончается в октябре. В течение этого времени реки все более и более выступают из берегов, а к концу его, в октябре, все эти реки соединяются и, разлившись по обширным равнинам, образуют необозримые озера. И, разумеется, пока желтые, насыщенные песком и илом воды не успокоятся в этих озерах, они в бешеном натиске сметают все, встречающееся на своем пути.
Такие озера, из которых местами выглядывают вершины затопленных деревьев, усеяны островками, то есть высокими плоскогорьями, так называемыми столовыми горами. Население деревень и гасиенд, расположенных на этих безопасных высотах, спокойно остается на месте, предварительно запасшись всем необходимым для своего существования. По самим озерам по вечерам шныряют во всех направлениях разукрашенные флагами всевозможные лодки и барки. В этих судах катается нарядная, веселая молодежь, оглашающая окрестности смехом, музыкою и пением.
На одной из таких высот стояла и гасиенда дона Мариано де Сильва, Лас-Пальмас. Это была обширная, богатая, образцово устроенная усадьба, обведенная довольно высокой белой каменной оградой.
Господский дом своим фасадом с множеством окон, защищенных красивыми зелеными жалюзи- ставнями, смотрел на равнину, раскидывавшуюся во все стороны. С равнины на гору вела широкая и отлогая, хорошо утрамбованная дорога, также замкнутая с обеих сторон белой каменной оградой. Сверху эта дорога упиралась в монументальные ворота, а внизу — в другие, более легкие, но двойные, которые вели во внутренний двор гасиенды. Вообще вся усадьба представляла собою настоящую крепость, которая, в случае надобности, могла выдержать какую угодно осаду. К гасиенде примыкали обширные плодоносные земли и леса.
В одной из богато убранных комнат второго этажа гасиенды одевались к ужину обе хозяйские дочери: восемнадцатилетняя Гертруда и шестнадцатилетняя Марианита. Обе девушки были одарены той исключительной красотою, которою отличаются креолки, и их недаром называли лас-пальмасскими сильфидами.
Приколов к лифу палевого платья ярко-красный бант и этим довершив свой туалет, Марианита подошла к открытому окну и стала смотреть на равнину, между тем как ее старшая сестра, покрытая, точно мантией, своими только что распущенными длинными, густыми черными волосами, полулежала в легком плетеном кресле, ожидая, когда волосы «отдохнут» и их можно будет укладывать под гребенки.
— Все еще никого не видно: ни дона Фернандо, ни дона Рафаэля, между тем скоро уже будет совсем темно! — досадливым тоном проговорила Марианита. — Кажется, я совсем напрасно так вырядилась.
— Не горюй, твой Фернандо наверное не замедлит приехать, — утешала старшая сестра младшую.
— Ты говоришь это так спокойно потому, что не ожидаешь жениха, как ожидаю я! — с живостью возразила Марианита. — Ты, должно быть, и понятия не имеешь о том, что значит любить? Я от ожидания готова прийти в полное отчаяние, а ты ведешь себя точно деревянная кукла и даже не спешишь одеваться. Хороша невеста!.. Ах, вот, наконец, и всадник! — быстро перешла она на другой тон и указала рукой в окно.
— А на какой он лошади? — спросила Гертруда, в больших темных глазах которой мелькнул огонек.
— Увы! Этот всадник не на лошади, а на муле! — разочарованно воскликнула Марианита. — Да, это не красивый рыцарь, который разогнал бы нашу скуку, а какой-то священник… Впрочем, был же у нас недавно молодой падре. Он не хуже кого другого играл на мандолине и красиво пел разные песенки. Может быть, и этот… Едет прямо к нам… несется вскачь… Вот увидал меня, кланяется… Придется, пожалуй, сойти вниз и поцеловать его руку, — с легкой улыбкой добавила девушка.
— А не едет ли вслед за ним еще кто-нибудь, вроде твоего Фернандо? — процедила сквозь зубы Гертруда тоном, в котором слышались скука и разочарование.
— Еще?.. Да и в самом деле кто-то едет, и тоже очень спешит, — ответила Марианита, снова выглянув в окно. — Ну, это какой-то погонщик с целым десятком нагруженных мулов. Он погоняет их изо всех сил и также направляется сюда. Что бы это значило? Уж не случилось ли чего особенного? Эти люди точно спасаются от какой-то опасности… Да, наверное, что-то случилось, — с все возрастающей тревогою продолжала девушка. — Слышишь, Гертруда, какой шум поднялся на дворе? Как только священник въехал во двор, вся наша челядь взбудоражилась и загалдела. Должно быть, священник привез какую-нибудь дурную весть… Господи! Уж не готовятся ли напасть на нашу гасиенду эти разбойники-повстанцы? Говорят, они…
— Как тебе не стыдно, Марианита, называть разбойниками людей, которые поднялись на защиту своей свободы и во главе которых стоят лучшие люди?! — с негодованием прервала сестру Гертруда.
— Да как же они не разбойники? — возразила Марианита. — Ведь они ненавидят испанцев, а в наших с тобой жилах течет испанская кровь, притом и наши женихи испанцы. Я так люблю своего…
— Мне кажется, ты только воображаешь, что любишь его, — снова перебила Гертруда. — Истинная любовь выражается совсем не так, как у тебя.
— Ну, уж позволь мне самой решать, люблю я его или нет! — горячо возразила Марианита. — Во всяком случае, я собираюсь стать его женою и не хочу, чтобы у нас с ним были разные убеждения. Да и наш
