никогда не пропускал. Отправилась в город и Карла с другими слугами – навестить друзей накануне праздника.
Я поужинала и отправилась в спальню – что еще оставалось делать? Вскоре ко мне, словно ветер, ворвалась Бесс и стала кружить по комнате, демонстрируя роскошный наряд. Я совершенно искренне сделала ей комплимент, за которым, по всей видимости, она и пришла. Наблюдать, как преображается девушка, не так давно ходившая в чем придется, для меня было истинным удовольствием. Чего, впрочем, нельзя было сказать об Алвине, которой, по-моему, едва хватило терпения дождаться, когда у сестры пройдет приступ девичьего хвастовства и они смогут отправиться в дорогу.
Когда они уехали, я стала собирать вещи, которые намерена была завтра взять с собой в Новый Орлеан. Утром на сборы могло не хватить времени, а я хотела выехать пораньше, чтобы не опоздать к началу карнавала. Покончив с этим и обнаружив, что занять себя больше нечем, я отправилась на кухню выпить стакан теплого молока. Только пройдя по всему дому, я в полной мере ощутила, что значит остаться одной в этом огромном сооружении, погруженном во тьму. Лишь в люстре неподалеку от входа горело несколько свечей. Полумрак гостиной казался еще гуще при готовом погаснуть пламени свечи, и я едва поборола искушение броситься назад и накрепко запереться в своей комнате. Однако, когда изкухни на меня пахнуло жаром натопленной печи, желание выпить перед сном теплого молока победило. Мелкими шагами – чтобы по неосторожности не погасать свечу – я подбежала к чулану, открыла дверь и сразу же увидела на нижней полке кувшин, прикрытый блюдцем, на котором лежал клочок бумаги с запиской печатными буквами: «ЭТО САМОЕ СВЕЖЕЕ МОЛОКО»
Мысленно поблагодарив Карлу за заботу, я налила себе маленькую кружку и с наслаждением отпила несколько глотков. Сидя за столом, я внезапно поняла, что хочу вовсе не молока; самое большое мое желание сейчас – не теряя ни минуты отправиться в Новый Орлеан. У Тео есть комната в гостинице, и мне будет, где переночевать. На сей paз мною двигала не ревность: эту безлунную ночь мне хотелось провести в покое и безопасности вместе со своим супругом! Я была уверена, что он не станет меня корить за внезапный приезд.
Вернувшись в спальню, я спешно собрала дорожный саквояж, надела новое пальто и кружевную мантилью. Затем я написала Карле короткую записку, в которой просила завтра утром привезти мне карнавальный костюм, платье и другие необходимые мелочи. Спустившись вниз, я задула свечу, поставила подсвечник на стол и вышла из дому, захватив с собой спички.
Но чем ближе я подходила к каретному сараю, тем менее уверенной становилась моя поступь. Весьма вероятно, что здесь мне не суждено найти ни одной живой души: скорее всего конюх вместе с другими слугами сейчас в Новом Орлеане совершал возлияния на ежегодной пирушке дляприслуги.
Я устало оперлась о косяк и зажгла спичку. Как я и предполагала, никого здесь не было – только лошади беспокойно похрапывали в конюшне. Но даже присутствие бессловесных тварей принесло мне некоторое облегчение.
Я зажгла фонарь и, поубавив пламя, вошла в каретное отделение, где моевнимание привлекли легкий двухместный экипаж и двуколка – как потому, что я неплохо умела ими управлять, так и потому, что несколько кибиток, стоявших рядом, очевидно не годились для поездки на праздник. Недолго думая, я выбрала двухместный экипаж, хотя в него нужно было запрягать пару лошадей. Меж тем усталость овладевала мною все сильнее и сильнее. В конюшне стояла невыносимая жара, и это, как и духота на кухне, лишило меня последних сил. Я присела на старый неустойчивый табурет. Надо было собраться с духом, заставить себя подняться и запрячь лошадей. Однако ноги отказывались мне повиноваться. Я почувствовала ужасную слабость во всем странно потяжелевшем теле.
Пожалуй, не стоит выезжать сегодня, подумала я с блаженным спокойствием. Лучше высплюсь и со свежими силами отправлюсь утром. Вряд ли Тео обрадует, если на завтрашнем балу я предстану с опухшими веками и синеватыми кругами под глазами. Я должна выглядеть так, чтобы он гордился мной, должна быть полна сил, чтобы не пропустить ни одного танца.
Я потянулась за саквояжем, но моя расслабленная рука ничего не нашла на том месте, куда я только что его поставила. Саквояж словно сам собой удалился от меня. Это показалось мне необычайно забавным. Я приподнялась с табурета, и в этот миг все обратилось в дикую, неудержимую круговерть…
Я испытала престранное чувство – мой собственный голос звал Тео, но исходил он не от меня самой, а словно откуда-то издалека. Затем, вторя ему, вдали возник другой голос – высокий и тонкий, он произнес мое имя, но я не могла отозваться. Веки невольно опустились…
Я словно лежала в гигантской колыбели, и кто-то укачивал меня – тихо и размеренно, принося несказанный покой и облегчение. Немного погодя мой рассудок стал проясняться. Обрывочные мысли проносились в моем мозгу. Почему я не могу встать?
И вдруг сами собой мои глаза открылись. Первое, что я увидела, – свечи. Десятки, сотни, тысячи свечей; повсюду – на полу, стенах и даже на потолке. Но свет их почему-то был неярок, как в густом тумане.
Ощущение нереальности происходящего побудило меня попытаться встать и стряхнуть остатки дурмана. Однако это оказалось непросто – паралич, сковавший мои члены, понемногу ослабевал, но пока не настолько, чтобы я могла двигаться.
И все же я изловчилась и приподнялась на локте. Пол по-прежнему медленно покачивался. Наконец я смогла сесть, но это стоило мне невероятного усилия.
Вдалеке раздался насмешливый зловещий хохот, и все тот же голос, высокий, до звона в ушах, заговорил:
– Нэнси… Нэнси… очнись! Нэнси, довольно спать. Настал твой час. Следом за Айдой и Роуз пришел твой черед. Очнись!.. Очнись!..
Я отчаянно рванулась, пытаясь встать, но это оказалось непосильной задачей… И когда мною с привычной властностью начал овладевать липкий ужас, меня словно озарило. Вспомни войну, сказала я себе. В самых безнадежных ситуациях тебя выручала выдержка. Во что бы то ни стало сумей взять себя в руки!
Я обернулась и увидела шестерых женщин, пристально глядящих на меня. Странно, но все они тоже сидели на полу. Я подняла руку… и вздрогнула. Шесть женщин с точностью повторили мое движение. Я все поняла.
Вот она, зеркальная комната, о которой писала Роуз! Вот оно – место, где отвратительные пунцовые маски решили ее судьбу! Значит, теперь действительно настал мой черед.
Но я не закричала, не забилась в истерике. Напротив, мой рассудок работал с необычайной ясностью. Хотя силы быстро возвращались ко мне, я решила делать вид, что все еще очень слаба, – чтобы тем самым выиграть время и улучить момент, когда можно будет внезапно вскочить и броситься к выходу…
Но мои мучители не торопились. Я слышала голос, я чувствовала их присутствие, но никто до сих пор не появился передо мной.
Я коротко ударила по полу костяшками пальцев. Звук повторился десятки раз, то удаляясь, то приближаясь. Любой голос в этих стенах становился неузнаваемым. Не успела я задуматься о причинах столь удивительного эффекта в такой маленькой комнате, как голос зазвучал снова:
– Встань, Нэнси!
Я оглянулась – никого. Только холодный блеск зеркал.
– Кто вы? Что вам нужно от меня?! – воскликнула я.
– Ты должна уехать! Завтра же ты уедешь отсюда навсегда. Или… Айда не пожелала – и поплатилась за это жизнью. Роуз заупрямилась – и умерла. Прочь отсюда… Прочь!
Я увидела движущуюся фигуру. Как и голос, она то появлялась в десятке неясных отражений, то исчезала без следа. Страшное видение неотвратимо приближалось. Сколько их было, омерзительных масок, – одна или множество?..
– Если ты не уедешь, завтрашний день станет твоим последним днем. И не смей возвращаться! Второй раз у тебя уже не будет шанса остаться в живых! Ты поняла это?
– Нет, – ответила я твердым голосом. – Я не сделала ничего дурного. Почему…
– Прочь! Прочь… Они приближались.
– Скажите, в чем моя вина? – взмолилась я.
– Уезжай, – твердил голос. – Если ты останешься, тебя ждет участь Айды и Роуз.
