Стайн обманул нас: еще не было девяти утра, а мы уже месили песок в русле реки. Ветер дул нам прямо в лицо, но было терпимо: он еще не успел аккумулировать жар песчаных холмов. По берегам реки росли громадные деревья, среди ветвей которых метались стаи мартышек. Они недоверчиво поглядывали на нас и принимались истошно вопить, как только мы приближались. Русло Кунене сужалось. Очевидно, оно было единственным путем сквозь горы. Глядя на крутой скалистый склон Онгеамаберге, обрывающийся в реку, я понял, как трудно преодолеть эти горы. Речной каньон стал еще уже, и вдруг показалось ложе водопада.
Я опешил.
— Вот видите! — торжествующе воскликнул Стайн, остановившись у порога. — Ничего тут трудного нет! И высота невелика.
Мне ясно это было и без него.
— Да, — тихо отозвался я. — Всего футов сорок…
По отполированным водным потоком каменистым уступам даже школьник мог бы подняться без посторонней помощи. Выше водопада русло реки расширялось и было таким же песчаным, но по берегам росло больше зелени. Это говорило о том, что вода была совсем не глубоко.
Стайн не скрывал своей радости.
— Если и дальше будут такие же водопады, то я не предвижу никаких трудностей, — сказал он. — У Берега скелетов дурная репутация, и это наводит на людей суеверный страх. Если кого-то постигает здесь неудача, то своими россказнями он прибавляет новую легенду к десяткам легенд о Береге скелетов. Мы развенчаем все это. — Он насмешливо посмотрел на меня. — Пожалуй, тут вовсе и не требуется штурманских знаний, капитан Пэйс?
Я понял, что он имеет в виду. Поняла и Анна и побледнела.
— Ну пошли дальше, — хрипло произнес я.
Около трех часов дня Стайн сделал привал возле купы огромных деревьев. Мы продвинулись далеко вперед. Русло, теперь шириной всего ярдов в двести, было по обе стороны окружено отвесными скалами.
В сотый раз в тот день я подносил к глазам бинокль: справа виднелся широкий каньон Орумве, стиснутый милей дальше невообразимым нагромождением скал. Я вспомнил карту старого Саймона, на которой стояла пометка «Рио-Санта-Мария». Достигали ли этой точки португальские путешественники? Я не мог себе представить, как они вообще могли преодолеть дьявольские песчаные бары в устье реки…
И вдруг я увидел корабль.
Он был полностью оснащен и стоял на якоре. До него было миль пять.
Я подумал, что это галлюцинация. Руки у меня слегка дрогнули. Только бы Стайн ничего не заметил. Я спокойно повел биноклем вправо. Не следовало долго фиксировать взгляд на одной точке, чтобы не вызвать подозрение Стайна. Я вновь провел биноклем мимо корабля. Он по-прежнему был там.
— Удовлетворены, капитан? — ухмыльнулся Стайн. — Никаких путей к бегству?
— Удовлетворен, — ответил я. Сердце у меня билось от волнения. Мне хотелось закричать: «Корабль! Корабль!..»
В течение следующего получаса я ходил вокруг, собирая топливо для костра. Анна курила, опершись спиной о ствол дерева. За весь день она не произнесла ни слова. Я понимал, что этот поход к моей смерти мучил ее. Я надеялся, что она не совершит никакой глупости. Никогда еще время не тянулось для меня так мучительно долго.
Наконец как бы невзначай я сказал Стайну:
— Я хотел бы обследовать эту долину, — вернусь до захода солнца. Не возражаете?
— Желаю удачи, капитан. Не стану вас преследовать, если не вернетесь. Просто через день-другой в пустыне появится еще один скелет.
Я готов был прибить его, но присутствие Иоганна с «ремингтоном» останавливало меня, да и сам Стайн ловко управлялся со своим «люгером».
— Вы не хотите пойти со мной? — спросил я Анну.
— Если только недалеко… — ответила она.
Я промолчал. Отойдя от лагеря на порядочное расстояние, мы остановились.
— Джеффри, что случилось? Говорите скорей!
— Корабль, — хрипло произнес я. — Корабль на якоре.
Кивком я указал направление.
Пыл сразу покинул ее, сменившись жалостью и состраданием. Она покачала головой и печально произнесла:
— Корабль на якоре в пятидесяти милях от моря?..
— Вы думаете, я рехнулся? Он стоит вон там…
Я поднял к глазам бинокль. Корабль был на месте. Я передал бинокль Анне.
— Возьмите чуть выше той красноватой скалы… На песке…
Она опустила бинокль и ошеломленно посмотрела на меня.
— Но как он мог туда попасть? Он похож на… — она замолчала, не находя нужного слова. — Он похож на каравеллу… Нет, нет… Это просто невероятно…
Мы подошли уже довольно близко, и корабль был виден без бинокля. Я отчетливо различил три мачты с косыми парусами.
— Побережье, должно быть, сильно изменилось за последние столетия… — сказал я. — Наверное, когда-то здесь был залив… Я не раз слышал старинные байки о корабле в пустыне. Обычно их рассказывали во время попоек, когда была выпита уже не одна бутылка. Но никто не говорил ничего определенного. То рассказывали о каком-то арабском паруснике, то о какой-то каравелле, но в эти легенды трудно было поверить…
Мы так быстро шли к кораблю, словно не совершили тяжелый дневной переход.
— Португальская или испанская каравелла… — сказал я.
— Не могу понять, почему она не сгнила и не разрушилась за все эти годы…
— Песок и сухой воздух удивительно долго сохраняют самые различные предметы в их первозданном виде, а погибшие растения, трупы людей и животных высушивают и мумифицируют. Иногда подобными качествами обладают некоторые виды почвы. Так, на родине я видел в одном склепе крестоносца, похороненного еще во времена Ричарда Львиное Сердце. Пономарь рассказывал, что у тамошней земли какой-то особенный химический состав, который сохраняет тела нетленными в течение веков. Когда мы спустились в склеп, там повсюду стояли гробы, они выглядели, как новые. По-видимому, нечто подобное произошло и здесь…
Мы преодолели пологую дюну, в четверти мили от каравеллы, стоявшей носом к высокому утесу. Вдруг яркий отблеск, словно солнечный зайчик, ударил мне в глаза.
— Вода, вон там, налево, вода! Смотрите!
Примерно в полумиле отсюда мы увидели небольшое озерко.
— Ни слова Стайну! — сказал я. — Быть может, это будет нашим спасением…
…В оцепенении мы остановились перед старым кораблем. Якорь был засыпан песком. Орудийные порты были открыты, и из них торчали тщедушные стволы орудий. Рангоут казался еще достаточно крепким. Корабль был погружен в песок почти до орудийных портов. Позолота на носу и корме потускнела и выцвела, но все еще была различима. Я увидел штурвал на высоком юте. Я бы не удивился, если бы человек в старинном шлеме появился на палубе и окликнул нас.
— Поднимемся на борт, — хриплым голосом предложил я.
— Это… это похоже на ожившее прошлое… — прошептала Анна, словно у гроба с покойником.
Верхняя палуба возвышалась над песком больше чем на шесть футов. Я хотел влезть на полуют через одну из амбразур, но Анна остановила меня.
— Джеффри, — взмолилась она, — не надо… Давайте вернемся назад… У меня такое ощущение, словно там, на борту, какая-то святыня… Не нужно осквернять ее… Не нужно нарушать покой мертвецов. Не
