Кривошеина и осматриваясь. — А с мебелью у вас небогато. ОБХСС[16] тряхнули бы, что ли. — Он с видимым удовольствием уселся на единственный, помимо хозяйского, стул. — Да. Так вот, насчёт «никому не нужен». Теперь уже нужен! И даже, надеюсь, очень!
Лишь сейчас Иван, присевший на край своего письменного стола в непосредственной близости от Николая, заметил у того на пальце тонкую змейку обручального кольца.
— Что?! И как же это ты умудрился скрыть такое от меня? В последнем твоём, с позволения сказать, «письме» об этом — ни полслова! Друг называется! На свадьбу не пригласил! Зажал свадьбу…
— Вань, так ведь её и не было, свадьбы-то, ей-Богу!
— Оправдываться будешь знаешь где?
— Если не здесь, то уж и не знаю, — рассмеялся Николай. — Нет, правда! Сразу свадьбу сыграть не получилось — дежурство проблемное было, мне и в загс-то только на оперативной машине сгонять удалось, туда и обратно. Через день — командировка почти на две недели. А потом уже как-то…
— Вот задним числом и организуем! — перебил Иван. — Таки и кто эта самосожженка, согласившаяся подписать себе приговор?
— Ты спрашиваешь про счастливицу, выигравшую «Зим» по трамвайному билету? Скажем так: одна девушка…
— Неужели? Умеешь ты утешить! Как хоть зовут-то жену?
— Марина.
— Хорошее имя.
— Она и сама — ничего!.. Между прочим, они с матерью тоже жили на улице Гагарина, через дом… — Николай запнулся, — …от Василия Иосифовича. Представляешь, если бы мы в их подъезд тогда забрели да к ним позвонили?
— Кстати, — Иван взглянул другу в глаза, — ты у него на могиле-то был?
Бовкун насупился и ответил не сразу:
— Не только был. Поверишь, пришлось засаду устраивать?!
— Какую засаду?
— Какую… Обыкновенную! Жена — ну, вдова, то есть — ему небольшой такой, скромный памятник установила. Так какая-то сволочь повадилась регулярно в день его смерти разбивать об этот памятник бутылку с битумным лаком. Вроде бы «сын за отца…», понимаешь? [17] Вот, на сей раз уже людей туда заранее и направили.
— Тем не менее
— Правильно понимаешь. Больше суток ребята просидели. Утром снялись — всё было в порядке. А после обеда звонят — опять! В будущем году специально поеду, сам эту падлу выловлю!
— Вместе поедем, — тихо поправил друга Иван, коснувшись его плеча. И после паузы добавил: — А сегодня вечером приведёшь Марину к нам. Знакомиться будем. — Он соскочил со стола.
— Не приведу, дружище! Она пока в Казани осталась.
— Как так? Не понял…
— Она же у меня учительша, девушка ответственная, стало быть. Так что — ждём окончания учебного года. А там уже можно будет и её перевозить, и семью, так сказать, доводить до кондиции.
Иван хотя и был в глубине души немного задет неожиданной скрытностью друга, всё же искренно порадовался за него. Никола заметно возмужал и посерьёзнел за то время, что они не виделись. И чувствуется, что влюблён без памяти, о детях мечтает! Они вот с Лизой не могут иметь детей — война и блокада оставили им бездетность в наследство. А тут — перспектива с Колькиными детишками понянчиться!
— Ладно, уговорил. Тогда давай тоже проявим ответственность и вернёмся к нашим делам. — Иван сел за стол, положил на него локти и чуть подался вперёд. — Ты вообще-то знаешь, по какому поводу призван в родные «пенаты»?
— Нет, без понятия.
— А о событиях в Москве имеешь представление?
— Каких событиях? Ты что меня пугаешь?
— Не особо страшных, скорее, даже смешных. Однако — имевших последствия. Начальник УВД Москвы по… как бы помягче выразиться… по неосторожности, отрапортовал на торжественном заседании в Колонном зале, что в Москве покончено с квартирными кражами.
— А-а-а! Про это мы читали в газетах и долго смеялись!
— Тут вы поспешили, потому что о самом смешном газеты не писали.
— Не томи уже!
— Где-то неделю спустя, когда означенный товарищ комиссар вернулся домой после напряжённого трудового дня и открыл собственным ключом дверь в собственную квартиру, находящуюся, как ты понимаешь, в охраняемом милицейским постом доме, он обнаружил там голые стены. Воры средь белого дня вывезли на двух меблевозах — кстати, сержант-охранник помогал им грузиться! — всё: от мебели и холодильника до дамских шпилек и бигудей. И оставили — в сортире прикнопили — довольно лаконичную записку: «Ты нас обидел и должен ответить. А барахло своё, которое нам без надобности, можешь забрать в лесу на 101 км Ленинградского шоссе.» Вернули опять-таки всё и даже пару белых тапочек присовокупили.
— Лихо!
— Ты находишь?
— А о каких последствиях ты говорил?
— Эта невинная выходка была по достоинству оценена и КГБ, и МВД, и Генеральной прокуратурой. Принято совместное решение создать при республиканских министерствах и управлениях Москвы и Ленинграда специальные подразделения по экстренному расследованию особо дерзких и циничных преступлений.
— «Особо дерзких и циничных», — усмехнулся Николай. — Конечно! Ограбить старушку на улице — не так дерзко и не особо цинично. Значится, комитетчики из 9-го управления будут охранять сами «тела», а мы — их барахло сторожить?!
— Какими соображениями руководствовалось начальство, я не знаю, — продолжил Иван, никак не отреагировав на замечание друга, — но мне предложено сменить форму и — пока в звании капитана — возглавить питерское подразделение.
— И ты согласился?! — вскинулся Бовкун. — Уйти из прокуратуры в уголовку, пусть даже такую привилегированно-перспективную?
— К вопросу о привилегиях: мне дано право привлечения — в рамках штата, разумеется — любого сотрудника МВД в звании до майора включительно. Вот я с тебя и начал, старший лейтенант. Но не только и не столько потому, что ты мой друг. — Кривошеин серьёзно взглянул на товарища. — Видишь ли, Никола, подобных московскому случаев — как лейкоцитов в моче: «единичные в поле зрения». А спецподразделение должно работать эффективно. Так что ограбленных старушек оставим на совести райотделов, сами же определимся с нашими приоритетатами-авторитетами.
— Что ты имеешь в виду, начальник?
— Я имею в виду, что данный эпизод, на самом деле — не что иное, как вызов уголовного мира. Нам. И мы должны на этот вызов достойно ответить. Поэтому формулировку «особо дерзкие и циничные» следует рассматривать шире, ориентируясь не столько на отдельные преступления и бандитов, их совершивших, сколько на банды в целом и их руководителей, в частности. Не размениваться по мелочи, а рубить головы уголовной гидре — вот наша задача. Паханы, воры в законе — основная цель.
— Да, оптимизма тебе не занимать. Только, знаешь, Вань, оптимизм этот — типично прокурорский. И я, как рядовой сыскарь, разделить его не могу. Пахан — он и есть пахан. Попробуй его взять. А и посчастливится посадить — на год-другой, в лучшем случае, — что толку? Ему зона — не более чем смена квартиры в Сочи на квартиру где-нибудь в ближнем Подмосковье. Только цирикам лишняя головная боль.
Иван выслушал друга с лёгкой улыбкой, хотя глаза его при этом оставались серьёзными.
— Ты, Никола, тоже верен себе. Спасибо за просветительскую работу. Но разве я говорил что-нибудь про «взять» и «посадить»? — Кривошеин встал из-за стола и, подойдя к металлическому сейфу, достал из
