Мрачеку стало не по себе. Он хотел спросить, откуда у однополчанина такие сведения, но постеснялся. Разговор оборвался сам собою.
Пожимая руку Иржи, его друг повторил:
— Остается Франция. Не теряйте времени… — и ушел.
«Нет, это не для меня. Пусть другие бегут за границу, а я останусь здесь. Посмотрю. Что-то не верится мне, что немцы войдут в Прагу. Может ли это случиться?»
На автобусе Мрачек вернулся в деревню.
Иржи Мрачек вернулся поздно. Антонин давно поужинал и, сидя в гостиной, читал газеты. Жена Мрачека вязала сыну свитер. По лицу подполковника нетрудно было понять, что он не в духе.
Мрачек отказался от ужина и прошел к себе в кабинет. Антонин последовал за ним.
— В Праге были? — спросил он осторожно.
— Да, в Праге, — как-то нехотя ответил Мрачек, закурил сигарету и опустился в кресло.
— Что новенького? — стремясь завязать разговор, осведомился Антонин.
— Ты лучше меня знаешь, что там новенького.
— Да, дела не веселят, — проговорил Антонин и, наклонившись к подполковнику, закурил от его сигареты, хотя на столе лежали спички.
— Хуже не придумаешь, — отозвался Мрачек, — осталось только петлю на шею — и всему конец. Как нелепо все получается! Большой народ, здоровый, жизнеспособный, честный, любящий труд и свободу, продается в рабство. Только подумать, целый народ!.. В век цивилизации, демократии. Что-то дикое, непонятное, необъяснимое. Где же правда, я спрашиваю? Что надо делать тому, кто не может мириться с этим?
Антонин, уловив настроение Мрачека, сейчас же отозвался:
— Надо бороться. Надо самим организовать сопротивление.
Подполковник горько усмехнулся.
— Борьба, сопротивление… Как все это наивно, друг мой! — Антонин знал: Мрачек не раз при нем высмеивал идею сопротивления. — Ну, и чего вы добьетесь сопротивлением? У вас нет оружия, вы даже не знаете, как им пользоваться! К чему это приведет? К тому, что вас всех выловят поодиночке и передушат. Времена Гуса и Жижки миновали. Оглоблями и вилами гитлеровцев не испугаете. У них чудовищная техника, а у вас — только ненависть к ним. Вы погубите себя и тех, кого за собой поведете.
— И все-таки мы будем бороться, — упрямо, со страстью повторил Антонин.
Мрачек скептически посмотрел на него.
— Голыми руками против автоматов и танков?
— Мы и оружие достанем.
— Интересно, где? Может быть, у президента или у военного министра?
Антонин не отвел своего горящего взгляда.
— Народ даст нам оружие… Вы, например.
Подполковник широко открыл глаза. Он не сразу понял, что хочет сказать Антонин.
— Да, да, вы. Вы отдадите нам ваш пистолет.
Наконец-то Мрачек понял.
— Один пистолет на тысячи невооруженных патриотов? — иронически спросил он.
— Не думайте об этом! — горячо заговорил Антонин. — Дайте мне пистолет. Он будет первым оружием против врага, первым, какое мы получим. А за ним появится много оружия, поверьте мне!
Что ответит подполковник? Антонин ждал. Он угадывал, что происходит в душе Мрачека: все его тайные надежды ожили, в тусклых глазах проснулась жизнь. Сейчас он протянет руки Антонину и скажет: «Друг мой, я готов идти с вами».
Мрачек на секунду прикрыл глаза; вероятно, он хотел сосредоточиться. Помолчав минут пять, он подобрался весь, решительно встал и произнес с расстановкой:
— Видишь ли, Антонин, я должен подумать. Мне нужно подумать. Поговорим позже… Завтра…
Глава девятнадцатая
Уже близки были окраины Праги. Нерич ехал злой и раздраженный. Если бы он сам не настоял на встрече с Боженой, то повернул бы назад.
Обермейер отравлял все его существование. Не больше как час назад Нерич вышел из дома гестаповца в Карловых Варах. Обермейер с железной настойчивостью потребовал безотлагательной женитьбы Нерича. Узнав, что Нерич еще не сделал предложения, Обермейер разразился бранью. «Сегодня с этим нужно покончить!» — тоном приказа заявил он. Как будто женитьба на Божене была для Нерича деловой или служебной сделкой!
— Низкое животное, — шипел Нерич, вспоминая свою стычку с Морицем. — Он не считается ни с чувством человека, ни с его достоинством.
И — что подлее всего — Обермейер потребовал, чтобы предложение Божене Нерич сделал сегодня вечером, между девятью и одиннадцатью часами, в локале «Амбаси». Именно в «Амбаси» и ни в каком другом месте. Вот до чего дошло дело! Он не только распоряжается Неричем самым бесцеремонным образом, но и не доверяет ему. И проявляет это недоверие в открытой, грубой форме. Ведь совершенно ясно, почему Обермейер настаивает на «Амбаси», — он хочет слышать сам, как Нерич будет разговаривать с Боженой. Он будет следить за каждым его словом, командовать взглядами и жестами. «Я лишился всего, даже права на личную жизнь, на возможность провести вечер в обществе знакомой женщины. Мне придется изворачиваться и лгать под взмахи дирижерской палочки этого проклятого гестаповца!» Божена и вообразить себе не может, какую гнусную комедию разыграют сегодня с нею. Она все примет за чистую монету. Как же иначе? Она ему верит, беззаветно и глубоко любит его. Бедная, бедная девочка! Сама того не ведая, она уже стоит на краю пропасти, и сегодня он, Милаш, столкнет ее туда, в расставленные сети Обермейера. Сердце Нерича сжалось от мучительной боли.
— Мучайся, мучайся, — приговаривал он сквозь стиснутые зубы, — так тебе и надо, подлецу и негодяю, так тебе и надо!..
Совершенно разбитый Нерич приехал в Прагу.
— Милаш! Наконец-то! — радостно воскликнула Божена, когда Нерич вошел. — А я уже думала, что вы не приедете… Раздевайтесь скорей, проходите.
Нерич поцеловал руки девушке, снял шляпу, но остался в пальто.
— Разве вы ненадолго? — удивилась Божена.
Нерич постарался изобразить на лице беспечную улыбку, но это ему плохо удалось.
— Нет, напротив, я совсем не тороплюсь. Но… — он словно не решался высказать свою мысль до конца. Божена все так же удивленно смотрела на него. — Мне хочется, чтобы сегодняшний вечер прошел у нас не так, как всегда.
Божена все еще не понимала.
— Поедемте в «Амбаси».
— Куда?
— В «Амбаси»… Я знаю, вы не любите ресторанов, но это очень приличное место, и нам будет весело. А мне хочется, чтобы сегодня было весело и немножко празднично. Поедемте!
Божена покраснела, будто Нерич предлагал ей что-то не очень хорошее.
— Нет, нет, — решительно отказалась она. — В ресторан я не поеду. Если вы хотите побыть со мной, оставайтесь здесь.
Нерич ждал отказа и был готов к нему. Но как же он мог остаться здесь, если всесильный гестаповец ждет его в «Амбаси»!
— Божена, — как только мог проникновенно и вкрадчиво заговорил Милаш, — я бы никогда не осмелился доставить вам неприятные минуты. Вы это знаете. Ваше желание для меня закон. Что ж, если вы не хотите ехать, я останусь… — Нерич принял вид глубоко и незаслуженно обиженного человека. — А я
