Джаг не мог с этим не согласиться.
— А ведь может настать такой момент, что тебе будет необходимо мне доверять.
— Надеюсь, что нет, — отозвался двеллер.
— Однако подобная возможность тем не менее существует.
— Ну, в таком случае нам придется соблюдать особую осторожность.
Воцарилось напряженное молчание, которое нарушал только скрип палубных досок и шум бьющихся о корпус корабля волн. Сверху слышно было, как перекрикиваются матросы.
— Это все? — спросил наконец Джаг.
— Нет. У меня был к тебе еще один вопрос. Ты прочел дневник, который Рейшо нашел в кармане мертвеца, попавшего в ловушку?
— Да.
— И кто он был такой?
Двеллер коротко рассказал все, что сумел узнать об этом человеке. При жизни Лиггон Фарес любил наживу и был полон осознания собственного величия. В его дневнике были описаны события его путешествия из Торвассира; особое внимание уделялось подсчету оскорблений, которые он вынужден был сносить от кучеров, служанок и хозяев таверн. Он собирался, когда достигнет достойного положения, с ними всеми рассчитаться и даже составил в конце дневника список своих будущих жертв.
— И он знал о первой части Книги Времени, — сообщил наконец Джаг.
— Откуда он получил эти сведения?
— Насколько я понял, из тех же источников, что и Великий магистр. Он пишет об этом без особых подробностей, но я удостоверился, что почти все они совпадают. Но некоторые упомянутые им труды Великому магистру знакомы явно не были.
— Из чего можно сделать вывод, что у этого Лиггона Фареса имелся доступ к книгам, которых не было в распоряжении Вика, — сказал Краф.
Двеллер кивнул.
— Я тоже об этом подумал. Всех книг в Библиотеке, как ни хороша моя память и как Великий магистр ни помог мне ее натренировать, я запомнить не в силах.
— Но Вик-то их, наверное, помнит все?
— Думаю, да.
— В таком случае этот человек…
— Либо знал о той другой библиотеке, которую вы упоминали, либо действовал в ее интересах.
Волшебник задумчиво почесал подбородок.
— Альдхрана Кемпуса он не упоминал?
— Нет.
— Тогда, — сказал Краф, — можно сделать вывод, что кроме нас Книгу Времени разыскивает не только Альдхран Кемпус, но и люди из неизвестной нам библиотеки.
— Не только они, — заметил Джаг.
Волшебник недоуменно взглянул на него, но потом понимающе приподнял брови.
— Ах да, этот твой богомол.
— Вот именно. — Двеллер поерзал на стуле. — Вы не думаете, что богомол может быть Привратником?
— Привратник был человеком.
— Это вам он казался человеком. Богомол мне сказал, что люди видят его в таком образе, в каком ожидают увидеть.
— И Привратник был далеко не столь приятным собеседником, каким, по твоим словам, являлся богомол.
— Я вовсе не утверждал, что это существо было приятным собеседником.
— Послушать, как ты о нем говорил, так именно такое впечатление складывается.
В тоне Крафа явно чувствовалась обида и даже определенная ревность. Это было смешно и одновременно грустно — а еще вызывало к старику жалость. Джаг не мог не испытать к нему сочувствия.
— Я не знаю, чего хочет богомол, — заметил он. — Кроме Книги Времени, конечно.
— Чтобы сохранить Междумирье.
— И этот мир.
— Ты в подобное веришь?
Двеллер задумался.
— Я считаю, в первую очередь он стремится сохранить свой собственный мир.
— А как думаешь, это он и его отсутствующий приятель сотворили все расы, населяющие этот мир?
— Не знаю, — честно признался Джаг.
— Хорошо.
Вид у волшебника был довольный.
— Почему хорошо?
— Потому что я тоже не знаю, хотя, скорее, сомневаюсь. А может, мне просто хочется в этом сомневаться. По-моему, легкий скептицизм в данной ситуации весьма полезен.
— Кроме тех случаев, когда он мешает нашим с вами деловым взаимоотношениям.
— Верно, — признал Краф, нахмурившись, и тряхнул головой. — Но все равно меня радует твой скептицизм, подмастерье. Вот если бы на твоем месте был Вик, тогда бы я по этому поводу переживал.
— Почему?
— Потому что Вику свойствен оптимизм по отношению к окружающему миру. Приняв участие в стольких переделках и столкнувшись с таким количеством зла, он все равно готов верить в то, что все хорошо закончится.
— Может, Великий магистр и прав.
— Я предпочитаю подождать и посмотреть.
Волшебник помедлил, потом спросил:
— Могу я еще раз взглянуть на камни?
Джаг после секундного колебания снял с шеи кожаный мешочек и высыпал синие камни. Его он всегда держал при себе — не хотел, чтобы какой-нибудь нечистый на руку матрос потом рассказывал, что у двеллера имеется волшебный мешочек, который невозможно украсть.
Краф поднес руку так близко к камням, что в воздух посыпались искры.
— Я просто хотел убедиться, что ничего не изменилось. Мы по-прежнему как масло и вода. — Он с явной неохотой убрал руку. — А с богомолом ты больше не разговаривал?
— Нет.
— И камни эти для этого не пытался использовать?
— Как?
— Просто взять их и позвать богомола.
Джаг удивился.
— Об этом я не подумал.
— Конечно, из этого может ничего и не получиться.
Двеллер положил один из камней на ладонь и сжал кулак. На ощупь камень был прохладным, с четкими гладкими гранями. Джаг закрыл глаза и подумал о богомоле, мысленно призывая его.
— Ничего не происходит, — сказал он через некоторое время со вздохом. — Вот если бы здесь был Великий магистр…
Тут перед глазами у двеллера потемнело.
Среди поглотившей его темной пелены Джаг не мог разглядеть даже поднесенную к лицу собственную руку. Сделав глубокий вздох, двеллер попытался расслабиться, чтобы в следующий миг открыть глаза снова на борту «Барыша». Однако действия эти успеха не возымели. Он позвал Крафа, но ответа не было.
Внезапно во тьме загорелся красновато-оранжевый свет.
