точными движениями, будто наносила сахарную глазурь на торт, стала накладывать на голени Мэнди горячий воск.
Через некоторое время с помощью толстой оберточной бумаги она принялась его удалять. На боль Мэнди не обращала внимания — она к ней привыкла. «Это не поможет тебе поймать мужиков, — морщась от боли, думала она, когда косметичка отрывала полосу воска от внутренней части ее бедра. — Но, может быть, у них все-таки больше здравого смысла?»
Девушка уже удаляла волосы вдоль линии бикини, хотя Мэнди давно не осмеливалась его надевать, когда в холле послышался громкий голос Сюзи. Как же она непринужденно себя ведет, позавидовала Мэнди и улыбнулась.
— Привет, Мэнд! Мне сказали, что ты здесь. — Сюзи в мгновение ока появилась в кабинке.
Юная косметичка посмотрела на нее и улыбнулась.
— Готово! Теперь, — пожалуйста, в кабинку номер шесть для обработки лица, — кивнула она Мэнди и мимо Сюзи вышла в коридор.
Мэнди повернулась на спину и поправила платье.
— О Господи, ты выглядишь как дерьмо! — воскликнула Сюзи, опуская занавеску.
— Спасибо, я тоже тебя люблю!
— Извини, но ты действительно выглядишь не очень, — хмыкнула подруга. Но ведь это была замечательная ночь, правда? Один черный чудак чего стоит!
И, вспомнив вчерашние проделки, обе расхохотались.
— С каких это пор ты носишь чулки? — взглянув на ноги Мэнди, спросила Сюзи.
— Так, надеваю время от времени ради разнообразия.
А вообще-то терпеть не могу возиться с резинками.
— Кстати, о резинках — как тебе нравится вот это? — Сюзи сунула руку в стоявшую у ее ног сумку и вытащила оттуда белый кружевной пояс, с которого свешивались четыре резинки для чулок. — Я купила к нему шикарные чулки. «Кристиан Диор»! Это стоило мне целого состояния! — воскликнула она, демонстрируя покупку Мэнди.
— Ну, при таком хозяйстве он от тебя никуда не денется!
— Во всяком случае, долго оно на мне не останется. — Сюзи ткнула Мэнди под ребра, и обе захихикали, словно девчонки.
— Пожалуй, нам пора заняться своими лицами. Если не рассиживаться, то мы успеем еще заскочить выпить в «Краун». Да, надо еще забрать цветы. Мама и тетя Бэбс вечером будут делать бутоньерки. Голова идет кругом — столько всего нужно!
— Что-нибудь обязательно получится не так. Это уж как водится.
— Ну спасибо, утешила! Звучит так ободряюще! Пойдем наклеим тебе пластырь на лицо. Тогда ты хоть немного помолчишь.
Подруги сидели рядышком в глубоких креслах, тишина и полумрак действовали на них расслабляюще. Маленькие круглые пластыри защищали нежную кожу вокруг глаз от бьющего в лицо горячего пара.
Лица покрывала испарина. По шее Мэнди ручейком стекал пот.
— Чтоб мне провалиться! Сколько нам еще здесь париться? — проговорила она, борясь с потоком горячего воздуха, бьющего прямо в рот.
— Думаю, минут пять, не больше. Потом они вернутся и станут выдавливать нам прыщи с угрями.
— Прелестно!
— Не могу поверить, что тебе раньше этого не делали.
— Ну, если после такой обработки я не буду выглядеть как Мишель Пфайфер, то вряд ли приду сюда снова.
— Ты ведь потратила всего пятнадцать фунтов. А чудеса стоят не меньше тридцати!
— Ой, не смеши! — тщетно стараясь удержаться от смеха, фыркнула Мэнди. — У меня сползают наклейки возле глаз.
Придерживая обеими руками пластыри, Сюзи расхохоталась.
— Между прочим, помнишь ту толстую пташку возле стриптизера? Похоже, она никогда не ограничивала себя в еде.
— Бедная корова! Мне ее даже немного жалко. Наверное, она решила, что понравилась ему.
— Понравилась? Да ты шутишь! Кто ж на такую польстится?
Не в силах удержаться от смеха, Мэнди тоже схватилась за пластыри.
— Ой, не надо! Тем не менее, — добавила она серьезно, — наверное, у нее это было самое сильное впечатление за весь год.
— Ну, самое большое — это уж точно!
Они вновь расхохотались, наклейки у Мэнди сползли на щеки.
— Черт бы их побрал! — Она досадливо поморщилась, водружая их на место.
— Ты тогда забрала машину? — Сюзи вытерла пот с верхней губы и наманикюренным пальцем почесала нос.
— Ага. Я чуть не умерла, но Питу нужна была машина, потому что фургон в ремонте, а он сегодня работает в Южном Лондоне. Если бы я попросила его самого забрать машину, поднялся бы страшный шум, а мне не хотелось нарываться на скандал.
— Он придет на свадьбу?
— Сказал, что придет. Лучше бы не Приходил.
— Не волнуйся. Посадишь его рядом с Барри, и пусть они до смерти надоедят друг другу.
— О Боже, Сюзи! Ты что, пригласила и его братца?
— Только на вечер. Я не могла его не пригласить.
— Почему?
— Ну, он бывший…
— Так ты что, пригласила всю округу?
— Ха-ха! Очень смешно! В общем, неделю назад я случайно встретила его, и он еще тогда напросился.
— Надо же! — рассвирепела Мэнди. — Каков наглец!
— Ну… как бы то ни было, он составит компанию Питу. — Сюзи почесала вспотевшую шею. — Мальчики придут?
— Я им сказала, но, наверное, не придут. Да они бы только жаловались, что музыка старая.
— Благослови их Боже! — Сюзи всегда питала слабость к детям Мэнди, особенно к младшему. Люку. Когда Мэнди предложила ей стать его крестной, Сюзи даже всплакнула. Конечно, подруги прохаживались насчет того, как Сюзи будет учить Люка морали, но она только отшучивалась. Никому, кроме Мэнди, она не призналась, как ее тронуло это предложение.
— А кстати, как будет с музыкой? Это что, дискотека?
Сюзи фыркнула.
— Ну, я постаралась угодить всем. Ясно, что старик захочет попеть, поэтому в холле поставили пианино и предупредили дядю Билла, что ему придется играть. Кроме того, я заказала дискотеку, так что потом мы всласть попрыгаем. Ди-джея попросили, чтобы он принес побольше старой музыки.
— Вот здорово! Я уже сто лет не танцевала!
Танцы входили в число тех утрат, которые приходят с возрастом и о которых Мэнди сожалела. В молодости они с подругами появлялись на танцплощадке несколько раз в неделю, растворялись в музыкальных ритмах долгие часы.
Знакомства с мальчиками были своего рода побочным эффектом такого времяпрепровождения; причем их ничто не огорчало — познакомились и, если парень не слишком страшен, — прекрасно, не познакомились — тоже хорошо, удалось потанцевать!
— Хорошо бы отец не хватил лишку. Ты ведь знаешь, какой он.
Мэнди засмеялась, вспомнив, как на свадьбе Линдсей отец Сюзи с таким энтузиазмом подпевал своему любимому Фрэнку Синатре, что свалился с эстрады прямо на восхищенно наблюдавших за ним двух пожилых леди.