Откинулась крышка люка, и в рубку ворвался морской воздух. Мы с Джоном поднялись на мостик и внимательно осмотрели горизонт. Море купалось в ярком лунном свете.
— Ничего не видно, сэр, — отрапортовал Джон.
— Вот и хорошо… — ответил я. — Запустить дизели! Полный вперед! Триста двадцать оборотов!..
«Форель» отошла вправо от курса АПЛ1 и на полной мощности своих сильных дизелей помчалась в серебряную ночь.
Яркое сияние луны постепенно сменялось серым рассветом. «Форель» продолжала быстро скользить вперед. Всю ночь, не смыкая глаз, я простоял на мостике. Глаза у меня покраснели от усталости и напряжения, и я все не мог удержаться и то и дело посматривал на карту, пытаясь представить курс АПЛ1, которая шла теперь где-то значительно северо-западнее «Форели».
Ночью на мостик поднялся Джон.
— Отчего такая суета, Джеффри? — озабоченно спросил он. — Почему ты напускаешь какую-то таинственность?
Я промолчал, продолжая всматриваться в предрассветную серость.
— И самостоятельно освежаешь свои штурманские познания, да? — продолжал Джон, уже посмеиваясь.
Только тут я сообразил, что, взяв на себя обязанности штурмана, вызову общее недоумение. А другого выхода не было: я не мог доверить нашему штурману карту старого Саймона. Вот почему я пропустил. мимо ушей подшучивание Джона. Он, очевидно, почувствовал, что я не склонен поощрять обычную в наших отношениях фамильярность, и замкнулся…
Я решил, что подойду к острову Двух кривых дюн с юга. Затем, оставив позади глубину в четыреста пятьдесят футов, я поверну «Форель» на северо-восток и поведу ее милях в пятнадцати от берега до тех пор, пока не обнаружу обоих указанных ориентиров — выступающей из моря остроконечной скалы и холма с тремя отчетливо видимыми вершинами. Было бы совсем хорошо, если бы я обнаружил крохотный пляж, помеченный на карте как «белый песок».
Я подошел к переговорной трубе.
— Глубина под нами?
— Пятьсот двенадцать футов, сэр. Глубина уменьшается.
— Докладывать по ходу!
— Есть, сэр. Пятьсот десять футов… Пятьсот сорок… Четыреста пятьдесят… Четыреста восемьдесят…
— Довольно! — распорядился я. Ну что ж, я перешел свой Рубикон! Теперь начинается главное… — Все вниз! Я буду командовать с мостика.
Вахтенные переглянулись и бросились в люк, за ними последовал Джон. Он немного задержался, хотел, видимо, что-то сказать, но передумал и только пожал плечами.
Я медленно обводил биноклем горизонт и наконец — впервые в жизни — увидел Берег скелетов. Но почти в ту же минуту я заметил и другое: мутную воду там, впереди, куда стремилась «Форель». Мутную воду, предвещавшую гибель на песчаной отмели! Я мог даже рассмотреть, как в струях воды, отбрасываемой винтами, завихряется песок.
— Обе машины стоп! — скомандовал я. — Полный назад!
«Форель» замедлила ход, и туча песка пронеслась вдоль корпуса лодки.
— Глубина под нами? — спросил я.
— Тридцать футов, сэр. Тридцать!
Нетвердой рукой я взял карту, взглянул на нее и вздрогнул. Я понял, что чуть не посадил «Форель» на северо-западную оконечность отмели Алекто.
— Обе машины стоп! — вновь приказал я. — Глубина?
— Сто двадцать футов, сэр.
Что ж, это уже не так опасно…
«Форель» медленно пошла вокруг отмели. Спустя некоторое время я повел ее в сторону открытого моря. Затем вновь изменил курс, направляясь ближе к берегу.
Сам остров — объект наших мучительных поисков — должен был находиться близ скалы Саймона, а скала, судя по указанному на карте пеленгу, — в точке, соответствующей 330 градусам по отношению к трехглавому холму. Мы подошли к этому месту, я приказал остановить машины и внимательно осмотрел морскую поверхность вплоть до побережья… Ни скалы, ни прибоя, никаких признаков острова… Ничего! Теперь я уже стал сомневаться и в происхождении того шума, который так легкомысленно принял за шум гидрореактивного движителя АПЛ1…
Я снова осмотрел море и проклял все на свете: и Берег скелетов, и АПЛ1, и тех, кто поручил мне это невыполнимое задание. «Надо как можно скорее убираться из этих проклятых мест», — с озлоблением подумал я и в эту минуту увидел скалу. Густо покрытая гуано, она, как клык, торчала слева от нас, в нескольких стах ярдах.
«Форель» сделала медленный круг и направилась к тому месту, где я предполагал найти вход во внутреннюю гавань.
— Глубина уменьшается, сэр, — доложил Джон.
Я пометил на карте точку, где сейчас шла «Форель». Если верить записям Саймона, глубина достигала здесь ста восьмидесяти футов.
— Сто восемьдесят футов, сэр. Гидрофон не фиксирует никаких шумов… Три узла… Сто шестьдесят два фута… Сто пятьдесят… Сто тридцать восемь… Гидрофон фиксирует препятствия слева, справа, спереди… Никаких помех сзади…
Наконец-то я увидел остров Двух кривых дюн! Увидел в тот момент, когда на мгновение рассеялась прикрывавшая его дымка, и внутреннюю гавань. Единственную гавань, прикрытую ужасающим лабиринтом отмелей и банок, открывавшуюся взору лишь в те короткие минуты, когда дуновение бриза сдергивало с нее туманную завесу.
Меняя курс, я повел лодку к южной стороне, где море было глубже. Ранее я собирался поджидать АПЛ1 здесь и потопить ее, как только она войдет в канал. Теперь я несколько изменил свой план и решил уничтожить ее немного дальше, чтобы не блокировать выхода из гавани.
— Погружаться! — приказал я.
Едва захлопнув над собой люк, я сразу почувствовал необычную атмосферу, царившую на центральном посту. Джон был сух и корректен. По лицу юного лейтенанта Дивениша я понял, что он, как, впрочем, и все другие офицеры, не сомневается во внезапном помешательстве своего командира. Действительно, отдать приказ о погружении после нескольких часов такого нелепого поведения!
— Глубина? — коротко спросил я.
— Чуть больше девяноста футов, сэр.
— Держать три-пять-ноль!
«Форель» повернулась носом к тому месту, где, по моим расчетам, АПЛ1 должна была войти в канал.
— Положить лодку мягко на дно! Установить торпеды на восемь и десять футов! — продолжал я. — Приготовить все торпедные аппараты! Опустить перископ! Обе машины стоп! Режим тишины! — Я сделал знак Джону. — Передайте по радио, что я требую абсолютной тишины. Понимаете, абсолютной! От этого зависит жизнь каждого из нас.
— Есть, сэр, — ответил Джон, однако по его взгляду, в котором смешались и любопытство и жалость, понял, что именно он думает сейчас обо мне. Но командир есть командир, и лодкой пока командую я.
Джон передал мое распоряжение, и в лодке наступило полнейшее молчание. Казалось, можно слышать поскрипывание твердого песка на дне под «Форелью».
Прошел час… другой… третий. Мы все молча стояли на своих боевых постах. Никто еще не ел после объявления тревоги. По моему приказанию Джон распорядился, чтобы всем были розданы сандвичи, и мы снова стали ждать…
В тягостном ожидании прошел еще час. Джон и все остальные словно окаменели на своих местах. Они, конечно, не сомневались, что я схожу с ума, и чем дальше, тем больше, особенно после того, как целых шесть часов продержал экипаж на боевых постах, требуя от всех абсолютного молчания.
