Роза Марена

хорошего тона перестало быть необходимостью. И слава Богу, потому что чувствовала, что даже правила хорошего тона вряд ли остановили бы ее.

Он поднял голову и посмотрел на нее, держа в одной руке солонку, а в другой — перечницу. Она увидела, что дырочки на солонке и перечнице аккуратно заклеены прозрачной лентой, и ей почему-то стало еще веселее. Рози опустилась на скамейку рядом со столом, закрыла лицо руками и попыталась успокоиться. Ей почти удалось это, но тут посмотрела сквозь пальцы на стол и увидела гору сэндвичей — полдюжины для двух человек — на аккуратно разрезанных по диагонали кусочках хлеба, завернутые в прозрачную пленку. Она снова расхохоталась.

— В чем дело. Рози? — спросил он, улыбаясь. — Что случилось?

— Ты случайно не ждешь, что к нам кто-нибудь заглянет? — спросила она, продолжая хихикать. — Какая-нибудь футбольная команда, например? Или отряд бойскаутов?

Билл улыбнулся еще шире, но в глазах сохранялось все то же выражение сосредоточенности. Это было довольно сложное выражение, свидетельствовавшее о том, что он понимает одновременно и смешную сторону ситуации, и ее серьезность, и по этому взгляду Рози наконец поверила, что он действительно равен ей по возрасту или, во всяком случае, близок к ней, что в данных обстоятельствах почти одно и то же.

— Я просто взял всего понемножку, чтобы ты выбрала еду себе по вкусу, вот и все.

Приступ смеха постепенно угасал, однако Рози продолжала улыбаться, глядя на него. Больше всего ее поразила не предусмотрительность Билла, от которой он казался только моложе, а открытость и искренность, делавшие его старше.

— Билл, я могу есть практически все, — сказала она.

— Я так и думал, — произнес он, присаживаясь на скамейку рядом с ней. — Но дело совершенно в ином. Мне важно не то, что ты можешь терпеть или с чем согласна примириться. Гораздо важнее узнать, что тебе нравится. Я хочу дать тебе все, что ты желаешь, все, что нравится, потому что ты свела меня с ума.

Она посмотрела на него серьезно — теперь ей было совсем не смешно — и, когда он взял в ладонь ее руку, накрыла ее своей ладонью. Мысленно Рози все еще продолжала переваривать то, что Билл сказал, и получалось с трудом — похоже на то, как мы пытаемся пронести громоздкий предмет мебельного гарнитура через узкий дверной проем, поворачивая его и так, и этак, чтобы найти подходящий угол наклона.

— Но почему? — спросила она. — Почему я?

Он покачал головой.

— Не знаю. Факт в том, Рози, что у меня вообще мало знаний и опыта в отношении женщин. Я встречался с девушкой, когда учился в старшей школе, и мы, наверное, переспали бы в конце концов с ней, но она уехала в другой город прежде, чем это случилось. У меня была девушка на первом курсе колледжа, с которой мы все-таки переспали. Потом пять лет назад повстречал еще одну — где бы ты думала? В зоопарке. Мы были помолвлены. Ее звали Бронуин О'Хара. Звучит как имя героини романа Маргарет Митчелл, правда?

— Красивое имя.

— И красивая девушка. Она умерла от расширения сосудов мозга.

— О Билл!.. Мне так жаль…

— С тех пор я имел дело с парой девушек, и я не преувеличиваю — с парой девушек, точка, конец рассказа. Родители все время ссорятся из-за меня. Отец говорит, что я умру девственником, мать требует, чтобы он оставил меня в покое и перестал браниться. Только она произносит «бганиться».

Рози улыбнулась.

— А потом ты пришла в магазин и выбрала ту картину. Ты знала, что должна заполучить ее, с самого начала, так ведь?

— Да.

— Примерно то же самое я почувствовал к тебе. Знаешь, я хотел сказать тебе кое-что. То, что здесь происходит, не вызвано ни добротой, ни благотворительностью, ни чувством долга. То, что здесь сейчас происходит, абсолютно не связано с тем фактом, что бедная Рози прожила тяжкую несчастную жизнь. — Он помедлил и затем добавил: — Это потому, что я люблю тебя.

— Ты не можешь знать наверняка. По крайней мере, пока.

— Я знаю то, что я знаю, — возразил он, и интонации мягкой настойчивости в его голосе слегка испугали ее. — А теперь давай покончим с мыльными операми и перейдем к делу — прошу к столу.

И они приступили к ленчу. А когда наконец покончили с ним и Рози почувствовала, что эластичная резинка трусиков врезается в кожу живота, натянутую, как на барабане, они сложили остатки завтрака в сумку-холодильник и снова закрепили ее на багажнике «харлей-дэвидсона». Никто не появился; Шорлэнд принадлежал только им двоим. Они опять подошли к воде и опять сели на большой обломок скалы. Рози начала испытывать к этому камню сильные чувства; к такому камню, думала она, можно возвращаться раз или два в году просто для того, чтобы поблагодарить его… разумеется, если все закончится хорошо. А к тому имелось достаточно признаков, насколько она могла судить. Собственно, она не знала, был ли в ее жизни более счастливый день.

Билл обнял ее, затем бережно повернул лицо Рози к себе и начал целовать ее. Через пять минут она по-настоящему испугалась, что вот-вот упадет в обморок — происходящее казалось сном, родившимся в затуманенном сознании, возбуждение ее достигло невероятной силы, в памяти мелькали все те книги, рассказы и фильмы, которых она раньше не понимала и принимала на веру. Как слепой, вынужденный принимать на веру утверждение зрячего о том, что солнечный закат красив. Щеки пылали, грудям, нежным и порозовевшим от его прикосновений через тонкую ткань блузки, было тесно, и она пожалела, что надела бюстгальтер. От этой мысли еще сильнее бросило в жар. Сердце в груди пустилось в бешеный галоп, но это хорошо. Все хорошо. Она перешагнула границу обыденной реальности и ступила на территорию страны чудес. Рози опустила руку и почувствовала, насколько тверда его плоть. Ей показалось, что она прикасается к камню, с тем отличием, что камень не пульсировал бы под ладонью, как ее собственное сердце.

На минутку он позволил ее руке находиться там, затем осторожно убрал и поцеловал в ладонь.

— На сегодня хватит, — произнес он хрипло.

— Но почему? — Она посмотрела на него открыто, без ложной стыдливости или притворства. За всю жизнь Рози знала только одного мужчину, Нормана, а он не принадлежал к тем, кто возбуждался от простого прикосновения через брюки. Иногда — а за последние несколько лет все чаще и чаще — он не возбуждался вовсе.

— Потому что, если мы не остановимся, я потом не смогу ходить.

Она посмотрела на него, сдвинув брови, с такой искренней озадаченностью, что он не выдержал и засмеялся.

— Не обращай внимания, Рози. Просто я хочу, чтобы в первый раз, когда мы займемся любовью, у нас все было в порядке — чтобы не кусались комары, под спину не попал кусок дубовой коры, а компания студентов не появилась в самый неподходящий момент. Кроме того, я обещал доставить тебя назад к четырем часам, чтобы ты могла продавать футболки, а я не хочу потом обгонять секундную стрелку.

Рози посмотрела на часы и с испугом увидела, что уже десять минут третьего. Как такое возможно, если они посидели на скале жалких пять, от силы десять минут? Хотя и неохотно, но ей пришлось с радостью признать, что они здесь, видимо, гораздо дольше — полчаса, а то и все сорок пять минут.

— Идем, — позвал он ее, соскальзывая со скалы, и поморщился, когда подошвы ног коснулись воды.

За секунду до того, как он отвернулся, Рози увидела плотно натянутую ткань брюк над его возбужденной плотью. «Из-за меня», — подумала она и была потрясена чувствами, охватившими ее при этой мысли: удовольствием, легкой иронией и едва заметным самодовольством.

Она спустилась со скалы рядом с ним и обнаружила, что держит его за руки, даже не заметив, как сделала это.

— Ну хорошо, что теперь?

— Я предлагаю перед тем, как отправиться домой, немного прогуляться. Остыть.