Я не для того ушла оттуда, чтобы иметь прислужниц. Не глядите на мое платье; у меня - там - другого не было. Это все надо будет переменить.
Платье это, из коричневого драдедама, было очень просто; но, сшитое петербургской портнихой, оно красиво прилегало к стану и к плечам Марианны и вообще имело вид модный.
- Ну не прислужница - так помощница, по-американски.
А чаю вы все-таки напейтесь. Теперь еще рано - да и вы оба, должно быть, устали.
Я теперь отправляюсь по фабричным делам; позднее мы опять увидимся. Что нужно будет - скажите Павлу или Татьяне.
Марианна быстро протянула ему обе руки.
- Чем нам отблагодарить вас, Василий Федотыч? - Она с умилением глядела на него.
Соломин тихонько погладил ей одну руку.
- Я бы сказал вам: не стоит благодарности... да это будет неправда. Лучше же я скажу вам, что ваша благодарность мне доставляет великое удовольствие. Вот мы и квиты. До свиданья! Павел, пойдем. Марианна и Нежданов остались одни.
Она бросилась к нему - и, глядя на него тем же взглядом, как на Соломина, только еще радостнее, еще умиленней и светлей:
- О мой друг! - проговорила она. - Мы начинаем новую жизнь... Наконец! наконец! Ты не поверишь, как эта бедная квартирка, в которой нам суждено прожить всего несколько дней, мне кажется любезна и мила в сравнении с теми ненавистными палатами! Скажи - ты рад?
Нежданов взял ее руки и прижал их к своей груди.
- Я счастлив, Марианна, тем, что я начинаю эту новую жизнь с тобою вместе! Ты будешь моей путеводной звездой, моей поддержкой, моим мужеством...
- Милый Алеша! Но постой - надо немножко почиститься и туалет свой привести в порядок. Я пойду в свою комнату... а ты - останься здесь. Я сию минуту... Марианна вышла в другую комнату, заперлась - и минуту спустя, отворив до половины дверь, высунула голову и проговорила:
- А какой Соломин славный!
Потом она опять заперлась - и послышался щелк ключа.
Нежданов подошел к окну, посмотрел на садик... Одна старая-престарая яблонь почему-то привлекла его особое внимание. Он встряхнулся, потянулся, раскрыл свой саквояж - и ничего оттуда не вынул; он задумался... Через четверть часа вернулась и Марианна с оживленным, свежевымытым лицом, вся веселая и подвижная; а несколько мгновений спустя появилась Павлова жена, Татьяна, с самоваром, чайным прибором, булками, сливками.
В противоположность своему цыганообразному мужу, это была настоящая русская женщина, дородная, русая, простоволосая, с широкой косой, туго завернутой около рогового гребня, с крупными, но приятными чертами лица, с очень добрыми серыми глазами. Одета она была в опрятное, хоть и полинялое, ситцевое платье; руки у ней были чистые и красивые, хоть и большие. Она спокойно поклонилась, произнесла твердым, отчетливым выговором, безо всякой певучести: 'Здравы будете', - и принялась устанавливать самовар, чашки и т. д.
Марианна подошла к ней.
- Позвольте, Татьяна, я помогу вам. Дайте мне хоть салфетку.
- Ничего, барышня, мы к этому приобыкли. Мне Василий Федотыч сказывал. Коли что потребуется, извольте приказать, мы со всем нашим удовольствием.
- Татьяна, не зовите меня, пожалуйста, барышней... Одета я по-барски, а впрочем, я... я совсем...
Пристальный взгляд Татьяниных зорких глаз смутил Марианну; она умолкла.
- А кто же вы такая будете? - спросила Татьяна своим ровным голосом.
- Коли вы хотите... я, точно... я из дворянок; только я хочу все это бросить - и сделаться как все... как все простые женщины.
А, вот что! Ну, теперь знаю. Вы, стало, из тех, что опроститься хотят. Их теперь довольно бывает.
- Как вы сказали, Татьяна? Опроститься?
- Да... такое у нас теперь слово пошло. С простым народом, значит, заодно быть. Опроститься. Что ж? Это дело хорошее - народ поучить уму-разуму. Только трудное это дело! Ой, тру-удное! Дай бог час!
- Опроститься! - повторяла Марианна. - Слышишь, Алеша, мы с тобой теперь опростелые!
Нежданов засмеялся и тоже повторил:
- Опроститься! опростелые! - А что это у вас, муженек будет - али брат? спросила Татьяна, осторожно перемывая чашки своими большими ловкими руками и с ласковой усмешкой поглядывая то на Нежданова, то на Марианну.
- Нет, - отвечала Марианна, - он мне не муж - и не брат.
Татьяна приподняла голову.
- Стало, так, по вольной милости живете? Теперь и это - тоже часто бывает. Допрежь больше у раскольников водилось, а ноне и у прочих людей. Лишь бы бог благословил - да жилось бы ладно! А то поп и не нужен. На фабрике у нас тоже такие есть. Не из худших ребят.
- Какие у вас хорошие слова, Татьяна!.. 'По вольной милости...' Очень это мне нравится. Вот что, Татьяна, я о чем вас просить буду. Мне нужно себе платье сшить или купить, такое вот, как ваше, или еще попроще. И башмаки, и чулки, и косынка - все, чтобы было, как у вас. Деньги у меня на это есть.
- Что же, барышня, это все можно... Ну, не буду, не извольте гневаться. Не буду вас барышней называть. Только как мне вас звать-то?
- Марианной.
- А по отчеству как вас величают?
- Да на что вам мое отчество? Зовите меня просто Марианной. Зову же я вас Татьяной.
- И то - да не то. Вы уж лучше скажите.
- Ну хорошо. Моего отца звали Викентьем. А вашего как?
- А моего - Осипом.
- Ну, так я буду вас звать Татьяной Осиповной.
- А я вас Марианной Викентьевной. Вот оно как славно будет!
- Что бы вам с нами чайку выпить, Татьяна Осиповна?
- На первый случай можно, Марианна Викентьевна. Чашечкой себя побалую. А то Егорыч забронит.
- Кто это Егорыч?
- А Павел, муж мой.
- Садитесь, Татьяна Осиповна.
- И то сяду, Марианна Викентьевна.
Татьяна присела на стул и начала пить чай вприкуску, беспрестанно поворачивая в пальцах кусочек сахара и щурясь глазом с той стороны, с какой она прикусывала сахар. Марианна вступила с нею в разговор.
Татьяна отвечала не чинясь и сама расспрашивала и рассказывала. На Соломина она чуть не молилась, а мужа своего ставила тотчас после Василия Федотыча. Фабричным житьем она, однако, тяготилась.
- Ни тебе город здесь, ни деревня... Без Василия Федотыча и часу бы я не осталась!
Марианна слушала ее рассказы внимательно.
Усевшийся в сторонке Нежданов наблюдал за своей подругой и не удивлялся ее вниманию: для Марианны это все было внове - а ему казалось, что он подобных Татьян видел целые сотни и говорил с ними сотни раз.
- Вот что, Татьяна Осиповна, - сказала наконец Марианна, - вы думаете, что мы хотим учить народ; нет - мы служить ему хотим.
- Как так служить? Учите его, вот вам и служба. Я хоть с себя пример возьму. Я как за Егорыча вышла - ни читать, ни писать не умела; а теперь вот знаю, спасибо Василию Федотычу. Не сам он учил меня, а заплатил одному старичку. Тот и выучил. Ведь я еще молодая, даром что рослая.
Марианна помолчала.
- Мне, Татьяна Осиповна, - начала она опять, - хотелось бы выучиться какому-нибудь ремеслу... да мы еще поговорим об этом с вами. Шью я плохо; если б я выучилась стряпать - можно бы в кухарки пойти.
