простоту, доклад производил сильное впечатление; тем не менее путешествие в Лиссабон и обратно проходило практически в направлении север—юг и едва ли могло наиболее наглядно продемонстрировать лучшие качества новых часов. Следует заметить, однако, что даже на этом давно известном торговом маршруте штурман корабля мог ошибиться с местом подхода к земле на 90 миль, и никто не видел в этом ничего особенного.
30 июня 1737 г. Гаррисон впервые поклонился могущественной Комиссии по долготе. Читаем в официальных записях: «Мистер Джон Гаррисон представил новоизобретенную машину, часовой механизм по природе; при помощи оного он предполагает измерять время в море с большей точностью, чем любым другим инструментом или методом, придуманным до сих пор… и предполагает изготовить другую машину меньших размеров не больше чем за два года, в каковой он попытается исправить некоторые дефекты, которые он обнаружил в той, что уже изготовлена, так чтобы сделать упомянутую машину более совершенной…» Комиссия голосованием решила выделить Гаррисону 500 фунтов стерлингов на частичное покрытие расходов, причем половину следовало выплатить сразу же, а вторую половину – когда вторые часы будут закончены и доставлены в руки одного из капитанов судов его величества.
В № 2 Гаррисон применил кое-какие небольшие механические усовершенствования и сделал на этот раз все шестерни не из дерева, а из латуни. В некоторых отношениях № 2 был даже более неуклюжим, чем № 1. Часы весили 103 фунта, ящик и карданная подвеска – еще 62 фунта. № 2 был закончен в 1739 г., но вместо того, чтобы передать часы в руки капитана, назначенного комиссией, Гаррисон сам в течение двух лет испытывал их в условиях «большой жары и движения». № 2 вообще не был отправлен в море, так как в то время, когда часы были готовы, Англия воевала с Испанией и лорды адмиралтейства не захотели давать испанцам возможность захватить новое изобретение.
В январе 1741 г. Гаррисон написал в Комиссию по долготе, что начал работу над третьими часами; он обещал, что они будут намного лучше предыдущих. Комиссия проголосовала за выделение ему еще 500 фунтов стерлингов. Гаррисон сражался с новой машиной несколько месяцев, но, по-видимому, не сумел верно рассчитать «момент инерции» ее балансов. Он рассчитывал запустить ее к 1 августа 1741 г., а еще через два года представить на морские испытания. Однако через пять лет комиссия узнала, «что в настоящее время дело идет не так хорошо, как Гаррисон ожидал, но он ясно видит, что причина несовершенства лежит в определенной части [балансах], которая, будучи иной формы, нежели соответствующая часть в остальных машинах, никогда прежде не испытывалась». Гаррисон ввел в детали № 3 несколько усовершенствований и применил те же антифрикционные устройства, как и в № 2, но часы по-прежнему были очень громоздкими, а их детали далеки от изящества; машина весила 66 фунтов, а ее ящик и кардан – еще 35.
Гаррисон вновь пребывал в нужде, несмотря на то что комиссия выдала ему уже несколько авансов, помогая свести концы с концами; в 1746 г., представляя № 3, он выложил перед комиссией внушительное рекомендательное письмо, подписанное двенадцатью членами Королевского общества, включая его президента, Мартина Фолкса, Брадлея, Грэхема, Галлея и Кавендиша. В письме говорилось о важности и практическом значении его изобретений для решения проблемы определения долготы. Вероятно, письмо должно было обеспечить финансовую поддержку со стороны Комиссии по долготе. Однако комиссия не нуждалась в напоминаниях. Всего через три года, по собственной инициативе, она удостоила Гаррисона медали Копли – своей высшей награды. Его скромность, упорство и мастерство заставили членов комиссии забыть, по крайней мере на время, полное отсутствие у него академического образования, столь ценимого этим достойным органом.
Гаррисон пришел к убеждению, что не сможет довести № 3 до совершенства; еще до испытаний нового хронометра в море он решил начать работу над двумя следующими приборами. Один из них мастер предполагал сделать карманного размера, другой – чуть больше. Комиссия одобрила его намерения, и Гаррисон приступил к работе. Оставив мысль о карманном хронометре, он решил сосредоточить усилия на часах немного большего размера, к которым можно было приспособить изобретенный им сложный механизм, не жертвуя при этом точностью. В 1757 г. он начал работать над № 4 – прибором, который «по соображениям равно красоты, точности и исторического значения должен по праву занимать почетное место самого знаменитого хронометра, который когда-либо был или будет изготовлен». Работа над ним была закончена в 1759 г.
Внешне № 4 напоминал громадные карманные часы около пяти дюймов в диаметре; у него было даже ушко для цепочки, как будто часы действительно предполагалось носить в кармашке. Циферблат был покрыт белой эмалью с черным декоративным орнаментом. Часовая и минутная стрелки – из вороненой стали, секундная стрелка – полированная. Вместо карданной подвески, которой Гаррисон перестал доверять, он всего лишь положил часы на мягкую подушечку в специальный ящичек. Ящичек должен был храниться в еще одном, внешнем ящике, снабженном градуированной дугой, так чтобы хронометр можно было всегда держать в одном положении (чтобы ушко для цепочки находилось чуть выше горизонтали), каким бы курсом ни шло и как бы ни кренилось судно. Кроме этого, № 4 не требовал никакой дополнительной настройки, но в первом путешествии за хронометром приходилось тщательно следить. Часы отбивали пять тактов в секунду и могли идти тридцать часов без подзавода. В гнезда под цапфы осей шестеренок вплоть до третьей были вставлены рубины, а накладными камнями служили бриллианты. На верхней крышке были выгравированы слова: «Джон Гаррисон и сын, A.D. 1759». Под крышкой скрывался механизм, какого мир еще не видел. Каждое зубчатое колесико и крепление, каждая пружина и шестеренка представляли собой конечный продукт тщательного конструирования, точнейших измерений и величайшего мастерства. В этот механизм было вложено «пятьдесят лет самоограничения, упорного труда и непрестанного сосредоточения». Для Гаррисона, которому только целеустремленность и упорство помогли достичь невозможного, № 4 стал достойным завершением трудов всей жизни. Он гордился этим хронометром и как-то написал в редком порыве красноречия: «Мне кажется, я могу взять на себя смелость сказать, что в мире нет больше никакой другой механической или математической вещи, более красивой или более интересной по структуре, чем мои часы, или хронометр для долготы… и я от всей души благодарю Господа Всемогущего за то, что прожил достаточно, чтобы в какой-то мере завершить его».
Около двух лет Гаррисон проверял и настраивал свой № 4 по маятниковым часам, прежде чем доложил Комиссии по долготе в марте 1761 г., что № 4 ни в чем не уступает № 3 и что его работа значительно превосходит все ожидания. Он попросил назначить морские испытания. Просьба получила положительный ответ, и в апреле 1761 г. Уильям Гаррисон, его сын и главный помощник, повез в Портсмут № 3. Отец привез туда же чуть позже и № 4. В Портсмуте их ждало множество задержек, и наступил октябрь, прежде чем удалось организовать отплытие молодого Гаррисона на Ямайку на корабле «Дептфорд» с капитаном Дадли Диггсом. Джон Гаррисон, которому тогда было шестьдесят восемь лет, сам не решился на долгое морское путешествие; он также принял решение сделать ставку на один только № 4, а не посылать вместе № 3 и № 4. Наконец, 18 ноября 1761 г. «Дептфорд» после захода в Портленд и Плимут отплыл из Спитхеда с конвоем. Морские испытания начались.
№ 4 поместили в ящик с четырьмя замками; ключи от замков получили Уильям Гаррисон, губернатор Ямайки Литтлтон, также путешествовавший на «Дептфорде», капитан Диггс и его первый лейтенант. Чтобы открыть ящик, необходимо было присутствие всех четверых, даже если часы всего-навсего нужно было завести. Комиссия по долготе позаботилась также о том, чтобы перед испытаниями долготу Ямайки определили заново по серии наблюдений спутников Юпитера; однако из-за позднего времени года решили удовлетвориться лучшим из предыдущих результатов. Местное время в Портсмуте и на Ямайке предполагалось определять по равновысотным наблюдениям Солнца, а разницу – путем сравнения с временем, которое сохранил хронометр Гаррисона.
Как обычно, первым пунктом на пути к Ямайке стала Мадейра. В этом путешествии буквально все, кто находился на борту «Дептфорда», жаждали войти в гавань острова с первого раза. Для Уильяма Гаррисона это означало первое решающее испытание № 4; для капитана Диггса – сравнение его собственного навигационного счисления пути с работой механического приспособления, в которое он совершенно не верил. У команды судна в этом деле был не только научный интерес. Все боялись вообще пропустить Мадейру, «следствием чего стали бы серьезные неприятности». К ужасу команды, внезапно обнаружилось, что взятое в рейс пиво – больше тысячи галлонов – испортилось, и людям уже приходилось пить воду. Через девять дней после выхода из Плимута долгота судна по навигационному счислению пути составляла 13°50' к западу от Гринвича, а по данным № 4 и Уильяма Гаррисона – 15°19'. Капитан Диггс, естественно,
