Он весь дрожал, в широко открытых глазах был ужас.
- О, масса полковник! Масса Луи! Все мы пропали! Везде индейцы! Там во дворе их тысячи... Бьют всех, кого попало!
Все побросали стаканы и бросились к дверям... Но за ними они увидели раскрашенные лица и головы с убором из перьев и длинными черными волосами. Пораженные этим ужасным зрелищем, они остановились, но вслед затем снова бросились к дверям... Им не дали выйти: дверь с громким стуком закрылась и послышалось щелканье замка.
- Закрыты на ключ, клянусь истинным Богом! - воскликнул Гоукинс.
В ответ на его слова раздался громкий крик бешенства и затем все стихло. Несколько минут все стояли, точно парализованные, с недоумением и отчаянием переглядываясь друг с другом. Они поняли, что это нападение индейцев, и что опасность, казавшаяся им только вероятной, стала теперь реальной. Они недолго стояли в нерешительности. Гоукинс, сильный, как Геркулес, бросился к дверям, чтобы выломать их; остальные поспешили ему на помощь. Но дубовая дверь не поддавалась их усилиям, к тому же открывалась она вовнутрь. Тогда они бросились к окнам, но, увы!.. Толстые железные решетки были так крепки и прочно приделаны к окнам, что не было никакой возможности сломать или вынуть их.
- Вот так попались, клянусь Предвечным! - воскликнул охотник. - Да, джентльмены, мы сидим в прочной клетке!
Трудно передать, что думали колонисты в этот ужасный час. Они находились в темноте с той минуты, когда двери были закрыты. Они сами погасили свет в ожидании, что индейцы будут стрелять в них, и теперь удивлялись, что совсем не слышно выстрелов, а между тем они знали, что команчи всегда носят при себе огнестрельное оружие. Пленники слышали только голоса... домашних слуг, как им казалось... мужские и женские... негров или мулатов. Затем крики... слова мольбы... стоны, хрипенье. Но почему индейцы не стреляли? Почему не кричали?.. Почему не слышно было воинственного крика команчей? Скоро все смолкло, и мертвая тишина воцарилась в комнате и снаружи во дворе.
Индейцы были те самые, которых видели Гоукинс и Текер, те самые, которых изменник метис провел через пролом в стене и затем, после похищения девушек, указал им путь к дому. Мальчик-негр, увидевший их, не успел предупредить своих господ, как шесть индейцев были уже у дверей столовой, остальные же спешили запереть большие ворота, чтобы не дать никому из живущих в доме убежать. Во дворе разыгралась жуткая сцена. Испуганные слуги, с криком и плачем бегавшие взад и вперед по двору, падали, как скот на бойнице, под ударами томагавка, копий и громадных ножей. Убийцы не обращали внимания ни на пол, ни на возраст - мужчины, женщины, дети, все становились жертвами.
Быстро и ужасно! Менее чем в десять минут все было кончено, и окровавленные тела несчастных жертв валялись на помосте патио. Из слуг спаслись только те, которые успели скрыться в комнатах и забаррикадировать за собою двери; никто не преследовал их, потому что краснокожие убийцы, несмотря на совершенное ими избиение, явились с исключительной целью грабежа. Закрыв двери в столовую, они поставили подле нее двух человек и такое же количество у ворот, после чего, под предводительством Фернанда, бросились по коридору, прямо к спальне Дюпре, где находились его деньги, пятьсот тысяч долларов, которые были разложены по отдельным, крепким ящикам. Фернанд, носивший всегда ключ от спальни при себе, вложил его в замок и открыл дверь. Индейцы или те, которые казались индейцами, набросились точно тигры или кошки на предоставленную им добычу.
Ящик за ящиком выносили они из комнаты и ставили на помост двора. Когда все ящики были вынесены, они сняли часовых, поставленных у дверей столовой и у входных ворот, а затем, схватив каждый ящик за ручку, понесли их тем же путем, каким сами пришли сюда. Дойдя до того места, где были оставлены их лошади, они привязали ящики к луке седла и, вскочив на лошадей, во весь карьер помчались к лесу. Между ними находился и метис, который ехал на самой красивой и породистой лошади, украденной им из конюшни своего господина, которого он так бессовестно предал и так безжалостно ограбил.
А господин его в это время метался как безумный, да и все заключенные с ним чувствовали себя не лучше его. Сталкиваясь в темноте друг с другом, они спрашивали, что станет с ними? Что стало с дочерьми полковника? Муки неизвестности были ужасны для всех, но еще ужаснее были они для отца, которому казалось, что он сойдет с ума, и только надежда на возможность отомстить в будущем поддерживала его. Сознание бессилия довело, наконец, всех до отчаяния, и они решили попытаться еще раз выйти из заключения. Все бросились к дверям, но те по-прежнему не поддавались никаким усилиям; сломать их было все равно, что сдвинуть стену с места. С таким же успехом кончилась и попытка их вытащить решетку из окна; с еще большим отчаянием разошлись они по разным углам столовой. Один Гоукинс остался по- прежнему у окна. Он не надеялся, конечно, на силу своих рук и придумывал только, каким способом позвать на помощь обитателей ранчерии. Нельзя ли, думал он, испробовать силу своих легких и крикнуть во весь голос, и если в ранчерии его не услышат, потому что между ней и большим домом рос густой лес, зато его мог услышать Текер, находившийся в ближайшей к дому рощице. В надежде, что Крис еще живой, он подвинулся ближе к окну, приложился к одному из отверстий решетки и начал громко кричать, прерывая время от времени свои крики громкими восклицаниями.
XXVII
Крис Текер сидел перед входом в палатку и жарил индюка, подвешенного на вертеле. Огонь то и дело вспыхивал от жира, капавшего в него с молодого жирного индюка, который был уже готов и прекрасно подрумянился. Видя это, Текер с нетерпением поглядывал на дорожку, шедшую от миссии, и прислушивался ко всякому шуму.
- Эх, славно хрустеть будет корочка! - сказал он. - Старому Гоуку она не достанется... не придет он. Я слышал, что там сегодня вечером большой обед... Ну, полковник предложил ему, разумеется, стакан виски, пуншу. Гоуку стоит попробовать один, а там выпьет и дюжину, если будет возможность. Не такая он важная персона, чтобы ждать его и не ужинать. Я совсем проголодался... да и птицу нельзя дольше оставлять на огне, не то сгорит.
Встав с бревна, на котором сидел, Текер снял индюка с вертела и понес его в палатку, где положил на блюдо, грубо выточенное из дерева, и поставил его на обрубок ствола, заменявший собою стол; подле блюда с индюком он положил хлеб и поставил соль, а затем сел, в ожидании прихода товарища, которому он мысленно выделил всего десять минут сроку.
Запах жареного индюка наполнил всю палатку, еще сильнее возбуждая аппетит Криса; а между тем время проходило, но Гоукинс не появлялся. Положение Текера становилось невыносимым; птица остывала и высыхала. Крис не в состоянии был больше выдержать и, вынув нож, схватил индюка за ногу и отрезал большой ломоть мякоти из груди. За первым ломтем последовал второй, затем съедено было крыло, потом нога; ужин свой молодой охотник закончил зобом и печенкой. Все это он запил порядочным количеством виски с водой и наконец закурил трубку. Так просидел он спокойно часа два; но тут им овладела тревога, и не мудрено, если припомнить причину, по которой товарищ оставил его одного. Не будучи в состоянии оставаться дольше в неизвестности, он решил отправиться к дому и узнать, что могло там задержать Гоукинса.
Подойдя к главному входу, он был поражен воцарившейся в доме злобной тишиной. Несколько минут стоял он и прислушивался... Ни единого звука ни внутри, ни снаружи!.. Теперь, впрочем, такое время, что все должны спать! Но куда же делся Гоукинс? Он мог пить виски в доме, но не спать! Крис решил во всяком случае навести справки и направился ко входу. Большая дверь была закрыта, но калитка оставалась полуотворенной... признак, что Гоукинс еще здесь. Окна фасада не светились, но Крису было известно, что окна столовой находились с задней стороны. Не думая больше, он вошел под арку и вступил на патио. Не успел он войти, как сразу остановился при виде зрелища, от которого у него волосы стали дыбом. На полу квадрата, окруженного со всех сторон зданиями и освещенного луной, виднелись окровавленные человеческие тела, лежащие во всевозможных позах. Охотник чувствовал, что ему делается дурно при виде такой кучи тел... зрелище более ужасное, чем зрелище поля битвы, на котором лежат, по крайней мере, люди, умершие ради идеи и славы, а здесь они погибли под ударами убийц. 'Где же Гоукинс? - снова подумал Крис. - Нет ли и его тела здесь?' Уверенный, что оно должно быть здесь, он принялся искать. Еле передвигаясь от волнения, ходил он между телами и присматривался к их лицам. Так обошел он вокруг всего дома, но не нашел между ними Гоукинса, ни мертвого, ни живого. Ни одного белого здесь вообще он не нашел... только негры и мулаты, все невольники. Он даже узнал некоторых из них. Где же были их хозяева? Что за ужасная трагедия разыгралась здесь? Кто убийцы и куда они делись? Где Гоукинс?
