подобных ему сочинителей для меня то же, что музыка вообще для людей с поврежденным слухом, т. е. шум довольно неприятный» (Одоевский В. Ф. Музыкально-литературное наследие, с. 243. — См. также высказывания Одоевского о Верди в других статьях: с. 226, 518 и др.).
Русские ночи, или О необходимости новой науки и нового искусства*
Трактат «Русские ночи, или о необходимости новой науки и нового искусства» (первоначально: «Русские ночи, или опыт о необходимости и возможности новой науки и нового искусства») публикуется впервые по рукописи, хранящейся в архиве писателя в ГПБ (заглавие и введение — оп. 1, № 24, л. 198–212; I — оп. 1, № 24, л. 213, № 89, л. 362–367). Вслед за заглавием более поздняя приписка Одоевского: «Фауст — наука, Виктор — искусство, Вячеслав — любовь, Владимир — вера, Я — русский скептицизм».
Относящийся к середине 30-х годов этот незавершенный трактат — одно из многих философских начинаний Одоевского, подготовивших его книгу «Русские ночи». К сожалению, дошедшие до нас материалы не дают возможности с достаточной полнотой реконструировать замысел писателя, вобравший в себя широкий круг его естественно-научных, социально-этических и философских представлений.
«О необходимости и возможности новой науки и нового искусства.
Явление наиболее поражающее в области науки — встречаются два рода людей: одни погружены в общие начала наук, другие — в частные явления. Первые теряются в отвлеченности, вторые — в частностях. В новейшие времена была сделана попытка соединить то и другое. По направлению, принятому науками, это сделалось невозможным — полиграфия есть мечта. Предметы познаний делятся и делятся непрестанным образом, составляя особые науки: философические, математические, химию, физику, медицину, технологию. Но нет ни одного предмета, который был бы чисто филос<офическим>, математическим, либо химич<еским> и проч., — пример лошади во всем сим органичен, — но в каждом все соединяется. Некоторые искусственным образом выдергивают признаки из различных предметов и соединяют их вместе и это называют наукой.
От сего направления, принятого науками, произойдет то, что скоро будет наука об окислах, а наконец — об Иванах. Вся жизнь человека посвятится на это. Должна быть система науки
До чего дошли мы? Что человек должен знать только несколько предметов; но это ошибка, подобная прежней, если не предположим, что круг жизни каждого человека должен ограничиваться известным кругом предметов. В самом деле, что есть знание? Воззрение на предметы. Что есть система? Ряд воззрений на предметы. Что есть наука? Ряд воззрений, приведенных в некоторый порядок или систему.
Теперь спрашиваем, почему сей порядок должен основываться на самих предметах, а не на способе воззрения каждого человека? Следственно, столько наук, сколько вещей — и это действительно так делается, хотя с первого взгляда кажется невозможным. Только с тою разницею, что теперь каждый человек составляет себе науку с различными <1 нрзб.>.
По всему сему должно сообразовать науки с иерархией общества и с иерархией природы»
(ГПБ, оп. 1, № 27, л. 49 об. — 50 об.).
Наука инстинкта. Ответ Рожалину*
До нас дошли разрозненные черновые записи Одоевского. Некоторые из них писатель использовал в пору создания «Русских ночей»; такие заметки, как правило, в данную публикацию не включены наряду с малозначительными или неразборчивыми. Работа Одоевского над «Наукой инстинкта» относится к 1843 г., однако посвящение этого начинания Николаю Матвеевичу Рожалину (1805–1834), переводчику, знатоку немецкой литературы и философии, любомудру, свидетельствует о тесной связи замысла с дискуссиями 20-х годов. Фрагменты публикуются по рукописи (ГПБ, оп. 1, № 53, л. 1–2, 4–6, 11, 14, 17–18, 85, 43, 16, 27, 30, 31, 38, 7, 28, 25, 33).