посинев лицом от натуги, волосы у него стояли дыбом. Каждый крик — словно поминальный набат. Не об утраченных любимых горевал он. Крики его — это зов человека, теряющего разум. Все страшные картины недавнего былого вдруг разом окружили: вот на лазаретном ковре умирает Виктор Паскоу; возвращается домой Чер, а на усах у него — клочья зеленого мусорного мешка; бейсбольная шапка Гейджа, полная крови, валяется на дороге; но страшнее всего — видение на Божкиной топи: огромное чудище, валящее деревья, чудище с горящими глазами, Вендиго, злой дух северных стран, нежить, чье прикосновение пробуждает людоедские инстинкты.
Нет, Рейчел не просто убита.
Кто-то мучил ее и после смерти!
(Тррр-ах!)
Так происходит короткое замыкание или молния сражает наповал. Таким ударом или электрическим разрядом прислышался Луису скрип двери.
Он вскинул голову, готовый закричать: перед ним стоял Гейдж, губы у него были в крови, капельки стекали с подбородка. Он скалил зубы, сжимая в руке Луисов скальпель.
От первого удара Луис инстинктивно увернулся. Скальпель чуть не задел лицо, а Гейдж, вложив всю силу в удар, едва устоял. ТАКОЙ ЖЕ НЕУКЛЮЖИЙ, КАК И ЧЕР, пронеслось в голове у Луиса. Он подставил ногу, и Гейдж свалился на пол. Подняться он не успел. Луис оседлал его, коленом прижав к полу руку со скальпелем.
— Нет, не возьмешь, — заверещал оборотень. Лицо исказилось, его дергали судороги. В бессмысленных глазах запечатлелась лишь злоба. — НЕТ! ВРЕШЬ! НЕ ВОЗЬМЕШЬ!
Луису удалось вытащить из кармана шприц. Времени терять нельзя. Существо на полу ерзало, извивалось, билось рыбой, скользкое и верткое… Оно ни за что не расстанется со скальпелем, как ни выкручивай, ни ломай руку. Всякий раз, когда Луис заглядывал ему в лицо, он, казалось, видел разное: то мертвые глаза Джада, то изуродованный череп Виктора Паскоу, его шарящий по комнате взгляд; то, словно в зеркале, он видел себя, бледного, обезумевшего; то на него таращилась низколобая ужасная морда лесного страшилища: мертвые желтые глаза, вывалившийся длинный и острый раздвоенный язык. Чудище скалилось и шипело…
— Нет! Ни за что! Не выйдет! — Оборотень бился и извивался под Луисом. Он выронил шприц, и тот укатился в конец коридора. Луис поспешно достал второй и, не мешкая, всадил его в ногу Гейджа.
Оборотень заорал, еще пуще забился на полу, едва не сбросил Луиса. Он выхватил и третий шприц и воткнул иглу Гейджу в плечо. Потом встал и медленно пошел по коридору. Гейдж тоже поднялся и, шатаясь, двинулся за отцом. Шаг, другой, третий — и скальпель вывалился из руки, вонзился в пол и задрожал. Еще десяток шагов — и погасли желтые злобные глаза. Гейдж упал на колени.
На мгновение перед Луисом предстал его сынишка, неподдельный, как есть. Смотрел он жалобно и с мукой.
— Папуля! — воскликнул он и упал лицом вниз.
Луис постоял над телом, ожидая подвоха. Но нет, поверженный не вскакивает, нацелив на Луиса когтистые лапы. Луис нащупал на шее пульс, и не отнимал руку, пока не прекратилось биение. Все. Смолкло сердце. Больше ждать нечего. Нечего.
Луис встал, отошел в конец коридора. Сел, сжавшись в комок. Хотелось сделаться маленьким-маленьким. И вроде бы удалось. Но для этого пришлось сунуть в рот большой палец.
Часа два он просидел не двигаясь. Но вот в помраченном разуме забрезжила мысль, такая очевидная, простая и… страшная. Громко чмокнув, вытащил изо рта палец. Луис поднялся. РАЗ-ДВА, ГОРЕ — НЕ БЕДА!
Взяв простыню в комнате, где скрывался Гейдж, он завернул тело жены, осторожно и нежно. Он что-то напевал, но не замечал этого.
В гараже у Джада он нашел бензин. Целую канистру. Она стояла рядом с косилкой. Хватит и еще останется. Начал Луис с кухни, где под «праздничной» скатертью покоился Джад. Потом он перешел в гостиную, плеснул янтарно-желтого бензина на ковер, диван, журнальную полку, стулья; потом через коридор в спальню. Стойкий запах бензина разнесся по всему дому.
Спички лежали на стуле, где Джад держал свои бесценные часы-луковицу и пачку сигарет. Уже стоя на крыльце, Луис чиркнул спичкой и, не глядя, бросил через плечо. Пламя занялось мгновенно, с жадностью набросившись на дом. Луису даже стало припекать затылок. Он закрыл входную дверь, постоял немного на крыльце, глядя, как за занавесками — рукоделием Нормы — пляшет пламя. Потом прошелся по веранде: сколько вечеров скоротал он здесь с Джадом за бутылкой пива. С тех пор минула целая вечность. А пламя за стеной рокотало, набирало силу.
Луис спустился с крыльца.
62
Стив Мастертон вывернул из-за поворота рядом с домом Луиса и сразу же увидел дым, нет, не в доме приятеля, а напротив, где жил один старый чудак.
Стив решил проведать Луиса. Что-то с ним неладно. Чарлтон рассказала о звонке Рейчел накануне. И Стив ума не мог приложить, куда девался Луис и что он замышляет.
Конечно, беспокойство его основывалось лишь на предчувствии. Вот и решил, дабы успокоить совесть, съездить и разведать, что да как, все ли в порядке, если вообще уместно говорить о «порядке», когда у человека погиб сын.
Кудесница-весна, как по мановению волшебной палочки, исцелила даже завсегдатаев лазарета. И Шурендра со спокойной совестью отпустил Стива: если кто вдруг и заболеет, он справится в одиночку. Стив чуть не бегом бросился к мотоциклу, вызволенному из гаража после зимнего затвора лишь на прошлой неделе, и помчался в Ладлоу. Спешка его отчасти была оправданной: тревога не давала покоя. Более того, ему почему-то казалось, что его помощь запоздает. Глупо, конечно, сравнивать, но чувствовал он какую-то безысходность, как и прошлой осенью, когда случился на их голову Паскоу. Оторопь и безысходность. Стив вовсе не считал себя верующим (напротив, в колледже он даже целый год ходил в атеистический кружок и бросил лишь по совету — конечно, сугубо личному, неофициальному — курсового наставника. Тот намекнул, что это может помешать Стиву получить потом стипендию), но полагал, что, исходя из теории биоритмов, подвержен предчувствиям, как и любой смертный. Безусловно, смерть Паскоу задала мрачный тон всему последующему году. Удачным его не назовешь. Двое родственников Шурендры угодили за решетку в Индии по какому-то политическому делу. Шурендра даже сказал, что, похоже, одного — любимого дядюшки — уже в живых нет. Шурендра не сдержал слез, что особенно напугало Стива: индус всегда отличался кротостью и смирением. Матери Чарлтон удалили почти всю грудь. И старшая медсестра не очень-то верила, что мать долго протянет. А самому Стиву после смерти Паскоу довелось хоронить четверых: сестру жены (погибла в автомобильной катастрофе), двоюродного брата (глупая смерть из-за спора по пьянке. Брат решил доказать, что без труда залезет на столб электропередачи, его убило током), деда и Луисова сынишку.
Луис был очень симпатичен Стиву. И, конечно, хотелось удостовериться, что у него все в порядке. Бедняга и так хлебнул горя.
Увидев клубы дыма, Стив подумал, что косвенно и к этой беде приложил руку Виктор Паскоу. С его смертью словно рухнула стена, защищавшая простых людей от невзгод. Глупо, конечно, так думать. Вон же дом Луиса, стоит как ни в чем не бывало. Белый, тихий, типичный для Новой Англии домик, красивый в лучах утреннего солнца.
К дому старика уже сбегался народ. Стив поставил мотоцикл около гаража Луиса и увидел, что в горящем доме напротив кто-то взбежал на веранду, бросился к двери, но тут же отступил. И вовремя:
