Красным по черному

нему и, обняв сзади, тихо проговорила:

— Тебе я тоже советовала бы постараться хоть немного поспать.

— Конечно, родная…

Однако заснуть в эту ночь Иван так и не сумел. И уже в шесть утра позвонил Бовкуну.

— Ничего себе дела, — хмуро-озабоченно произнёс тот, выслушав Кривошеина у него в кабинете, где они через час с небольшим встретились «пошептаться». — И как она решилась? Слов нет! А Монах этот мне скоро по ночам сниться будет. Сделали москвичи нам подарочек!

— Не надо лишних слов, Никола. Давай, лучше прокрутим по-быстрому ситуацию, с учётом новых данных. Что касается его московских дел, оставим их на совести москвичей. Им, думаю, было ещё сложнее.

— Да уж конечно, четыре висяка за год! И клиенты все подобраны со вкусом — ни спрятать, ни умолчать. Робин Гуд хренов!

— Вот именно. Для начинающего, без криминального прошлого, на которого нет никаких данных, согласись, это многовато. Да ещё с учётом наличия банды, в состав которой входили такие серьёзные ребята, как тот же Клык.

— Слава Богу, уже покойник. Падаль!

— Так вот, — продолжил Иван, — эта шапка-невидимка — не тактика, а стратегия. И то, что Монах перебрался из столицы к нам, наверняка, тоже не случайность.

— Что? Почувствовал, что шапочка вот-вот упадёт и, может быть, вместе с башкою?

Кривошеин задумчиво посмотрел на своего нервного заместителя и, вместо ответа, спросил:

— Когда был последний сход в Москве?

— В январе, на Старый Новый год съезжались.

— Вот! И Колчин уехал туда, уже зная, что Кабану скоро крышка. Руку даю, он привёз Монаха из Москвы ему на замену!

Сделав паузу, Иван заговорил спокойнее:

— Я это всё только сегодня ночью понял. — Он усмехнулся. — В результате сильного испуга за Лизу, не иначе. Всё же и у страха — особенно за родных — есть свои плюсы…

— Насчёт плюсов мы с тобой вряд ли сойдёмся во мнениях, — мрачно перебил его вдруг Бовкун. — Так что ты понял ночью?

— Понял, что лучшую замену Кабану трудно себе представить. Дурак хорош в качестве помощника. А Богомол нуждался в соратнике, которого и нашёл в лице Монаха. Только при этом обманул сам себя. Он совершил роковую ошибку! А когда теперь понял это — с опозданием — решил от него поскорее избавиться.

— Хорошо бы и мне понять, о какой ошибке речь, — проворчал Никола.

— Когда я говорил, что у Монаха нет «биографии», я имел в виду, естественно, нашу картотеку. Но в действительности, по жизни, она у него не просто есть, она у него по многим пунктам напоминает биографию самого Богомола. А разница знаешь в чём? Колчин вначале подсел по малолетству, чтобы сделать свою биографию потом. Этот же действует наоборот. Он отлично понимает, что рано или поздно угодит на нары. Но придти туда хочет, уже имея авторитет, причём весомый.

— Ты считаешь, что…

— Да! И Богомол, естественно, рассёк, какого троянского коня приобрёл. Другой вопрос — как в итоге Монах собирался разделаться с коронованным вором. Но, судя по настойчивости, с которой Колчин пытается его угробить, сам он не очень сомневается, что Монах сумел бы это сделать без особых последствий для себя.

— А зачем ему потребовалось выслеживать Лизу и передавать нам все эти сведения? Это же — какой риск! Даже просто исходя из их «понятий».

— В сложившейся ситуации это — ход вынужденный. Хочешь-не хочешь, он сегодня — естественный или, скорее, противоестественный наш союзник. И, как никто другой, заинтересован в том, чтобы мы продолжали давить Богомола, не давая целиком сконцентрироваться на нём. Так что мы можем ему верить. И в этом смысле вопрос номер один для нас — выявить предателя.

— Вопрос… — ещё больше помрачнел Бовкун.

— Второе, — продолжил Иван. — Не менее важно перекрыть возможность общения Богомола с арестованными. Может быть, стоит поговорить с чекистами насчёт перевода кабановцев на пару-другую недель из «Крестов» во внутреннюю тюрьму. Тогда уже провокаций, о которых предупреждает Монах, опасаться не придётся.

— Ну а с самим Монахом, что решаем?

— Для начала надо попытаться выяснить, нет ли у нас чего на этого Костю. Только у меня к тебе встречный вопрос, Никола, который волнует меня больше всего и на который я не могу найти ответа.

Иван поднял на друга ставшие вдруг пронзительно-грустными глаза:

— Серьёзно раненного, его привезли в Институт скорой помощи, где в эту ночь случайно дежурила Лиза. Как и откуда он, в прямом и переносном смысле лёжа на дне, за какие-то три дня сумел узнать, что она — моя жена, и организовать с ней встречу?

Глава 29 «Время искать, и время терять…»

«Уважаемый гражданин прокурор!

Очень просим вас отнистись к этому письму внимательно и востановить попраную справидливость. Сами мы никово не защищаем и не просим не для ково никаких послаблений. Пусть каждый отвечает за то што он натворил. И тюрьма бывает идёт на пользу. Но разве справидливо когда на тово у ково и своих грехов — ложкой ешь сваливают чужую вину только потому што у нево нет денег заплатить кому надо? Поэтому сообщаем вам доподлиные сведенья што мать Петра Клещова, который сидит в «Крестах», заплатила большие деньги маёру милиции Кривошеину. И сделала это похитрому через сберкассу. А сама бы она этова не смогла сделать ни в жизнь. Значит за Клещова заплатил пахан. А почему имено за него, чем другие хуже? Почему кто-то должен за другова дополнительный срок на нарах парица и баланду хлебать? Разве это справидливо? Снова просим вас отнистись к этому письму внимательно потому как это правда. А не подписываемся только потому што пахана боимся.»

Ерохин в третий или четвёртый раз перечитал послание. Поразмышляв затем ещё минут несколько, он, очевидно, принял решение и нажал на одну из кнопок.

— Слушаю, Нил Петрович, — раздался голос помощника.

— Пригласите ко мне Кондрашова.

Через пять минут старший следователь прокуратуры Антон Кондрашов вошёл в кабинет прокурора города.

— Вызывали, Нил Петрович?

— Вот, ознакомьтесь, Антон Викторович. Присаживайтесь…

— Анонимка, — поморщился Кондрашов, повертев письмо в руках. Тем не менее сел за стол и пробежал текст глазами. Затем, уже с заметно изменившимся выражением лица, прочитал письмо более внимательно, взял в руки конверт, изучил штемпель и лишь после этого серьёзно взглянул на Ерохина.

— Что скажете? — спросил тот.

— Да что тут сказать? Анонимка — анонимка и есть, Нил Петрович. По всей видимости, майор Кривошеин кому-то крепко поперёк горла встал!

— Н-да, — покивал прокурор, забыв улыбнуться. — Всем известно, что анонимка — штука пахучая. И кто-то может позволить себе её не нюхать. — Он поднял глаза на сидящего рядом следователя. — А мы обязаны! Обязаны, дорогой Антон Викторович…

* * *

Кривошеин снял трубку служебного телефона. Звонили из приёмной:

— Иван Фёдорович, комиссар ждёт вас.

— Спасибо.

Да, — в который раз подумал он, идя по коридорам Управления, — повезло им с «командиром». Вот уж действительно человек на своём месте. Правильно сказал когда-то Сизов [28]: «С такими людьми не только в разведку, но и — в атаку!»

— Садись, Иван, — не здороваясь, грозно насупился Соловьёв. — Я тебя, сидя, песочить буду. — Он