захватить индейцев сонными и отнять у них возможность спастись бегством. Может быть, осталось ждать всего несколько минут, и тогда наступит наш черед. Разве не приятно будет поймать в их же собственную западню всех этих красных чертей, которые смотрят на нас, как на верную добычу?..
Гамбузино не успел окончить речь, как вдруг страшная ружейная пальба разбудила эхо долины, и почти в то же время треск ружей был перекрыт густым ревом пушек Реквезенца.
Вопли ужаса, возгласы испуга, смешанные с криками боли, поднявшиеся вслед за тем в лагере койотов, застигнутых во время сна, доказали осажденным, что выстрелы Реквезенца попали в цель.
Атака шла с той стороны, откуда, как были уверены индейцы, им не грозило ни малейшей опасности. Все это время они даже не ставили там часовых. Теперь вся эта орда металась в паническом ужасе.
Но положение их еще более ухудшилось, когда сноп электрического света, направленный с вершины горы, осветил лагерь индейцев, подставляя его под удары невидимых нападающих, которых инженер позаботился оставить в тени.
Как и предвидел гамбузино, самые храбрые собрались вокруг палатки Зопилота.
Теперь настало время пустить в дело пушки инженера, и они выбросили, очень кстати, двойной залп картечи в обезумевшую толпу индейцев.
Даже самые неустрашимые из них кричали от страха:
'Бледнолицые - колдуны: они могут заменять ночь днем и зажигать солнце, которое освещает лагерь!'
Один только Зопилот, уже сидя на лошади, сохранял некоторое хладнокровие. Несмотря на царивший беспорядок, он пытался собрать воинов около себя, но пушки Реквезенца и инженера вырывали все новые и новые жертвы, расстраивая в то же время ряды сомкнувшихся было индейцев.
Вдруг Зопилот бешено закричал.
В снопе электрического света, расширявшемся по мере удаления от горы, он только что заметил отряд мексиканских солдат, двигавшихся под прямым углом к утесу.
Появление врага, по-видимому, вернуло храбрость индейцам, которые до тех пор толпились беспорядочной кучей, пораженные суеверным страхом.
В одно мгновение вскочили они на лошадей и, издав воинственный клич, уже готовились ринуться на эскадрон Реквезенца, когда Зопилот остановил их отчаянным жестом.
Под тремя другими снопами электрического света справа, слева и позади показались три других отряда улан; замыкая круг, они двигались вперед в полном боевом порядке.
Дальше с карабинами в руках стояли перед озером люди дона Юлиано; они стерегли единственный проход, через который индейцы могли попытаться спастись бегством.
С первого же взгляда Зопилот понял, что битва проиграна: индейцы попали под перекрестный огонь и, если не удастся спастись бегством, погибнут все до единого.
В одну минуту в голове его созрел смелый план. Одной половине людей он приказал остаться в арьергарде, чтобы встретить лицом к лицу врагов с долины, а с другой половиной кинулся на штурм оврага.
Арьергарду было поручено прикрывать нападение на гору, на которую он смотрел как на единственное средство к спасению.
Если бы ему удалось овладеть верхней площадкой, из осаждающего он обратился бы в осажденного. Но это было не так уж плохо, и следовало во всяком случае сделать попытку. В одно мгновение половина шайки помчалась к оврагу.
На вершине горы была полная тишина, равно как и в узком и крутом проходе, который вел туда.
Прижавшись друг к другу, воины Зопилота лезли вверх, толкая один другого в слепой ярости.
Осажденные позволили им подойти довольно близко и заполнить овраг.
Но как только первые индейцы достигли камней парапета, почва вдруг вздрогнула в одно и то же время над их головами и под ногами на всем протяжении подъема. Глыбы утесов и громадные камни, катившиеся лавиной в эту траншею, набитую осаждающими, давили своей тяжестью, удесятеренной скоростью падения, несчастных индейцев. Вслед за грудой камней началась стрельба в упор. Ни один выстрел не пропадал даром; каждая пуля непременно находила жертву.
Койоты, стиснутые в этом узком месте, держались стоя, опираясь один на другого, и лишь через несколько минут невыразимой сумятицы оставшиеся в живых, между которыми находился и Зопилот, снова выбрались на равнину, где попали в середину железного круга, образованного победоносным отрядом полковника Реквезенца.
Тогда, видя, что всякое сопротивление бесполезно, Зопилот, тяжело раненный в правую руку обломком скалы, и оставшиеся при нем люди сложили оружие. Неподвижно, склонив на грудь голову, ожидали они решения своей участи.
В эту минуту взошло солнце, ярко освещая кровавую сцену.
На равнине, между горой и мексиканцами, эскадроны которых сомкнулись и образовали непроницаемый полукруг, лежали на земле многочисленные трупы койотов, а немного дальше виднелись остатки лагеря индейцев, почти совсем уничтоженного огнем артиллерии.
Восход солнца приветствовали громкими криками рудокопы с горы и бледнолицые пленники Зопилота, которых мексиканские кавалеристы, к счастью, вовремя заметили в этой ужасной свалке и выпустили из лагеря.
Из семисот воинов Зопилота едва только двести пятьдесят человек остались в живых после битвы. Победители начали с того, что связали их по двое, скрутив руки за спиной, и поручили людям дона Юлиано их караулить.
Когда покончили с этим и очистили овраг от загромоздивших его трупов, осажденные спустились вниз.
Невозможно описать трогательные сцены, которыми сопровождалось окончание битвы и встреча осажденных со своими освободителями. Роберт Тресиллиан дрожащими руками прижал к себе сына, которого считал погибшим. Потом молодой человек подошел к Гертруде, побледневшее лицо которой сияло счастьем и гордостью за возлюбленного.
Глава XXII
ГОРОД САНТА-ГЕРТРУДЭС
Когда рудокопы снова вернулись в лагерь, покинутый ими много дней тому назад, то были приятно удивлены, найдя все вещи в целости и сохранности.
Повозки, машины, инструменты - все это оказалось не тронутым индейцами. Койоты даже не дали себе труда уничтожить бесполезные для них предметы.
Это было неожиданным счастьем, так как дикари, очевидно, не знали ценности дорогих машин и инструментов.
Что касается лошадей и мулов, то, взамен брошенных рудокопами при нападении индейцев, они получили их еще больше из захваченной уланами добычи.
Два дня спустя почти все следы битвы исчезли. Мертвых похоронили, и в то время, как полковник Реквезенц, возвращаясь в Ариспу, вел с собою пленных апачей, участь которых должна была там решиться, дон Юлиано со своими добровольцами проводил в деревню Накомори отбитых у краснокожих пленных женщин, детей и несколько человек мужчин.
Теперь всякая опасность раз и навсегда была устранена. Являлась даже надежда, что, если взяться поискуснее, удастся сделать Зопилота своим союзником. Рана его оказалась настолько серьезной, что пришлось тут же, на поле битвы, сделать ампутацию руки. Он стал негоден для войны, а поэтому можно было надеяться, что он станет уступчивее.
Удался ли этот проект? Смирилась ли перед грозной перспективой безжалостного и беспощадного укрощения несговорчивая гордость и природная ненависть апачей к бледнолицым? Как бы там ни было, доступ к Затерявшейся горе, в которой инженер устроил отлогие галереи, представляется теперь, три года спустя, далеко не трудным. На вершине ее вырос целый город, защищаемый крепостью более грозной, чем все те, которые когда-либо возводились рукою человека.
Издали виднеются трубы многочисленных фабрик, дым которых стелется по воздуху.
Иногда слышится резкий свисток локомотива, так как железная дорога связывает новый город с Ариспой.
