— Правильно делаешь, что молчишь, — крикнул Илья и, обойдя полупрозрачную перегородку, заглянул в кабину к товарищу. — Люди разные бывают, — он немного понизил голос, — скажешь кому, гнобить начнут, подножки ставить, а как Заказчик придет, и вовсе… В прошлом году одного парня забили. До смерти. Чтобы он на смотр не явился. Так что лучше молчи.
Алекс кивнул. Похоже, этот Илья понимает, о чем говорит.
— Кстати о Заказчике, — молодой человек сделал знак, чтобы Алекс приблизился, и еще больше понизил голос: — Начальство завтра какую-то шишку ждет. Наверняка внеплановый смотр объявят. Будь готов на полигон выйти.
— А разве они и новичков тоже смотрят?
— Смотрят. В поисках уникумов, которым занятия в Школе на фиг не нужны.
Илья вернулся в свою кабинку, а Тропинин задумался. Если завтра первый смотр, нужно быть готовым. Жаль, он не успел потренироваться и бросить хотя бы одну машину. Банан наверняка произведет впечатление, а ему придется ждать второго шанса.
Борис Игнатьевич Голицын свою дворянскую фамилию полностью оправдывал. Сухопарый, среднего роста, с большим костистым носом, впалыми щеками и начинающими седеть волосами, он являлся воплощением аристократизма, копией пожилых дядечек со старинных портретов, на нижней раме которых выгравировано: «граф такой-то».
Борис Игнатьевич никогда не кричал, не выражался, не делал резких движений, ходил с высоко поднятым подбородком и любил смокинги. Он ездил на черном «Мерседесе», пользовался черной тростью с золотым набалдашником в виде головы льва, и при разговоре трогал золотой перстень с огромным черным обсидианом на среднем пальце правой руки.
Все, кому выпало счастье общаться с ним минуту, называли пятидесяти шести летнего мужчину «милым» и «старомодным», те же, кто общался с ним годами, называли Голицына не иначе как Лев — с уважением и трепетом в голосе. Потому что Борис Игнатьевич работал начальником службы безопасности самого знаменитого человека страны и убивал людей.
Водитель заглушил мотор черного «Мерседеса», вышел из машины, поспешно оббежал ее и распахнул дверцу босса.
— Спасибо, Александр.
Как и всегда Голицын не торопился. Элегантно вышел из машины, одернул смокинг, осмотрелся и едва заметно поморщился.
— Терпеть не могу это место.
Место для аристократа действительно было неподходящим: приземистое, всего в три этажа, грязно- зеленое здание, высокий, метров в десять, глухой бетонный забор, мусорные баки по обеим сторонам входа и крашеная птичьим пометом статуя Командора.
Едва успела хлопнуть дверца «Мерседеса», двери здания раскрылись, и на улицу вниз по ступеням буквально скатился невысокий толстячок в клетчатом костюме.
— Рад приветствовать, счастлив видеть, — затараторил он. — Как добрались? Все ли в порядке?
Голицын поднял трость с золотым львом, призывая к тишине:
— Ближе к делу, Карл.
— Пополнение небольшое, всего пять человек, и то, пятый пришел всего четыре дня назад, но могу гарантировать: среди них есть то, что вам нужно.
— Друг мой, мне нужен человек, встречающийся один на миллион, поэтому давай без гарантий.
Мужчины прошли к дверям, которые при приближении посетителей плавно раскрылись, обнажив просторный холл, выдержанный в тех же серо-зеленых тонах.
Голицын снова едва заметно поморщился. Он бывал здесь, по меньшей мере, двадцать раз, но до сих пор не привык к аромату: крепкому, сдобренному щедрой порцией лимонного чистящего средства для пола, запаху пота.
— Когда кондиционеры отремонтируешь?
Толстяк пожал плечами и развел руками:
— Полгода уже на мастеров матерюсь, не помогает.
— Руки им, что ли, не тем концом пришили?
— Да нет, они, вроде, не импланты.
Борис Игнатьевич снова поморщился, на сей раз не от запаха, а от глупости собеседника. Хотя собеседник был вовсе не дурак. Точнее, у него не дура была губа: как и все на этой планете, Карл любил деньги, и, что самое важное, умел их зарабатывать. Директор «Школы подготовки охраны» имел уникальное чутье, которое подсказывало ему, кого стоит тренировать, а кому проще указать на дверь.
Мужчины прошли к лифту.
— Никак не пойму, почему ты не берешь с них плату за обучение? Твоя Школа — единственное место, куда в поисках охранников или просто бравых ребят заходят люди от армии или службы безопасности Президента, а это дорогого стоит. А если кого-то из имплантов не возьмут, человек все равно получит огромную пользу от пребывания в Школе: научится пользоваться новыми возможностями своего организма так, как сам никогда бы не научился.
Дверцы бесшумно открылись, и Карл пропустил гостя вперед.
— Вы преувеличиваете мою роль, — скромно потупился толстяк и нажал самую нижнюю кнопку. — Я не нянька и не благотворительная организация, я — делец. И делец удачливый.
Голицын согласно кивнул. Дверцы лифта закрылись, и он начал плавно опускаться под землю.
— Вы, Борис Игнатьевич, и сами знаете, кто идет в охрану: люди небогатые, которым чудом удалось скопить деньги на стандартный набор. Охрана нынче в цене, вот и пытаются парни таким образом заработать. Сначала вложить в собственное тело, благо, имплантаты останутся с ними навсегда, а потом получать с этого дивиденды. Вы, наверное, в курсе, какова зарплата рядового охранника в службе Президента?
— Да, чуть меньше того, что плачу я.
Карл смешался, но продолжил:
— Вот и стучатся в двери Школы практически нищие импланты. Что ж мне их, на улицу выгонять? А кто учиться будет? Десяток богатых маменькиных сынков, которым и работа-то не нужна? Затраты свои я всегда окупаю, клиенты за моих «терминаторов» хорошо платят, да и ученики еще год половину заработка отдают. Так что не в накладе.
Лифт остановился. Карл пропустил гостя, и Голицын, стараясь не наступить в лужи бензина и смазки, прошел вперед.
Они находились под испытательным полигоном в огромном, словно авиационный ангар, пустом помещении, о предназначении которого можно только догадываться. Мужчины направлялись к подъемнику, который доставит их на специальную смотровую площадку, которая возвышалась над полигоном на десять метров.
Голицын привык к тому, что механизм подъемника периодически заедает, и к тому, что обычно ему приходится спускаться со смотровой площадки по лестнице под поток извинений Карла и клятвенные обещания «починить все к следующему разу». Борис Игнатьевич никогда не жаловался, он привык к разочарованиям. Судьба не баловала аристократа улыбками, и ему приходилось приставлять к ее горлу нож, чтобы добиться желаемого. Увы, в последнее время на угрозы Судьба не реагировала. Нужного человека Голицын искал уже полгода.
Они подошли к подъемнику, и кабина стала медленно подниматься наверх.
— Опять скрипит, — Борис Игнатьевич произнес это спокойно, просто констатируя факт.
— Чинили, ремонтировали, лично проверял, — покраснел Карл. — Вам не придется спускаться по лестнице.
— Надеюсь, друг мой, сегодня Судьба мне все же улыбнется.
Директор Школы мелко закивал, но Голицын был уверен, что толстяк снова его не понял.
— Не сомневайтесь. У вас будет удачный день.
