комментировал здесь вопрос о соотношении своего произведения с его литературным прототипом. Как будто предвидя возможные нападки критики, Тургенев возражал на них (обвинения, подобные мнению одного из гостей в вычеркнутом эпилоге повести, были затем предъявлены Тургеневу Н. Н. Страховым). Это публицистическое разъяснение было впоследствии заменено новыми уточнениями в тексте, которые прояснили характер героя и его отношения с дочерьми. Возможно, что решение изъять концовку было продиктовано Тургеневу и критикой друзей. 25 октября 1870 г. А. А. Фет писал И. П. Борисову: 'Что касается до 'Короля Лира', то увы! все тут хорошо и верно, только нет соку - поэзии нет. Это клен без кленовика. Точно философско-эстетическая критика на 'Лира' Шекспира - дескать, вот это что значит - вы поймите, дураки!' (ГБЛ, ф. 315, карт. 2, ед. хр. 30. Сообщено Ю. Д. Левиным). Мнение Фета, усматривавшего в повести Тургенева избыток элементов эстетической критики, могло стать известно Тургеневу и повлиять на его работу над повестью. Фет был частым собеседником Тургенева, и им неоднократно случалось спорить о Шекспире. В письме от 3/15 октября 1869 г. Тургенев писал Фету: '...мысленно рисую Вас то с ружьем в руке, то просто беседующего о том, что Шекспир был глупец - и что, говоря словами Л. Н. Толстого, только та деятельность приносит плоды, которая бессознательна' (Т, Письма, т. VIII, стр. 101). Упоминание имени Толстого в данной связи не случайно. Шекспир составлял постоянный предмет разговоров и споров Толстого и Тургенева, особенно в первый период их знакомства.
'Король Лир' во второй половине XIX века являлся, несомненно, одной из наиболее популярных в России трагедий Шекспира. Мысль об этом произведении неизменно всплывала в сознании русских литераторов, когда речь шла о дочерней неблагодарности или оскорблении достоинства гордого и властного человека. Так, внутреннее сопоставление героя с королем Лиром современники усматривали в комедии А. Н. Островского 'Свои люди - сочтемся' {См.: Н. Некрасов. Сочинения Островского. - 'Атеней', 1859, э 8, стр. 472; ср. Н. А. Добролюбов. 'Темное царство. Сочинения А. Островского. Два тома'. Добролюбов, т. 5, стр. 52 -53.}.
Тургенев в юности с подлинника перевел 'Короля Лира' (см. Г, Письма, т. I, стр. 164). Текст этого перевода не сохранился, но трагедия прочно вошла в сознание Тургенева. В статье о 'Записках оружейного охотника' С. Т. Аксакова он цитирует отрывок из этого произведения (наст. изд., т. V, стр. 419), а в письме к П. Виардо от 18/30 апреля 1848 г. сравнивает поэта Гервега с королем Лиром (Т, Письма, т. I, стр. 297, 459). В кругу литераторов Тургенев считался одним из лучших знатоков Шекспира. Ему А. В. Дружинин сообщал с восторгом, что Толстой уже 'понимает Лира и пил за здоровье Шекспира' (Т и круг Совр, стр. 202). К Тургеневу же Дружинин обращался за оценкой своего перевода 'Короля Лира' {С, 1856, э 12). Тургенев одобрил перевод и особенно вступительную статью (в письме к А. В. Дружинину от 13/25 января 1857 г. Т, Письма, т. III, стр. 84).
Шекспир, его герои и соотнесение их с современными типами были предметом постоянных бесед в литературных кружках 40-50-х годов. Однако не только от шекспировских образов, но и от других 'мировых типов' отталкивался Тургенев при осмыслении человеческих характеров. Жалуясь, например, на злоупотребления управлявшего Спасским Н. Н. Тургенева, писатель замечал о нем: '...бьет на мое разорение. Правда - за все сие - он дает мне понятие о новом интересном типе степного Тартюфа, 'злополучного страдальца' грабителя...' (Т, Письма, т. VI, стр. 291). В другом письме о Н. Н. Тургеневе и его жалобах сказано еще более определенно: '...они могут составить отличный материал для лица 'степного Тартюфа', который так или иначе - а уж угодит в одну из моих повестей' {Т, Письма, т VII, стр. 60). Таким образом, сопоставление современного лица с мировым типом представлялось писателю и прежде материалом, удобным для повести; а выражение 'степной Тартюф' в применении к Н. Н. Тургеневу лишний раз говорит о том, что действие повести 'Степной король Лир' развертывается в родных писателю местах. Отметим также, что тема 'русского Тартюфа' была разработана Ф. М. Достоевским в повести 'Село Степанчиково и его обитатели'.
Обитатели Спасского, мать писателя и ее окружение (соседи, приживалы, дворовые, крепостные крестьяне) дали писателю несомненно основную долю материала для произведения. В формулярном списке действующих лиц повести указаны некоторые прототипы героев. Каждый из этих прототипов представляет материал для характеристики отдельных черт персонажа. Об одном из таких прототипов Тургенев записывает: 'Взять несколько черт из Л. И. Беккера, кэтика' (стр. 378). Многие имена, упоминаемые в формулярном списке, не поддаются расшифровке (см. Mazon, стр. 117). Исследователь творчества Тургенева И. С. Розенкранц, пытавшийся определить прототипы героев повести 'Степной король Лир', по сути дела немного добавил к данным, зафиксированным ФС и А. То обстоятельство, что прототипом богатой помещицы Натальи Николаевны - матушки рассказчика - послужила Варвара Петровна Тургенева, мать писателя, видно из формулярного списка, где характеристика этой героини повести лаконична: 'Ня На. Матушка' (писателю здесь нечего было уяснять и обдумывать - характер был ему хорошо известен). Сомнения не вызывает и. прототип управляющего имением Натальи Николаевны Квицинского; это управляющий Спасского-Лутовинова Н. А. Кишинский. Сам Тургенев замечает в формулярном списке об этом персонаже: 'вроде Кго' (стр. 380).
Розенкранц предлагает дешифровку сравнения в формулярном списке, относящегося к Слеткину: 'Фигурой похож на Е. К., только красивее'. Е. К., по мнению исследователя, литератор и корреспондент Тургенева Елисей Яковлевич Колбасин (И. С. Розенкранц. Творческая история повести И. С. Тургенева 'Степной король Лир'. - 'Slavia', 1934, Rocnik XIII, Sesit 1, стр. 48). Прототипом Житкова он считает - едва ли основательно - кулака-мельника Жикина^ с которым Тургенев вел тяжбу (там же, стр. 49). Неумелый, совершенно лишенный деловой хватки, но прочно усвоивший жандармско-армейские привычки николаевской военщины, Житков совершенно не напоминает всемогущего кулака соседа Тургенева. Харлов в ФС назван Николаем Семеновичем Протасовым. М. А. Щепкин в своих воспоминаниях рассказывает об истории помещика Степана Ивановича Ярышева - хозяина сельца Меркулове (Протасово тож), жизнь которого чрезвычайно близка к истории 'степного короля Лира' (см. Историч Вестн, 1898, э 9, стр. 920-921).
Некоторые детали повести заимствованы из жизни друзей и собственного опыта писателя. Так, например, Е. П. Ковалевский верил в пророческое значение плохих снов. Н. А. Некрасов писал о нем Тургеневу 21 мая/2 июня 1857 г.: '...он был очень весел в Париже, да увидал сон, предсказывающий ему смерть, - и на нем лица нет; пусть-де Тургенев приедет со мной проститься умру скоро' (Некрасов, т. 10, стр. 339-340). Болезненные ощущения, которые пережил Харлов после страшного сна и которые он счел за предвестия смерти, довелось пережить самому писателю. 24 мая/5 июня 1869 г. Тургенев писал П. В. Анненкову: '...пять дней тому назад я, лежа в постели почувствовал вдруг нечто вроде сильного сотрясения... и левая рука моя осталась недвижимой, как дерево. Я испугался, стал оттирать ее правою, и хотя минут через пять чувство в нее возвратилось и я ею действую теперь как следует, однако сердце у меня сильно заныло...' (Т, Письма, т. VIII, стр. 40).
Сообщая Анненкову об основательной переделке повести 'Степной король Лир', Тургенев 15/27 июня 1870 г. писал: '...я столько переделал, что Вам, пожалуй, придется подвергнуться вторичной corvee чтения' (там же, стр. 243). Рукопись была переслана Анненкову, который 'взялся продержать корректуру' (там же, стр. 251). Именно потому, что Анненков должен был осуществлять связь с редактором 'Вестника Европы', Тургенев запрашивал его 3/15 сентября о времени публикации повести (там же, стр. 278-279). От Анненкова Тургенев ожидал и первых сведений об отношении читателей к его новой повести. Молчание его советчика и доверенного лица смущало писателя: 'Ваше молчание уж точно может быть названо красноречивым, любезнейший Павел Васильевич; безо всякого с Вашей стороны извещения я понял, что мой старик последовал примеру своих старших братьев - 'Бригадира' и 'Ергунова', и получил полное фиаско у нашей публики', - писал он Анненкову 16/28 октября 1870 г. (там же, стр. 292).
Неясные слухи о холодном приеме новой повести доходили до Тургенева сразу же после ее появления. 27 октября/8 ноября 1870 г. он жаловался Я. П. Полонскому, что его 'публика мало поощряет', и утверждал: ''Степной король Лир' по всему, что я слышу, получил так называемый 'succes d'estime' , а это для стареющего литератора хуже фиаско...' (там же, стр. 301). Однако уже через несколько дней к писателю стали стекаться более благоприятные и вдумчивые отзывы. Прежде всего Анненков поспешил рассеять впечатление, создавшееся у автора, и сообщить ему факты, свидетельствующие об успехе его повести. 'То, что вы мне пишете о 'Короле Лире', - отвечал ему Тургенев 11/23 ноября 1870г., - меня порадовало. Говоря без обиняков, я на эту вещь употребил все усилия мышц своих; и не совсем приятно было мне думать, что все эти усилия повели к тому, что у нас называется 'пшиком'. Оказалось противное, и я радуюсь' (там же,
