он попросил трубку, и Божена дважды решительно отказывала ему. Потом Лукаш начал бредить. Со страхом Божена вслушивалась в его слова. Он окликал Зденека Сливу, что-то выговаривал ему, кому-то грозил, кого-то увещевал, с кем-то спорил…
Божена села на постель.
— Отец!.. Отец!.. — окликнула она, сдерживая слезы.
Лукаш повернул голову в ее сторону, оглядел дочь гневным, горячечным взглядом и, не узнавая ее, крикнул:
— Все они подлецы!.. Все, все! Годжа недалеко ушел от Берана. Никому из них я не верю!
Тяжело и громко он застонал…
Божена вскочила с постели и бросилась к двери.
— Нет, так дальше нельзя…
Она дозвонилась до Карловых Вар и разбудила Нерича.
— Милаш, дорогой… У меня умирает отец… Помогите ради бога…
Нерич старался успокоить девушку и пообещал приехать самое позднее через два часа.
Божена повесила трубку автомата и облегченно вздохнула. У нее было такое чувство, будто одно обещание Нерича приехать уже отвело опасность от ее больного отца.
Дверь открылась на первый же осторожный стук. Божена встретила Нерича в простеньком домашнем халате. На нее было страшно смотреть — так она побледнела.
— Извините меня, — проговорила она, пропуская Нерича в переднюю. — Я, право, не знаю, как отнесется отец, он не хотел вызывать врача, но ему очень, очень плохо…
Голос ее сорвался. Нерич видел, как пульсировала на ее бледном виске едва приметная голубая жилка, как нервно кривились се губы.
— А мы не посчитаемся с тем, что он не хочет, — успокаивающе заметил Нерич, снимая дорожный плащ. — Больные частенько настроены против нас, врачей… Я сделаю все, что в моих силах.
Ярослав лежал лицом к дверям. Первое, что бросилось Неричу в глаза: огромные черные тени под зоркими, лихорадочными глазами, осунувшееся суровое лицо и трубка в зубах, из которой вылетали облачка голубого дыма.
— Здравствуйте! — приветливо сказал Нерич. Он обвел глазами комнату и, увидев пустой стул у стены, поставил на него свой маленький чемоданчик.
Лукаш не смог ответить: он слишком много глотнул дыму и закашлялся.
— Здравствуйте! — ответил за него юноша, сидевший у кровати.
Подойдя к Неричу, юноша подал руку и назвал себя:
— Антонин Слива.
На Нерича взглянули светло-карие живые, любопытные глаза. На высокий и немного выпуклый лоб юноши опадали непослушные волосы пшеничного цвета. Подбородок у него был очерчен резко, взгляд прям, а в рукопожатии чувствовалась незаурядная физическая сила.
Нерич подошел к больному, сел на поданный Боженой стул и обратился к Лукашу со стереотипным вопросом:
— Ну, как себя чувствуете?
Ответа он не получил. Лукаш нашел глазами Божену и, сощурив глаза, сказал недовольно:
— Я же просил не вызывать врача.
— Отец! — взмолилась Божена. — Все равно теперь поздно об этом говорить.
— А кто же вам порекомендовал лечиться табаком? — спросил Нерич тоном строгого наставника и сделал вид, что пропустил мимо ушей не слишком-то любезную фразу больного. — Да еще таким крепким табаком!
Лукаш внимательно разглядывал врача.
— Он меня не слушает, — пожаловалась Божена. — Три дня не курил, а сегодня…
— Вы славянин? — неожиданно спросил Ярослав.
— Славянин, серб, — ответил Нерич с улыбкой.
— Сразу видно, — неопределенно проговорил Лукаш.
Нерич, взяв тяжелую руку больного выше кисти и глядя на часы, стал отсчитывать пульс. Переводя взгляд со своей руки на руку Лукаша, он невольно подумал: «Да, вот рука потомственного пролетария, и вот рука дворянина и интеллигента. Разных полюсов люди. К тому же и характер у старика не слишком податлив».
Божена не спускала глаз с Нерича. Поможет ли он отцу? Поверит ли ему отец? Всей душой она хотела, чтобы Нерич оказался на высоте положения.
Нерич спросил:
— Температура?
— Тридцать девять и восемь, — ответила Божена.
— Когда измеряли?
— Примерно час назад.
— Когда делали перевязку? — повернулся Нерич к Лукашу.
— Не делали, — виновато ответила за отца Божена.
Нерич пожал плечами.
— Что принимает больной?
— Ничего, — коротко ответила Божена.
— Противостолбнячный укол делали?
Лукаш отрицательно покачал головой.
— Странно… — Нерич опять поднял плечи. — Почему вас сразу не отвезли в больницу?
На губах Лукаша проскользнула тень улыбки.
— Дорогое удовольствие, господин доктор, и потом…
— Что потом?
— Ранение связано с небольшим происшествием… Вмешается полиция, а я этого не хочу.
Ответ не удовлетворил Нерича. Он встал со стула, энергично потер подбородок и мягко, но решительно сказал, повернувшись к Божене:
— Я вашего отца отвезу сейчас в свою клинику, к профессору Лернэ, в Карловы Вары.
— Что вы! — вырвалось у девушки.
— Не понимаю, что вас удивляет.
«И в самом деле… почему ее отцу не лечиться у профессора Лернэ? Но сколько это будет стоить?»
— Это будет дорого стоить… Мы не можем…
— Не тревожьтесь. Вам не придется платить. Я все устрою, — сказал Нерич.
— Если так, то мы должны… — нерешительно проговорила Божена.
— Что должны? — Лукаш повернул голову к дочери.
— Поблагодарить господина Нерича. Ведь тебе будет хорошо, отец.
— Я никуда не поеду, — негромко сказал Лукаш.
Антонин Слива хотел вмешаться, но не успел. Божена бросилась к кровати, упала на колени и, схватив руку отца, стала просить в слезах:
— Родной мой… отец… Ты же любишь меня?.. Сделай то, что я прошу… — Она целовала его жилистую сильную руку, прижималась к ней щекой.
Лукаш нахмурился. Оценивающими, пытливыми глазами он посмотрел на врача, на Антонина Сливу. Неричу показалось, что эти глаза проникают к нему в самую душу.
Мужчины стояли в ожидании.
— Хорошо, — сказал Лукаш, — я согласен. Но в Карловы Вары не поеду. В Праге тоже есть больницы.
— Сейчас я сбегаю за машиной и отвезу вас, — вызвался Антонин.
— У меня своя машина, — предупредил Нерич. — Собирайтесь. Если не хотите ко мне, я вас доставлю в любую больницу.