именно этими чеками, как будто деньги не все одинаковы. Простите меня! – И он громко, но нервически рассмеялся.
– Прощаю, – любезно сказал Монте-Кристо, – и кладу деньги в карман. – И он сложил чеки в свой бумажник.
– Но у вас остается еще сто тысяч франков? – сказал Данглар.
– О, пустяки! – сказал Монте-Кристо. – Лаж, вероятно, составляет приблизительно ту же сумму; оставьте ее себе, и мы будем квиты.
– Вы говорите серьезно, граф?
– Я никогда не шучу с банкирами, – отвечал Монте-Кристо с серьезностью, граничащей с гордостью.
И он направился к двери как раз в ту минуту, когда лакей докладывал:
– Господин де Бовиль, главный казначей Управления приютов.
– Вот видите, – сказал Монте-Кристо, – я пришел как раз вовремя, чтобы воспользоваться вашими чеками; их берут нарасхват.
Данглар снова побледнел и поспешил проститься с графом.
Монте-Кристо обменялся церемонным поклоном с г-ном де Бовилем, который дожидался в приемной и был тотчас же после ухода графа введен в кабинет Данглара.
На лице графа, всегда таком серьезном, мелькнула мимолетная улыбка, когда в руке у казначея приютов он увидел бумажник.
У дверей его ждала коляска, и он велел тотчас же ехать в банк.
Тем временем Данглар, подавляя волнение, шел навстречу своему посетителю.
Нечего и говорить, что на его губах застыла приветливая улыбка.
– Здравствуйте, дорогой кредитор, – сказал он, – потому что я бьюсь об заклад, что ко мне является именно кредитор.
– Вы угадали, барон, – отвечал Бовиль, – в моем лице к вам являются приюты: вдовы и сироты моей рукой просят у вас подаяния в пять миллионов.
– А еще говорят, что сироты достойны сожаления! – сказал Данглар, продолжая шутку. – Бедные дети!
– Вот я и пришел от их имени, – сказал Бовиль. – Вы должны были получить мое письмо вчера…
– Да.
– Вот и я, с распиской в получении.
– Дорогой де Бовиль, – сказал Данглар, – ваши вдовы и сироты, если вы ничего не имеете против, будут добры подождать двадцать четыре часа, потому что граф Монте-Кристо, который только что отсюда вышел… ведь вы с ним встретились, правда?
– Да, так что же?
– Так вот, Монте-Кристо унес их пять миллионов!
– Как так?
– Граф имел у меня неограниченный кредит, открытый римским домом Томсон и Френч. Он попросил у меня сразу пять миллионов, и я дал ему чек на банк; там я держу свои деньги; вы понимаете, я боюсь, что, если я потребую у управляющего банком десять миллионов в один день, это может ему показаться весьма странным. В два дня – другое дело, – добавил Данглар с улыбкой.
– Да что вы! – недоверчиво воскликнул Бовиль. – Пять миллионов этому господину, который только что вышел отсюда и еще раскланялся со мной, как будто я с ним знаком?
– Быть может, он вас знает, хотя вы с ним и не знакомы. Граф Монте-Кристо знает всех.
– Пять миллионов!
– Вот его расписка. Поступите, как апостол Фома: посмотрите и потрогайте.
Бовиль взял бумагу, которую ему протягивал Данглар, и прочел:
«Получил от барона Данглара пять миллионов сто тысяч франков, которые, по его желанию, будут ему возмещены банкирским домом Томсон и Френч в Риме».
– Все верно! – сказал он.
– Вам известен дом Томсон и Френч?
– Да, – сказал Бовиль, – у меня была с ним однажды сделка в двести тысяч франков; но с тех пор я больше ничего о нем не слышал.
– Это один из лучших банкирских домов в Европе, – сказал Данглар, небрежно бросая на стол взятую им из рук Бовиля расписку.
– И на его счету было пять миллионов только у вас? Да это какой-то набоб, этот граф Монте-Кристо!
– Я уж, право, не знаю, кто он такой, но у него было три неограниченных кредита: один у меня, другой у Ротшильда, третий у Лаффита; и, как видите, – небрежно добавил Данглар, – он отдал предпочтение мне и оставил сто тысяч франков на лаж.
Бовиль выказал все признаки величайшего восхищения.
– Нужно будет его навестить, – сказал он. – Я постараюсь, чтобы он основал у нас какое-нибудь благотворительное заведение.
– И это дело верное; он одной милостыни раздает больше, чем на двадцать тысяч франков в месяц.
– Это замечательно! Притом я ему поставлю в пример госпожу де Морсер и ее сына.
– В каком отношении?
– Они пожертвовали все свое состояние приютам.
– Какое состояние?
– Да их собственное, состояние покойного генерала де Морсера.
– Но почему?
– Потому, что они не хотели пользоваться имуществом, приобретенным такими низкими способами.
– Чем же они будут жить?
– Мать уезжает в провинцию, а сын поступает на военную службу.
– Скажите, какая щепетильность! – воскликнул Данглар.
– Я не далее как вчера зарегистрировал дарственный акт.
– И сколько у них было?
– Да не слишком много, миллион двести тысяч с чем-то. Но вернемся к нашим миллионам.
– Извольте, – сказал самым естественным тоном Данглар. – Так вам очень спешно нужны эти деньги?
– Очень; завтра у нас кассовая ревизия.
– Завтра! Почему вы это сразу не сказали? До завтра еще целая вечность! В котором часу ревизия?
– В два часа.
– Придите в полдень, – сказал с улыбкой Данглар.
Бовиль в ответ только кивнул головой, теребя свой бумажник.
– Или вот что, – сказал Данглар, – можно сделать лучше.
– Что именно?
– Расписка графа Монте-Кристо – это те же деньги; предъявите эту расписку Ротшильду или Лаффиту; они тотчас же ее примут.
– Несмотря на то что им придется рассчитываться с Римом?
– Разумеется; вы только потеряете тысяч пять-шесть на учете.
Казначей подскочил.
– Ну нет, знаете; я лучше подожду до завтра. Как вы это просто говорите!
– Прошу прощения, – сказал Данглар с удивительной наглостью, – я было подумал, что вам нужно покрыть небольшую недостачу.
– Что вы! – воскликнул казначей.
– Это бывает у нас, и тогда приходится идти на жертвы.
– Слава богу, нет, – сказал Бовиль.
– В таком случае до завтра; согласны, мой дорогой?
