— Нервы. Я это почувствовала, когда она пожала мне руку.
Он выждал еще полчаса и поехал домой. Как и всегда, Али его ждал, прикорнув на ступеньках кухни. Он осветил Скоби карманным фонариком дорогу до двери.
— Госпожа прислала письмо, — сказал он и вынул письмо из кармана рубашки.
— Отчего ты не положил его ко мне на стол?
— Там господин.
— Какой господин?
Но он уже открыл дверь и увидел Юсефа — тот спал, вытянувшись в кресле, и дышал так тихо, что волосы у него на груди не шевелились.
— Я сказал ему: уходи, — сердито шепнул Али, — но он остался.
— Хорошо. Иди спать.
У него было такое ощущение, будто жизнь хватает его за горло. Юсеф не появлялся здесь с той самой ночи, когда приходил узнать, хорошо ли устроилась на пароходе Луиза, и расставил ловушку для Таллита. Тихонько, чтобы не разбудить спящего и оттянуть неприятный разговор, Скоби развернул записку Элен. Наверно, она написала ее, как только вернулась домой. Он прочел:
«Родной мой, все это очень сложно. Я не могу тебе этого сказать и вот пишу письмо. Но я отдам его только Али. Ты доверяешь Али. Когда я услышала, что твоя жена возвращается…»
Юсеф открыл глаза.
— Простите, майор Скоби, что я к вам ворвался.
— Хотите выпить? Есть пиво и джин. Виски все вышло.
— Позвольте прислать вам ящик?… — механически начал Юсеф, но тут же рассмеялся. — Я все забываю. Я ничего не должен вам посылать.
Скоби сел за стол и положил перед собой записку. Ничто на свете не могло быть важнее того, что там написано.
Он спросил:
— Что вам нужно, Юсеф? — и продолжал читать:
— Дочитывайте, дочитывайте, майор Скоби, я могу подождать.
— Пустяки, сказал Скоби, с усилием отрывая глаза от крупных детских букв и этого «доверяешь», от которого у него сжалось сердце. — Скажите, что вам нужно, Юсеф.
Глаза его невольно вернулись к письму.
«Вот почему я тебе и пишу. Потому, что вчера вечером ты обещал не оставлять меня, а я не хочу чтобы ты связывал себя обещаниями. Родной мой, все твои обещания…»
— Клянусь вам, майор Скоби, когда я одолжил вам деньги, это было по дружбе, только по дружбе. Я ничего не хотел, ничего, даже четырех процентов. Я не смел просить взамен даже вашей дружбы… Я сам был вашим другом… Я путаюсь, майор Скоби, со словами так трудно сладить…
— Да вы не нарушили сделки, Юсеф. Я на вас не в обиде из-за истории с двоюродным братом Таллита.
Он продолжал читать:
«…принадлежит твоей жене. Что бы ты мне ни говорил, это не обещание. Пожалуйста, пожалуйста, так и запомни. Если ты больше не хочешь меня видеть — не пиши, не говори мне ни слова. А если, родной мой, ты когда-нибудь захочешь меня видеть — встречайся со мной иногда. Я буду лгать, как ты мне велишь».
— Дочитайте до конца, майор Скоби. Я хочу вам сказать что-то очень, очень важное.
«Родной мой, родной мой, брось меня, если хочешь, или сделай меня, если хочешь, своей соложницей».
Она только слышала это слово, подумал он, она никогда не видала его на бумаге, его вычеркивают из школьных изданий Шекспира.
«Спокойной ночи. Не волнуйся, родной мой».
— Ладно, Юсеф, — зло сказал он. — Что у вас там стряслось?
— В конце концов, майор Скоби, мне все-таки приходится просить вас об услуге. Это не имеет никакого отношения к тому, что я вам одолжил деньги. Уважьте мою просьбу по дружбе, просто по дружбе.
— Говорите, в чем дело, Юсеф, уже поздно.
— Послезавтра приходит «Эсперанса». Мне нужно доставить на борт и передать капитану маленький пакетик.
— Что в нем такое?
— Не спрашивайте, майор Скоби. Я ваш друг. Я бы предпочел, чтобы вы ничего не знали. Никому это не повредит.
— Разумеется, Юсеф, я не могу этого сделать. Сами понимаете.
— Честное слово, майор Скоби… — он наклонился вперед и приложил руку к черной шерсти на своей груди, — говорю вам, как друг: в пакете нет ничего, ровно ничего для немцев. Это не промышленные алмазы.
— Драгоценные камни?
— Там нет ничего для немцев. Ничего, что могло бы повредить вашей стране.
— Вы же сами не верите, Юсеф, что я на это пойду.
Тесные тиковые брюки съехали на самый краешек стула; на мгновение Скоби подумал, что Юсеф сейчас встанет перед ним на колени.
— Майор Скоби, — сказал он, — умоляю вас… Для вас это так же важно, как для меня. — Голос его задрожал от неподдельного волнения. — Я хочу быть вашим другом. Я хочу быть вашим другом.
— Должен предупредить вас заранее, — сказал Скоби, — окружной комиссар знает о том, что я у вас занял деньги.
— Понятно. Понятно. Но дело обстоит куда хуже. Честное слово, майор Скоби, от того, о чем я вас прошу, никому не будет вреда. Сделайте это по дружбе, и я никогда больше у вас ничего не попрошу. Сделайте по доброй воле, майор Скоби. Это не взятка. Я не предлагаю никакой взятки.
Глаза его вернулись к письму: «Родной мой, все это очень сложно». Буквы плясали у него перед глазами. Сложно… Он прочел «служба». Служба, слуга, раб… Раб рабов божиих… Это было как опрометчивый приказ, которого все же нельзя ослушаться. Ну вот, теперь он навеки отрекается от душевного покоя. Он знал, что ему грозит, и с открытыми глазами вступал в страну лжи, сам себе отрезав дорогу назад.
— Что вы сказали, Юсеф? Я не расслышал…
— Я еще раз прошу вас…
— Нет, Юсеф.
— Майор Скоби, — Юсеф вдруг выпрямился в кресле и заговорил официальным тоном, словно к ним присоединился кто-то посторонний и они уже не были одни. — Вы помните Пембертона?
