ликовании он швырял зажигательные бомбы и ощущал потом липкий ужас, когда казалось, что машина никогда не въедет на насыпь. Настоящие чувства и ощущения были извлечены из его высохшей душонки руководителя среднего звена, словно предметы зловещего религиозного культа из археологического раскопа. Теперь он знал, что значит быть живым.
Конечно, были и неприятные моменты. Ну, например, когда он потерял над собой контроль и накричал на Мэри в «Хэнди-Энди». Или гложущее одиночество первых двух недель. Ведь он остался один впервые за двадцать лет своей жизни, в обществе своего собственного сердца, издававшего ужасный, смертоносный стук. А если вспомнить, как его ударили – и кто? Винни Мэйсон, сопляк, плюгавый мальчишка! Или кошмарное похмелье на следующее утро после поджога – это было самым неприятным опытом.
Но даже этот неприятный опыт, каким бы отвратительным он ни казался, тоже был новым и по-своему волнующим, как и мысль о том, что ты сошел или сходишь с ума. Последние два месяца он исследовал свои внутренние владения, куда еще не ступала нога человека. Он внимательно изучал самого себя, и пусть зачастую его открытия были банальными, порой они оказывались и ужасными, и прекрасными.
Его мысли обратились к Оливии, к тому моменту, когда он видел ее в последний раз. Она стояла на автостраде, гордо выставив свою табличку навстречу холодному безразличию мира. Он подумал о плакате в банке. КАТИСЬ ПОДАЛЬШЕ. Почему бы и нет? Ничто уже не держит его здесь, кроме грязного наваждения. Ни жена, ни призрак ребенка, ни работа, ни дом, который будет стерт с лица земли через полторы недели. У него были наличные деньги и машина. Так почему же не сесть за руль и не уехать прочь?
Дикое возбуждение охватило его. Он представил себе, как он садится в «ЛТД» и едет в Лас-Вегас с тридцатью четырьмя тысячами в кармане. Находит Оливию. Говорит ей:
Давай укатим отсюда подальше!
Они едут в Калифорнию, продают машину, покупают билеты в Юго-восточную Азию. Они прибывают в Гонконг. Из Гонконга едут в Сайгон, в Бомбей, в Афины, в Париж, в Лондон, в Нью-Йорк. А потом… Сюда?
Мир круглый, вот в чем дело. Он совсем как Оливия, глупенькая Оливия, которая решила уехать в Неваду, чтобы отмыться от старого дерьма. А потом она нажралась наркотиков, и ее трахнули. Как раз в самом начале новой жизни, потому что новая жизнь – это и есть старая жизнь, а новый путь похож на старый путь. Собственно говоря, это и есть старый путь, по которому ты кружишь и кружишь, пока колея не становится слишком глубокой и не наступает время закрыть гаражную дверь, включить зажигание и ждать… Ждать… Наступила ночь, а мысли его продолжали двигаться по кругу, словно котенок, пытающийся поймать свой собственный хвост. В конце концов, он заснул на диване. Ему снился Чарли.
11 января, 1974
Мальоре позвонил ему в четверть второго.
– Ладно, – сказал он. – Мы с тобой заключим сделку. Тебе это обойдется в девять тысяч долларов. Не думаю, что это заставит тебя передумать.
– Наличными?
– О чем ты спрашиваешь? Неужели ты думаешь, что я приму твой личный чек?
– Да-да. Извините.
– Будь завтра в кегельбане «Ревел Лейнс» в десять часов вечера. Знаешь, где это?
– Да, на седьмом шоссе.
– Точно. У шестнадцатого коридора будут стоять двое парней в зеленых рубашках с надписью «Марлин Авеню», вышитой золотыми нитками. Ты подойдешь к ним. Один из них объяснит тебе все, что нужно. В это время ты будешь играть в боулинг. Запустишь два или три шара, а потом выйдешь из кегельбана и поедешь в таверну «Таун Лайн». Знаешь, где это?
– Нет.
– Просто поедешь на запад по седьмому шоссе. Это примерно в двух милях от кегельбана, на той же стороне. Поставишь машину на заднем дворе. Рядом с тобой остановятся мои друзья. Они подъедут на додже «Кастом Кэб». Синий грузовик. Они перенесут из грузовика в твой микроавтобус деревянный ящик. Ты передашь им конверт. Знаешь, я, наверное, сошел с ума. Вполне возможно, что я окажусь за решеткой. Во всяком случае, тогда у меня будет время поразмыслить, какого хрена я это делаю.
– Я хочу поговорить с вами на следующей неделе. Встретиться.
– Нет, ни в коем случае. Я тебе не отец-исповедник. Я больше не хочу тебя видеть. Я больше не хочу с тобой разговаривать. Честно говоря, Доуз, я даже не хочу читать о тебе в газетах.
– Речь идет о небольшом капиталовложении. Мальоре задумался.
– Нет, – сказал он наконец.
– В этом нет ровным счетом ничего противозаконного. Я просто хочу… Создать небольшой трастовый фонд для одного человека.
– Для жены?
– Нет.
– Заезжай во вторник, – сказал Мальоре после паузы. – Может быть, я с тобой встречусь. Хотя надеюсь, что благоразумие возьмет верх.
Он повесил трубку.
Сидя в гостиной, он думал об Оливии. Он думал о КАТИСЬ ОТСЮДА. Он думал о Чарли, лица которого уже не мог вспомнить, разве что в виде фотографии. Как такое могло случиться? Кто-нибудь может ответить?
Ощутив внезапную решимость, он поднялся, подошел к телефону и отыскал в справочнике графу «Туристические агентства». Он набрал номер. Однако, когда дружелюбный женский голос на другом конце линии сказал:
«Туристическое агентство „Арнольд“ слушает. Чем я могу вам помочь?» – он повесил трубку и быстро отошел от телефона, нервно потирая руки.
12 января, 1974
Кегельбан «Ревел Лейнс» оказался длинным, освещенным люминесцентными лампами ангаром, который оглашался музыкой из встроенных колонок, спорившей с музыкальным автоматом, криками, разговорами, дробными колокольчиками игровых автоматов и угрожающим грохотанием катящихся черных больших шаров. Он подошел к стойке, взял напрокат пару красно-белых туфель для боулинга (служащий демонстративно спрыснул их ножным аэрозолем) и пошел к шестнадцатому коридору. Там он увидел двух человек, один из которых оказался тем самым механиком, который менял глушитель в день его первого приезда к Мальоре. Механик собирался подавать. У столика со счетными фишками сидел один из мастеров, которые искали жучки в его доме. Он пил пиво из бумажного стаканчика. Оба они встретили его внимательными взглядами.
– Я Барт, – сказал он.
– Я – Рэй, – сказал человек за столиком. – А этот парень… – Механик замахнулся, готовясь пустить шар по коридору. -…его зовут Алан.
Боулинговый шар вырвался из руки Алана и загрохотал по коридору. Кегли брызнули во все стороны.
– Привет, Барт, – сказал Алан.
– Привет.
Они пожали друг другу руки.
– Хорошо, что ты пришел, – сказал Алан. – Послушай, Рэй, давай начнем новую партию. И Барт с нами поиграет. Все равно в предыдущей ты уже вытер об меня задницу.
– Давай.
– Ну, вот и отлично, Барт. Не стесняйся. Тебе начинать, – сказал Алан.
Он не играл в боулинг уже лет пять. Выбрав двенадцатифунтовый шар, он направил его прямиком в левый желоб. Он смотрел ему вслед, чувствуя себя, как последний осел. Во второй раз он прицелился тщательнее, но в последний момент шар немного изменил траекторию и сбил всего лишь три кегли. Рэй сбил все. Алан – девять.
После пяти заходов счет был таким: Рэй – 89, Алан – 76, Барт – 40. Несмотря на неудачи, ему нравилась игра. Ему нравилось ощущать пот, выступивший на спине, и непривычное напряжение тех мускулов, которые в повседневной жизни, как правило, оставались без работы.
